Опасная любовь

Аристарх схватил пистолет, принялся судорожно вытирать его грязными перчатками.

— Степан Петрович! — услышал он громкий голос за окном. — Это я, Евгений Алексеевич. У вас все в порядке? А то тут позвонили, говорят, пойди, посмотри. А чего тут смотреть… Степан Петрович!

Невидимый Евгений Алексеевич вошел на веранду. Аристарх сунул пистолет в карман. Оглянулся на дверь — нет, уходить, как пришел, уже не получится. Истошно завопил внизу Евгений Алексеевич, обнаружив труп Миши, и, громко топая, бросился вверх по лестнице. Аристарх рванулся к окну, распахнул его и прыгнул вниз. Приземлился на обе ноги, побежал к забору, отделяющему дачу от леса.

— Стой! — истошно вопил Евгений Алексеевич, высовываясь из открытого окна. — Караул! Караул!! Держите убийцу! Убили Степана Петровича! Убили!

Подгоняемый этими криками, Аристарх перемахнул через забор и бросился бежать в сторону дороги, по которой ходили рейсовые автобусы и вообще какие-то машины. За спиной грозно лаяли собаки, слышались громкие голоса. Ветки деревьев больно хлестали по лицу, но Аристарх бежал, как никогда в жизни не бегал. Уже не хватало воздуха, уже стал задыхаться, но не сбавлял скорости. Казалось, все жители дачного поселка, какие там были в этот вечер, ринулись за ним в погоню. Казалось, свора огромных псов несется по пятам, вот-вот догонит.

Он выскочил на шоссе — лес кончился, если стоять — далеко видно одинокую фигуру. И — ни одной машины. Да и опасно голосовать, вряд ли какой водитель захочет подвезти грязного старика, а запомнит — наверняка…

Аристарх бросился на землю между двумя березками. Похоже, за ним следом никто не гнался. Пока. Что же дальше делать, что? Этот подонок Олег опять подставил его! Как выбраться отсюда?

Из-за поворота медленно вырулил трактор «Беларусь» с прицепом. Он ехал в сторону Лобни. Аристарх вжался в землю, когда свет фар скользнул по нему, а потом, едва трактор проехал мимо, бросился вдогонку, забрался в грязный, пропахший навозом прицеп, упал на пол и затаился.

Трактор неторопливо тарахтел по улицам городской окраины, когда навстречу, в сторону дачного поселка с воем промчались две милицейские машины.

Повезло ему с трактором!

Аристарх выпрыгнул из прицепа и, едва сдерживаясь, чтобы не побежать, направился к железной дороге. Он еще не знал, на чем поедет в Москву: на электричке или на товарном поезде, если таковой будет. Если на электричке, то — не до Савеловского, откуда он приехал в Лобню. Где-то посередине пути нужно сойти, превратиться в нормального Аристарха и лишь после этого ехать дальше.

Неожиданно он нащупал в кармане плаща тяжелый пистолет с глушителем. Тот самый, из которого были убиты Миша и Степан Петрович. Увидев большую лужу на обочине дороги, Аристарх швырнул в нее пистолет. Кто-нибудь найдет, когда лужа подсохнет, но это случится не скоро.

Вдали показались огни электрички, приближающейся к станции. Аристарх побежал.

51

Валет открыл дверь и отступил в сторону, пропуская Нигилиста. Длинный нос Петра Яковлевича брезгливо дернулся, учуяв тошнотворный запах крови и пороховых газов. Рыжий парень в пятнистой униформе сидел за столом, уронив голову на столешницу. Левая щека его, казалось, была приклеена к полированной поверхности темно-красной, густеющей массой, правый глаз дико уставился в дальний угол.

— Закрой дверь, — приказал Нигилист.

Бандит протянул левую руку, щелкнул замком. В правой он держал пистолет с глушителем.

— Убери пистолет, — бесстрастно сказал Нигилист. — Он меня раздражает.

— Петр Яковлевич… — начал Валет, но Нигилист перебил его:

— Я сказал — убери пистолет, — более жестко приказал он. — Я давно уже Петр Яковлевич, и никогда не был Петькой.

На нем было длинное черное пальто, белый шарф небрежно висел на шее, отличный костюм, галстук — новый русский, бизнесмен! Он резко повернулся, холодно посмотрел на Валета близко посаженными водянистыми глазами. Этот взгляд даже Валет не мог выдержать. Отвел глаза, нехотя сунул пистолет за пояс под куртку.

Нигилист широким шагом двинулся по коридору.

— Петр Яковлевич, — подал голос Валет, догоняя его. — Все должно быть по-честному, я хочу сказать, что…

— Я знаю, — не оглядываясь, бросил Нигилист. — Ты хочешь гарантий своей безопасности и моей честности. Они есть — это я.

Он вошел в кабинет Барсукова, снова недовольно дернул носом. Глава кинокомпании «Барс» лежал на ковре рядом со своим столом. Вокруг его груди ковер был пропитан кровью.

Кровь, повсюду кровь, слишком много крови! Много? Ровно столько, сколько стоят его прошлогодние мучения, его унижение, боль, страшная тоска. Никто не может оскорблять Нигилиста!

— Все верно, — Петр Яковлевич одобрительно кивнул. — Времени у нас мало, к делу. Кассета?

Валет вытащил из кармана куртки пять кассет, положил их на стол, не сводя напряженного взгляда с Нигилиста. Петр Яковлевич, не обращая на него внимания, стал перебирать кассеты.

— Таня Буланова, София Ротару… Что ты мне принес?

— Все, что было в той квартире, Петр Яковлевич. Я думаю, нужная вам запись где-то здесь, нужно прослушать все кассеты, но у меня времени на это не было.

— Да, — кивнул Нигилист. — Разумеется, никто не будет писать: а здесь монолог испуганного Радика Назимова. Хорошо. — Он открыл «дипломат» с цифровым замком, бросил туда кассеты, вытащил две толстые пачки американских денег, перехваченные желтыми резинками, похоже, плотными колечками от отечественных презервативов. — Давай посчитаем, что у нас получилось.

Валет с жадностью уставился на деньги.

— Как договаривались, Петр Яковлевич, — пробормотал он. — Пять кусков за душу. Считая и первого, которого убрали без меня. Вы сами сказали, что…

— Помню, — прервал его Нигилист. — Да, именно так мы и договаривались. Считай души… душегуб. — Он пристально посмотрел на Валета.

Валет тряхнул головой. Этот чертов Петр Яковлевич не умел улыбаться! Хоть бы хмыкнул, показывая, что «душегуб» — шутка, легче стало б. Но он смотрел совершенно серьезно, и слово «душегуб» прозвучало как обвинение.

— Первый, — облизнув губы, сказал Валет. — Потом — артист, потом ваш телохранитель… Это — три. И здесь два — пять. Еще жена другого артиста, пока живая. И — кассета. — Он не стал говорить об убийстве Андрея, кто его знает, как отнесется к этому босс.

— Здесь не два, один.

— А тот, что в коридоре?

— О нем речи не было.

— Но если не убрать его, нельзя убрать и этого. — Валет пнул ногой тело хозяина кабинета.

— Технические трудности, — жестко сказал Нигилист. — Итак, четыре. Здесь двадцать тысяч. Пять за кассету получишь, когда я услышу нужный голос. Пять за жену артиста… Что с ней?

— Пока ничего, — пожал плечами Валет. — Вы же сами сказали, не трогать до особого распоряжения.

— Считай, что ты его получил. А деньги получишь, когда все будет сделано. Итак — сейчас двадцать, завтра — еще десять. Твои подручные где?

— С ними я сам разберусь, Петр Яковлевич. — Валет по-прежнему жадно смотрел на деньги. — Согласен. А это не «куклы»?

— Считай.

Валет взял в руки одну пачку, сдернул резинку, зашелестел стодолларовыми купюрами.

— Не надо считать, — сказал Нигилист.

Валет поднял глаза. На него в упор смотрело черное дуло пистолета. Валет швырнул деньги на стол, сунул руку под куртку. Нигилист хладнокровно подождал, пока он выдернет из-за пояса свой пистолет, и лишь после этого выстрелил два раза.

Валет все еще держал в руке пистолет, но уже не мог поднять его. Взгляд бандита потерял свою жесткость, теперь его глаза смотрели на Нигилиста с изумлением и детской обидой. Потом они помутнели, и Валет повалился ничком на ковер рядом с телом хозяина кабинета.

— Вот теперь все, — дернув носом, сказал Нигилист.

Он положил пистолет на стол и, размахнувшись, с силой ударил себя кулаком в левый глаз. Замотал головой, поморщился, чувствуя, как наливается болью кожа вокруг глаза. После этого он прислонился плечом к стене, дернулся вперед, сдирая фотообои и оставляя на черном пальто серый след штукатурки. Придирчиво оглядел пальто, удовлетворенно кивнул и сел за стол, придвинув к себе телефон.