Волосы циннвальдитового цвета

Оставалось как-то наладить контакт с напарником, попытаться втянуть его в свою незаконную деятельность, если уж Вадим решит ею заняться. И судя по разговорам, которые Игорь вел, он будет не прочь посодействовать Вадиму.

...

Домой Киселев возвращался рано утром. График работы был посуточный, несколько неудобно поначалу, но быстро к нему привыкаешь. Вадим поднялся по ступенькам и свернул во дворы. На улице уже гуляли старики со своими собаками. Живых животных почти не было, только автоматы, но выглядели киборги совсем как настоящие, двигались пластично и изящно, поведение абсолютно естественное, отличить от настоящих можно было с трудом. А вот и старенькая еврейка Шниперсон с технической новинкой - киборг-ребенок. Мальчику на вид около трех-четырех лет. Приятная внешность, но пока не доведенная до совершенства. Разговаривает с трудом, хотя двигается так же плавно и пластично, как собаки. Трехлетнему мальчику это не идет, создается впечатление, будто он слабоумный. Но старушку Шниперсон он, по всей видимости, полностью устраивает.

- Здравствуйте, Фаина Соломоновна, - поздоровался с ней Вадим.

Старушка мягко улыбнулась, помахала ручкой. Мальчонка посмотрел сначала на нее, потом на Вадима, после чего в точности повторил жест старушки. Шниперсон засмеялась.

- Вот умница, Коленька. Поглядите на него. Совсем как взрослый. Умница ты моя, - она наклонилась к нему и поцеловала мальчика в щеку. - Заметили, как он вырос, Вадим Сергеевич?

- Прямо на глазах, - подыграл ей Вадим. Считалось неэтичным напоминать хозяевам киборгов о природе их питомцев. Люди для того и создают удивительно точные копии, чтобы обманываться. Не за чем рушить их иллюзии своими приземленными замечаниями.

Жизнь они посвятили работе, одно это заслуживало уважения. Почему бы на старости лет не пойти у них на поводу? Не отвалится же у Вадима язык, если он назовет пластикового Бобика живым. Или Коленьку Шниперсона, который никогда не станет выше или умнее, подросшим.

Вадим поднялся к себе на лестничную площадку, уже начал открывать свою дверь, как вдруг из квартиры напротив вышли соседи. Муж - толстый сноб с вечно сальными короткими волосами и отчетливо виднеющимися пятнами под мышками. Жена - красавица, заплатившая за внешность не одну сотню тысяч. Хирурги постарались на славу: кожа идеально гладкая, слегка бледноватая, на вкус Вадима, но реагирующая на загар; носик маленький, курносый; губы полные, над верхней отчетливо различима маленькая родинка, придававшая внешности супруги щепотку бесстыдства. Имен их Вадим так и не запомнил, про себя называл Колобком и Лисой.

- Вадим Сергеевич, как хорошо, что мы вас встретили, - заискивающе заулыбался Колобок. Все в доме знали, кем работает Вадим, а потому, хоть и не уважали его по-настоящему, но побаивались, старались быть с ним вежливыми и угодливыми. Про наблюдателей ведь всякие слухи ходили.

- Доброе утро, - нехотя поздоровался с ними Вадим.

- Здравствуйте, - хихикнула Лиса, а Колобок протянул свою толстую ладонь с короткими пальцами и крепко пожал руку Вадима.

- У нас к вам серьезный вопрос, - между тем продолжил толстяк. - Моя супруга ударилась в крайнюю степень либерализма. Ей, видите ли, не нравится моя манера поведения, она, видите ли, сочла меня снобом. Понимаете ли, я не достаточно щедр для нее.

Вадим мельком глянул на полные груди Лисы и припомнил, какими они были, когда парочка только переехала сюда.

"А как по мне, ты настоящий транжира", - подумал Вадим и проникся жалостью к несмышленому толстячку. Как и положено лисе, эта чертовка съест Колобка с потрохами, и отправится искать себе настоящего волка, а не жалкую бесформенную лепешку, души не чаявшую в своей губительнице.

- Она вдруг решила, что состоятельные люди, - тараторил меж тем Колобок, - обязаны помогать так называемым страждущим, а на деле бездельникам и пропойцам, палец о палец не ударившим ради того, чтобы выбраться из дыры, в которую угодили по собственной глупости. Видите ли, она прониклась жалостью к отребью, решила, что мусор, который по ночам квартируется на лавочках и под заборами на выселках, нуждается в нашей помощи.

- Это называется филантропия, Подушечка, - прервала его тираду Лиса. - Незачем Вадима Сергеевича тревожить по таким пустякам. У него и своих дел невпроворот, неправда ли, Вадим - она сделала паузу, томно вздохнула, - Сергеевич? - закончив, широко улыбнулась, продемонстрировав идеально ровные, белоснежно-чистые зубы. Прямолинейный напарник Вадима Игорь называл такую улыбку конской.

"Скалятся как лошадюки, - повторял Игорь, увидев на постере девушку с подобным оскалом. - А улыбкой это не назвать, в глаза им смотришь, а по ту сторону пустота".

- Нет, не мешай, мы этот вопрос прояснить должны, - настаивал на своем Колобок. - Вот вы ответьте мне, Вадим Сергеевич, скажите как есть, как думаете, начистоту, как мужик мужику. Должен я своими кровно заработанными деньгами делиться с бездельниками и прохиндеями, которым, якобы, не улыбнулась судьба? Рассудите нас, а то ей без толку повторять. Пока кто третий не скажет, не убедится.

- Я не совсем уловил суть вопроса, - сказал Вадим, про себя подумав, что толстяк ужасный зануда и, пожалуй, нечего Лисам жалеть такого, лучше глотать разом и идти на поиски волка, ну или, если еще не наелись, очередного колобка.

- А суть вопроса вот в чем. Как вы относитесь к благотворительности? - сумел, наконец-то, лаконично сформулировать хаотическим клубком вертевшиеся у него в голове мысли.

- К благотворительности? В целом отрицательно. Здесь я солидарен с вашим мужем, - он посмотрел на Лису и подмигнул ей. - К примеру, стали бы вы жертвовать что-нибудь из своих вещей на нужды нищих? Хотя бы туфли, которые на вас сейчас надеты. Отдали бы вы их первому попавшемуся обездоленному?

- Вот, послушай, что умный человек говорит! - обрадовано произнес толстячок, задрав вверх свой бесформенный, расплывшийся по всему лицу нос.

Лиса прикусила нижнюю губу и бросила в сторону Вадима такой взгляд, от которого у него по спине побежали мурашки.

- Мы же говорим о деньгах, а не о туфлях. Туфли - это вещь, а деньги - бумажки, - возразила она, поправляя прическу и неторопливо разглаживая блузку.

"Надо же, - подумал Вадим. - Флиртует со мной на глазах у мужа, а он, дурак, и не замечает. Надо будет с ней переспать, чтобы у этого толстяка открылись, наконец, заплывшие жиром глаза".

- Туфли - всего лишь материальная реализация той идеальной сущности, которую мы называем деньгами, - повторил Вадим фразу, которую заучивал еще в университете, чтобы сдать современные основы философии. - Отдать туфли равносильно тому же, что и отдать деньги. Просто бумажки - это одна из форм материальной реализации феномена денег, а туфли - другая. Поэтому если вы не готовы пожертвовать своими туфлями для нуждающихся, значит, вам не в чем упрекать мужа, который не желает жертвовать просто-напросто другой формой денег, воспринимаемой нашими органами чувств, как бумажки. По сути-то, бумажки равносильны туфлям, а коэффициент равенства есть количество бумажек, на которые некто готов обменять туфли.

- Какая глубокая мысль,- восхитилась Лиса, хлопая длинными ресницами и медленно проводя пальцами левой руки над ложбинкой между грудями.

- К сожалению не моя, а философа Пустобрехова. Это именно он заложил основы философии современности и разработал метафизическую диалектику денег, - с трудом извлек из своей памяти окончание абзаца Вадим. - А что касается выселок и бездельников, лично я считаю, давно пора повысить арендную плату и пускай эти нищие катятся в свои богом забытые промышленные городки, где не продохнуть от дыма. Там хочешь не хочешь, работать придется или копыта отбросишь.

- Вот-вот! Слушай и запоминай, что умные люди говорят, - сказал толстяк с таким важным видом, будто он сам процитировал философа Пустобрехова.