Дети Шини

Причем из-за последнего у Сёминой с Якушиным разгорелась нешуточная ссора. Настя сказала, что если они будут пить алкоголь, то она никуда не пойдет. На что Якушин сначала отшучивался, мол, на её долю тоже хватит, но она упёрлась, как баран, и неожиданно раскричалась на весь магазин, угрожая продавцу полицией, если он продаст Якушину что-нибудь хоть на градус крепче колы. То, что Сёмина умеет так верещать, оказалось полнейшим сюрпризом. В итоге, коньяк нам не продали, и Якушин, обозвав Сёмину малолеткой и дурой, потребовал, чтобы она ехала обратно в Москву.

Когда же мы вышли на улицу, остальные парни, кроме Амелина, который сказал, что идеологически поддерживает позицию Сёминой, тоже начали ругаться на неё так, что довели до слез, и мне пришлось вступиться.

Хотя, по правде говоря, я считаю, что в нашей ситуации было всё равно кто и что собирается делать. Ведь, каждый сам за себя, к тому же мы сбежали из дома, а это значит - никаких поучений, запретов или принуждения.

Но постепенно все успокоились и пошли в деревню через густой мрачный хвойный лес.

В лесу было безветренно и пронзительно тихо, только где-то в глубине страшно поскрипывали замерзшие деревья. И, если бы не жизнерадостная болтовня Петрова, умудряющегося в одной рукой нести пакеты с продуктами, а другой снимать всё вокруг, то было бы, пожалуй, даже жутковато. Но он, воодушевленный дикой природой, бегал, как счастливый пёс на прогулке, и, то обгонял всех, увидев на ветке какую-то птицу, то заглядывал под ёлки, чтобы собирать шишки, то сходил с тропинки и лез по снегу, чтобы художественно запечатлеть уродливо искривленные стволы деревьев.

Семина, вся заплаканная, с черными подтёками под глазами, кое-как волоча свою сумку, обиженно плелась самая последняя и выглядела убийственно несчастной. Даже со мной разговаривать не хотела. Но когда с неба посыпался мелкий, колючий снег, мы все стали не менее грустными и несчастными. Особенно Амелин, который в своём лёгком коротком пальто и кедах, дрожал как осенний лист. Однако, когда я бросала на него вопросительные взгляды то, в ответ он растягивал посиневшие губы в извиняющейся улыбке и кивал, дескать, "всё хорошо". Но всё равно было понятно, что нехорошо. Так что в один момент даже пришлось взять его за руку и потащить за собой. Сначала он вроде бы обрадовался и сказал "спасибо", но потом принялся ёрничать, что его никто никогда не водил вот так за руку, и тогда я решила вообще больше никому не помогать.

Снег усиливался, и вскоре вместо мелких острых снежинок, повалили крупные липкие хлопья, так что ребята, идущие всего в нескольких шагах впереди, маячили лишь тёмными бесформенными силуэтами. А когда я в очередной раз обернулась, посмотреть на Сёмину, то неожиданно оказалось, что сзади её нет. Пришлось вернуться.

Настя сидела, неудобно скрючившись на своей сумке. Её плечи, изгибы рук, колени уже прилично замело.

- Обалдела? - закричала я на неё, и мой голос тут же был поглощен снежной звуконепроницаемой стеной.

- Я устала. У меня никаких сил уже нет, - захныкала Настя, выглядывая из-под ушастой шапки. Косметика на глазах размазалась ещё больше. - Всё было плохо, а стало ещё хуже. Лучше пусть я здесь замерзну и умру, пусть меня напрочь занесет снегом.

- Перестань. Всем тяжело. Я же вот иду.

-Ты, Тоня - сильная. А я нет. Ты можешь себя заставить, а мне всё очень-очень тяжело дается.

- Быстро вставай, а то у меня тоже скоро не останется никаких сил с тобой возиться, - я попыталась её приподнять, но она даже усилие не сделала, чтобы мне в этом помочь.

- Не нужно возиться. Говорю же, оставьте меня здесь.

И тут, словно из ниоткуда, материализовался Марков. На непокрытой голове - сугроб, очки плотно залеплены снегом.

- Короче, - он довольно грубо схватил Настю за руку. - Немедленно встала и пошла.

Но Сёмина резко вырвала руку и с места всё равно не сдвинулась. Неожиданно нагруженные сумками и пакетами с продуктами вернулись все остальные. Якушин не сказал и слова и, кое-как обойдя нас, прошел мимо в обратном направлении:

- Какая ты молодец, - протискиваясь между нами, сказал Сёминой Петров. - Мы пропустили поворот. Если бы не ты мы бы может ещё шли сто лет.

Они с Герасимовым взяли её под руки и подняли на ноги. Петров принялся толкать в спину, чтобы она шла, а Герасимов подцепил дурацкую сумку. Так, кое-как мы двинулись назад. И уже вскоре вышли к другому бесконечному полю. Летом, по словам Якушина, через него до деревни шла тропинка, а сейчас оно было целиком покрыто огромной толщей снега. Другим вариантом было идти в обход, вдоль леса, по дороге, накатанной машинами, но такой путь мог занять ещё не меньше часа.

И тут снова началось:

- Я через поле не попрусь, - категорично заявил Герасимов, в его тяжелом стальном взгляде читалась слепая упертость. - Мы там на нем все и поляжем.

- Ничего не поляжем, - заартачился Марков. - Просто сделать последний рывок и всё. Поднапрячься, а потом можно будет отдохнуть.

- По дороге идешь себе и идешь, а тут, сплошное мучение. Оно мне надо? - Герасимов развернулся и медленно двинулся по дороге.

- Может, правда по полю? - я оглядела тяжеленые сумки с продуктами, которые предстояло тащить ещё столько времени. - В поле пакеты можно будет по снегу за собой тянуть, а на дороге так не получится.

- Не говори ерунды, - довольно резко одернул меня Якушин, - Пусть даже ещё час или два, но зато малой кровью.

- Но с пакетами же тяжело, - попыталась объяснить я ещё раз.

- Тебе-то что? Не ты несешь, а нам так удобнее.

Видимо, он всё ещё был разозлен из-за спора насчет коньяка.

- Я не смогу по полю, - сказала Настя. - У меня сумка такая.

- Эй, Осеева, идем со мной через поле, - вдруг предложил Марков, протирая очки мокрым от снега носовым платком. - Мы их в два счета сделаем.

Его черные кудряшки колечками налипли на лоб, нежные щёки разрумянились, а без очков лицо выглядело неожиданно миловидным и юным. В этот момент от Маркова воодушевляюще веяло ребяческим оживлением и горячей решимостью.

- О, а давайте на спор, - обрадованно подключился Петров, весело щурясь под капюшоном. - Марков с Осеевой через поле, а мы здесь. Кто раньше придет, тому приз.

- Что за приз? - поинтересовалась именно Настя.

- Твой поцелуй, - тут же нашелся Петров.

- Ещё чего, - фыркнула Сёмина, но смутилась.

- Дурак, - пожурил его Марков. - Она с тобой всё равно в одной команде.

- Это не важно, - ответил Петров. - К примеру, если вы выиграете, то Сёмина, как представитель от нашей команды вас целует, а если мы - то ваш представитель. Понятное дело, что не ты, Марков.

- У меня другое предложение, Петров, - сказала я. - Те, кто выиграет, надают хороших пинков, тем, кто проиграет.

- Ага, разбежалась, - зло крикнул уже отошедший на некоторое расстояние, но всё слышавший, Герасимов. - Я в ваши тупые игры не играю.

И мы действительно разделились. Якушин, Герасимов, Петров и Сёмина пошли по дороге, а мы с Марковым поперлись прямиком через поле, как дебилы, которые не ищут лёгких путей. Потому что Амелин пошел с нами просто так, типа "за компанию".

Ветер в поле оказался действительно дичайший. С меня сдувало и капюшон, и шапку, глаза слезились, руки тут же заледенели. Пакеты приходилось волочить прямиком по снегу, но это оказалось совсем не так легко, как мне представлялось до этого. Сугробы были выше пояса, а снег забился не только в обувь, но и в рукава, и в карманы, и даже за шиворот. Минут через пятнадцать тяжких физических мучений я отчетливо поняла, что мы с Марковым - тупые и упрямые бараны, которые ради самоутверждения готовы биться лбами о стену.

А потом я просто легла. Потому что у меня уже болело всё, и никаких сил ни моральных, ни физических не осталось. Легла прямо на снег, даже не провалившись. Голова гудела и полыхала жаром, в висках стучало сердце. Здесь было ещё тише, чем в лесу, и, казалось, что эта тишина так давит, что вот-вот выдавит барабанные перепонки. Было даже слышно, как где-то звенят высоковольтные провода, как прошла очередная электричка, как тяжело дышит ушедший довольно далеко вперед Марков.