Дети Шини

Или

Линор:

Что бы ты делала, если бы тебя гнобил весь класс? Просто за то, что у тебя есть свои принципы, другие не такие как у них? Потому что ты умнее и способнее? Просто потому что тебя воспитывали по-другому, потому что ты не умеешь унижаться и приспосабливаться? И тебе за это в спину кидали яйца и рвали карманы в раздевалке?

Осеева:

Если честно, я и сама ни с кем в школе не общаюсь. Но меня никто не гнобит. А если вдруг так случилось бы, то я бы сопротивлялась. Полнейший игнор и газовый баллончик в кармане. Щит и меч. У тебя проблемы с одноклассниками?

Линор:

Нет. Моим одноклассникам нет никакого дела ни до кого, кроме них самих.

Одним словом, за всем этим мне так и не удалось разглядеть саму Кристину.

Сколько я не перечитывала, какая-то явная проблема не вырисовывалась, а образ не складывался. Почти ничего не соответствовало тому, что я за это время узнала о ней самой. И ведь ни одной откровенной жалобы, никаких страданий или девчачьей лирики.

Местами проскакивали пространные размышления о счастье, смысле жизни и смерти, но как-то невнятно и без четко выраженной позиции, словно ей самой в этих темах было неудобно.

Телефон разрывался. Истерику Сёминой я предчувствовала всеми местами тела, поэтому отвечать не хотелось, но на третий раз не выдержала.

- Тоня, пожалуйста, мне очень нужно с тобой поговорить, - хлюпала она в трубку. - Иначе я не справлюсь, я не смогу, я слабая. Очень. Давай встретимся, пожалуйста!

- Ладно.

Сначала я опять хотела позвать Настю к себе, но потом решила, что не заслуживаю тепла и комфорта, и что для такого человека как я самое место на зимней промозглой улице, грязно-серой, холодной и бесчувственной.

Я специально пришла к её подъезду раньше, села на спинку лавочки и стала ждать.

Пустое созерцательное бездействие. Под ногами колотый лёд и пенистая жижа от соли на асфальте, чуть выше - колючая проволока занесенных кустов, а над самой головой, на фоне равнодушного молочного неба, такие же уродливые ветви деревьев и нависающий прямоугольник Настиного дома.

Очень реалистичные и объемные декорации. Между ними едва различимое движение - безликие фигуры ничего не значащих прохожих. Ни дождика, ни снега, ни пасмурного ветра - всё как обычно. Просто жизнь. Я вне её и одновременно внутри.

Настя вышла, села рядом и взяла меня за руку. На ней были длинные перчатки без пальцев, а ногти покрыты черным лаком, как у ведьмы.

- Они все ненавидят нас.

- Ну, и что с того? Ты что не знаешь, что интернет - это самая большая помойка в мире?

- Но они говорят, что мы плохие и должны умереть.

- Какое тебе вообще до этого дело? Кто эти люди? Ты ценишь их мнение?

- Я стараюсь прислушиваться ко всем.

- Чушь какая! Все не могут быть правы.

- Но все и не могут ошибаться.

- Очень даже могут. И вообще, делай всё наоборот, они говорят - сдохни, а ты живи! Назло.

- Но Тоня, я чувствую, что с нами что-то не так, я не могу объяснить что именно, но где-то в глубине души у меня очень неспокойно, тревожно.

- Пойдем, выпьем кофе, - я должна была подготовить её к рассказу про Амелина и Линор.

- Нет спасибо, я не хочу. Не могу. Нет.

- У меня есть деньги, - твердо сказала я, и Сёмина тут же согласилась.

Мы взяли по большущей чашке кофе, и сели за столиком в кафе в самом темном углу, за колонной, точно намерено от чего-то прячась.

После третьего же глотка кофе я подумала, что может быть не всё так уж и плохо, как выглядело сорок минут назад. Может, просто стоило посмотреть на ситуацию под другим углом?

- Всё, что с нами случилось несправедливо и жестоко.

Настя неуверенно кивнула.

- И кто в этом виноват? Правильно. Кристина. Это же очень нечестно втянуть в свою игру тех, кто в отличие от неё, хоть как-то борется со своими проблемами, пусть даже и жалуется иногда. Нет ничего проще, чем сказать, вот, мол, я устала, всё кругом плохо, все козлы, я не справляюсь с этим. Ладно, фиг, пусть не справляется, но не нужно трогать других. А то вечно у них кто-то должен быть виноват.

Неожиданно, всё, к чему я пришла, изучив переписку, выплеснулось на Сёмину. Линор, Кристина в ролике и Кристина в школе - три совершенно разных человека. Может, этот идиот Амелин нас обманул? Такой способен. Или это Якушин рассказывал о какой-то другой Кристине? Я в конец запуталась.

- Я понятно говорю?

Настя просто сидела, слушала и хлопала накрашенными ресницами.

- Частично, - неуверенно сказала она.

- Ты вообще можешь разозлиться или нет? Можешь задаться вопросом, "какого черта"? - я требовательно дернула её за рукав.

Однако тихая, расслабляющая музыка в кафе никак этому не способствовала.

- Не уверена, - точно извиняясь, пролепетала Настя. - Обычно я злюсь только на саму себя. Потому что я глупая и ужасная.

Она обняла ладонями чашку и горестно ссутулилась.

- Ясно. Самобичевание и всё такое. Только тогда больше, пожалуйста, не звони мне. Нравится себя пинать? Замечательно. Я в этом не участвую. Может, тебя родители мало ругали в детстве и сейчас тебе этого не хватает?

- Значит, ты думаешь, что я немного недоделанная? - её пухлая нижняя губа непроизвольно выпятилась вперед, точно у ребенка.

- Кроме тебя самой никто так не думает, - мне не нравилось поощрять такие разговоры. - А ты хочешь, чтобы я так считала?

- Совсем нет. Просто кругом очень много всего хорошего и красивого, а я не такая.

- Где это ты увидела хорошее?

- Вот, ты, например.

К счастью, отвечать мне не пришлось, потому что как раз в этот момент позвонил Петров. Он был не на шутку встревожен.

- Тут какая-то хрень происходит. Статейка ни о чем, но народ ведется. Теперь все репостят мерзкий бред о том, что мы чуть ли не убийцы. Мне на стену посыпалась такая дрянь, что в пору удаляться.

- И удаляйся, - посоветовала я и, закончив разговор, многозначительно посмотрела на Настю. - Петрову гораздо хуже, чем тебе. Толпа рвет на части, закидывает тухлыми помидорами и камнями. Там какую-то гнусную писанину выложили.

И мы обе тут же полезли в телефоны. Долго искать не пришлось, пост какого-то Makarenko назывался "Дети шинигами".