Страница 50 из 98
— Она нездорова уже несколько месяцев.
У меня создалось впечатление, что в качестве темы для разговора болезнь Морин Кросби не слишком-то приятна для сиделки Гэрни. Это было всего лишь впечатление. Я мог и ошибиться, только почему-то так не считал.
— Надеюсь, ничего серьезного?
— Да нет, ничего особенного. Просто ей нужен покой и отдых.
Если бы она хотела меня отшить, тут бы она могла зевнуть.
— Ну, здесь довольно спокойно, — заметил я, улыбаясь. — Надеюсь, спокойно и для вас?
Ей только это и нужно было. Ей не терпелось раскрыть душу.
— Спокойно?! Да уж лучше бы я лежала в гробнице Тутанхамона! — воскликнула она, но вспомнив, что ей полагается быть сестрой милосердия в лучших традициях, завещанных Флоренс Найтингейл,[3] она покраснела. — Пожалуй, мне не следовало бы этого говорить, правда? Не слишком-то утонченно.
— Со мной можно не беспокоиться об утонченности, — поспешил заверить ее я. — Я беспечный парень, который становится еще лучше после двойного виски с содовой.
— Ну что ж, отлично. — В ее взгляде возник вопрос, в моем она прочла ответ. И вдруг хихикнула. — Если ничего лучшего у вас нет…
— Как говорит один мой старый корешок: «А что может быть лучше?»
Выщипанная бровь подпрыгнула.
— Пожалуй, я могла бы ему подсказать, если ему непременно хочется узнать.
— А вы скажите мне.
— Возможно, и скажу — на днях. Если вам действительно хочется выпить, входите. Я знаю, где спрятано виски.
Я проследовал за нею в большую комнату, отходившую от вестибюля. При каждом шаге она слегка покачивалась, чувствовалось, что умеет играть своими крупными бедрами. Они двигались под чопорным халатом, как движется подкрученный в броске баскетбольный мяч. Так бы и ходил за ней весь день, наблюдая за этим ее действом.
— Присаживайтесь, — сказала она, указывая на большую кушетку. — Я приготовлю вам выпить.
— Прекрасно, — сказал я, опускаясь на подушки, лежавшие на пружинах. — Но при одном условии: я никогда не пью один. В этом смысле я весьма строг.
— Я тоже, — ответила она.
Из углубления в старинном буфете она вытащила бутылку «Джонни Уокера», два пинтовых бокала и бутылку «Уайтрока».
— Можно бы и со льдом, но тогда бы пришлось просить Бенскина, а мы в данный момент, по-моему, можем прекрасно обойтись без Бенскина, правда? — сказала она, глядя на меня из-под частокола своих ресниц.
— Можно и без льда, — сказал я. — И поосторожнее с «Уайтроком». Эта штука может испортить хорошее виски.
Она налила в оба стакана на три дюйма виски и добавила в каждый по чайной ложке «Уайтрока».
— Вам так пойдет?
— Отлично, — сказал я, с готовностью протягивая руку. — Пожалуй, мне пора представляться. Я — Вик Мэллой. Для друзей — просто Вик, а все симпатичные блондинки мои друзья.
Она села, даже не подумав одернуть юбку. Коленки у нее оказались красивые.
— Вы первый посетитель, который появился у нас за пять месяцев, — сказала она. — Я уже начала подумывать, что этот дом заколдован.
— Судя по всему, так оно и есть. Введите меня в курс дела, а? Когда я был здесь в последний раз, это было поместье, а не программа по созданию пустыни. Тут что, больше никто не работает?
Она пожала красивыми плечами.
— Знаете, как бывает? Всем наплевать.
— А насколько плоха Морин?
Она задумалась.
— Послушайте, нам что, не о чем больше говорить? Я так устала от Морин.
— Я тоже от нее особенно не в восторге, — сказал я, пробуя виски. Оно было такое крепкое, что от него бы вскочили волдыри на шкуре у буйвола. — Но я знавал ее в былые дни, и мне просто интересно, что именно с ней такое?
Она запрокинула светловолосую голову и вылила почти все виски себе в глотку. То, как она это проделала, подсказало мне, что закладывать она мастерица.
— Мне не следовало бы говорить это вам, — сказала она и улыбнулась. — Но если вы пообещаете, что ни слова никому не скажете…
— Ни слова.
— Ее лечат от наркотиков. Это строго между нами.
— Худо дело?
Она пожала плечами.
— Да уж наверное.
— А тем временем, пока кошка лежит в постели, мышки забавляются, а?
— Вот именно. Тут почти никто никогда не появляется. В норму она придет еще не скоро. А пока лезет на стену и визжит как полоумная, прислуга отдыхает. Довольно справедливо, нет?
— Разумеется. Надо же им когда-то расслабиться?
Она допила свое виски.
— Ну, довольно о Морин. Мне она по ночам надоела, не хватает еще, чтобы и вы о ней говорили.
— Вы в ночной смене? Какая жалость!
— Почему? — Зелено-синие глаза насторожились.
— Я думал, было бы здорово пригласить вас как-нибудь вечерком и кое-что вам показать.
— Например?
— Ну, для начала у меня есть красивая коллекция офортов.
Она хихикнула.
— Если что мне и нравится больше одного офорта, так это коллекция офортов. — Она встала и подошла к бутылке с виски. При виде ее перекатывающихся бедер я так и замер в стойке, как охотничий пес. — Позвольте мне освежить, — продолжала она. — Вы что-то не пьете.
— Он и так достаточно свеж. Мне начинает казаться, что не обязательно пить, можно заняться и кое-чем получше.
— Да что вы? Так я и думала. — Она налила себе в стакан. На этот раз она даже не стала связываться с «Уайтроком».
— А кто присматривает за Морин днем? — спросил я, когда она возвращалась к кушетке.
— Сиделка Флеминг. Она бы вам не понравилась. Она — мужеедша.
— Что вы говорите? — Гэрни села со мной рядом, бок о бок. — Она нас случайно не слышит?
— Даже если бы и слышала, это не имело бы ровно никакого значения, но она не слышит. Она в левом крыле, которое выходит на гаражи. Морин поместили туда, когда она стала вопить.
Именно это мне и хотелось узнать.
— К черту этих мужеедш, — сказал я, обхватив ее сзади за шею. Она наклонилась ко мне. — А вы не едите мужчин?
— Смотря какой мужчина. — Ее лицо оказалось рядом с моим, и я прижался губами к ее виску. Ей это вроде понравилось.
— Ну а как, скажем, вот этот мужчина?
— Довольно славный.
Я отобрал у нее стакан с виски и поставил его на пол.
— Он будет мне мешать.
— Не хотелось бы, чтобы он пропал…
— Вскоре он вам понадобится.
— Да что вы?
Она прижалась ко мне, наши губы слились в долгом поцелуе. Потом она вдруг оттолкнула меня и встала. Я даже успел подумать, что она из тех девушек, кто говорит: «Поцеловались — и до свиданья», — но ошибся. Она прошла к двери, повернула ключ в замке, вернулась и снова села рядом со мной.
Я припарковал «бьюик» перед «Каунти Билдингс», что на углу Фельдмана и Центральной авеню, поднялся по ступенькам и попала в мир печатных формуляров, тихих коридоров и старо-молодых клерков, исполненных надежды занять чье-нибудь место после его смерти.
Отдел регистрации рождений и смертей находился на первом этаже. Я заполнил формуляр, подтолкнул его в окошечко рыжеголовому клерку, который шлепнул по нему штемпелем, взял причитающиеся с меня деньги и указал рукой на ряды картотечных шкафов.
— Угощайтесь, мистер Мэллой, — сказал он. — Шестой шкаф справа.
Я поблагодарил его.
— Как у вас дела? — спросил он и, готовый потратить понапрасну свое и мое время, облокотился на стойку. — Уж сколько месяцев вас не видел.
— Это точно, — ответил я. — Дела идут прекрасно. А как у вас? Люди по-прежнему умирают?
— И рождаются. Одно компенсирует другое.
— Да уж.
Больше мне сказать ему было нечего. Я слишком устал. Короткий эпизод с сиделкой Гэрни вымотал меня вконец. Я прошел к картотечным шкафам. Ящик на «к», казалось, весил не меньше тонны, и у меня едва хватило сил дотащить его до стола. И в этом тоже была повинна сиделка Гэрни. Полистав карточки, я вскоре отыскал свидетельство о смерти Джэнет Кросби. Я вытащил старый конверт и карандаш. Она умерла от злокачественного эндокардита 15 мая 1948 года.
3
Флоренс Найтингейл (1820–1910) — английская медсестра. Создала систему подготовки кадров среднего и младшего медперсонала в Великобритании. Международным комитетом Красного Креста учреждена медаль им. Найтингейл (1912).