Страница 48 из 98
— Штамп погашения марки подтверждает твои слова, — со зловещим спокойствием сказала Пола. — Письмо было отправлено четырнадцать месяцев назад. Я полагаю, не мог же ты положить его в карман и совершенно о нем забыть? Ты ведь не такой, правда?
Письмо было адресовано мне аккуратным женским почерком и еще не вскрыто.
— Что-то не припомню, чтобы я его видел когда-либо прежде, — сказал я.
— Это и неудивительно, если учесть, что ты вообще никогда ничего не помнишь, если только я тебе не напоминаю, — ехидно вставила Пола.
— В один прекрасный день, маленькая моя гарпия, — с нежностью заметил Керман, — кто-нибудь возьмет да и отшлепает тебя по турнюру.
— Этим ее не остановишь, — сказал я, вскрывая конверт. — Я уже пробовал. Она становится еще хуже. — Сунув пальцы в конверт, я извлек листок бумаги и пять сотенных банкнотов.
— Боже милостивый! — воскликнул Керман, уставившись себе под ноги. — И ты отдал это сторожу?
— Теперь еще ты начнешь, — сказал я и прочитал письмо:
Крестуэйз, бульвар Футхилл,
Орчид-Сити, 15 мая 1948 г.
Будьте добры навестить меня завтра в 3 часа пополудни по указанному выше адресу. Я сообщу вам сведения о человеке, который шантажирует мою сестру. Насколько я понимаю, это работа по вашей части. Пожалуйста, отнеситесь к этому письму как к доверительному и срочному. Вкладываю пятьсот долларов в качестве задатка.
Джэнет Кросби.
Наступило долгое и гнетущее молчание. Даже Джеку Керману было нечего сказать. Мы считали, что рекламой нам будут служить рекомендации, но когда держишь в руках 500 долларов, принадлежащих вероятному клиенту, 14 месяцев и даже не признаешься, что ты их получил, — какие уж там рекомендации?
— Срочное и доверительное, — пробормотала Пола. — Продержав у себя четырнадцать месяцев, он отдает его сторожу, чтобы тот показывал письмо своим дружкам. Просто удивительно!
— Заткнись! — огрызнулся я. — Почему она не позвонила и не попросила объяснений? Наверное, догадалась, что письмо попало не по адресу… Одну минуточку… Она же умерла, разве не так? Одна из сестер Кросби умерла. Это не Джэнет?
— По-моему, да, — сказала Пола. — Сейчас я проверю.
— И откопай все, что у нас есть о Кросби.
Когда она вышла в приемную, я сказал:
— Я уверен, что она умерла. Полагаю, деньги придется вернуть лицам, управляющим имуществом по доверенности?
— Если мы это сделаем, — сказал Керман, не любивший расставаться с деньгами, — об этом может прослышать пресса. Подобная история послужила бы нам шикарной рекламой — ты только посмотри, как они ведут свои дела! Надо быть поосторожнее, Вик! Вероятно, благоразумнее ничего пока не предпринимать и ничего не говорить.
— Этого мы сделать не можем. Пусть мы плохо работаем, но давайте хотя бы будем честными.
Керман снова сложился в кресле.
— Безопаснее не будить лихо. Кросби, по-моему, имеет какое-то отношение к нефти, нет?
— Имел. Пару лет назад он случайно застрелился. — Я взял нож для бумаг и принялся делать дырки в промокашке. — Ума не приложу, как это я умудрился оставить письмо в плаще. Теперь Пола меня съест.
Керман, хорошо знавший Полу, сочувственно мне улыбнулся.
— А ты врежь ей под ребра, если станет пилить, — сказал он, желая помочь мне. — Боже, как я рад, что это не я!
Когда Пола вернулась с кучей газетных вырезок, я все еще тыкал ножом в промокашку.
— Она умерла от сердечной недостаточности пятнадцатого мая, в тот самый день, когда написала письмо. Неудивительно, что она не напомнила тебе о себе, — сказала Пола, закрывая дверь кабинета.
— От сердечной недостаточности? Сколько же ей было лет?
— Двадцать пять.
Я положил нож для бумаг и потянулся за сигаретой.
— Вроде бы слишком молода, чтобы умирать от сердечной недостаточности. Во всяком случае, давай послушаем, что ты нашла.
— Не так уж и много. Большей частью нам все это известно, — сказала Пола, присаживаясь на край стола. — Макдоналд Кросби нажил свои миллионы на нефти. Он был строгим, не вызывающим к себе любви квакером с неимоверно узким кругозором. Дважды состоял в браке. Джэнет, старше на четыре года, была от первой жены, Морин — от второй. В 1943-м он отошел от дел и поселился в Орчид-Сити. А прежде жил в Сан-Франциско. Более непохожих двух девушек и представить трудно. Джэнет была трудолюбивой, старательной и большую часть времени проводила, рисуя картины. Несколько ее картин маслом висят в Музее искусств. Она, похоже, обладала талантом, была застенчива и резка по натуре. Морин — красавица в семье. Необузданна и распутна. До самой смерти Кросби она постоянно попадала на первые страницы газет из-за всяческих скандалов.
— Каких, например?
— Пару лет назад сбила человека на Центральной авеню, и тот скончался на месте. По слухам, она была пьяна, что похоже на правду, поскольку пила Морин как сапожник. Кросби уладил дело с полицией, и она отделалась большим штрафом за опасное вождение. В другой раз она проехала по бульвару Орчид на лошади в чем мать родила. Кто-то поспорил с ней, что, мол, у нее не хватит смелости, ну а у нее хватило.
— Позвольте разобраться, — сказал Керман, возбужденно выпрямляясь. — Это лошадь или девушка была в чем мать родила?
— Девушка, дурачина!
— Тогда где же был я? Я ее не видел.
— Она проехала всего ярдов пятьдесят, и ее тут же схватили.
— Окажись я поблизости, она бы и столько не проехала.
— Без грубостей, пожалуйста, и помолчи!
— Да, такая, как она, отменный объект для шантажа, — заметил я.
Пола кивнула.
— О смерти Кросби вам известно. Он чистил ружье у себя в кабинете, оно выстрелило и убило его. Три четверти состояния Кросби оставил Джэнет без всяких условий, а четверть — Морин, назначив ей опекуна. Со смертью Джэнет Морин досталось все огромное состояние, и она, похоже, стала совершенно другим человеком. С тех пор, как она потеряла сестру, о ней ни разу не упоминалось в прессе.
— Когда умер Кросби? — спросил я.
— В марте 1948-го. За два месяца до смерти Джэнет.
— Весьма удобно для Морин.
Пола вскинула брови.
— Да. Джэнет тяжело переживала смерть отца. Особым здоровьем она никогда не отличалась и, согласно утверждениям прессы, этот удар прикончил ее.
— И все равно, весьма удобно для Морин. Мне это не нравится, Пола. Возможно, я подозрителен по натуре. Джэнет пишет мне, что кто-то шантажирует сестру, затем она моментально умирает от сердечной недостаточности, а ее деньги достаются сестре. Уж больно удобный для нее расклад.
— Не вижу, что мы тут можем сделать, — сказала Пола, хмурясь. — Не можем же мы действовать от имени покойного клиента.
— А вот и можем. — Я похлопал по пяти стодолларовым банкнотам. — Мне либо придется вернуть эти деньги опекунскому совету, либо попытаться их заработать. Пожалуй, я попытаюсь их заработать.
— Четырнадцать месяцев — долгий срок, — с сомнением сказал Керман. — След давно остыл.
— Если вообще есть какой-то след, — поддержала его Пола.
— С другой стороны, — ответил я, — если в смерти Джэнет есть что-то зловещее, четырнадцать месяцев обеспечивают приятное чувство безопасности, а когда чувствуешь себя в безопасности, теряешь бдительность. Пожалуй, съезжу-ка я к Морин Кросби и посмотрю, как ей нравится тратить деньги сестры.
Керман простонал.
— Что-то подсказывает мне, что короткий период безделья закончился, — с грустью произнес он. — Я еще подумал, что он слишком сладок, чтобы долго продержаться. Приниматься за работу немедленно или подождать, пока ты вернешься?
— Подожди, пока я вернусь, — сказал я, направляясь к двери. — Но если ты назначил свидание с этой твоей мышеловкой, ты уж попроси ее подыскать другую мышку.
Крестуэйз, поместье Кросби, виднелось за низкими, поросшими бугенвилеями стенами, над которыми поднималась высокая зеленая изгородь из австралийской сосны, а уж за нею шел блестящий забор против циклона, увенчанный колючей проволокой. Вход охраняли тяжелые деревянные ворота с глазком для подсматривания в правой по ходу створке.