Страница 35 из 98
Судорожно сглотнув слюну, которой внезапно наполнился его рот, тот зачастил:
— На проезжей дороге в Тундар поставлен караул и будет ожидать вас засада…
— А, это интересно… Что же — жизнь за жизнь. Иди, но помни, тебе лучше промолчать о нашем разговоре, иначе за выданную тайну твои хозяева лишат тебя головы… — Он отпустил его, и человек, попятившись, мигом исчез.
Бор выбрался из укрытия и быстро нагнал своих.
— Надо поскорее возвращаться и укрепиться в доме, — сказал он им негромко. — И лучше, если мы постараемся исчезнуть нынче же ночью, не дожидаясь утра. Идет погоня и расставлены силки. Корабля у нас уже нет и отбить не у кого. Да и идти предстоит туда, где никакой корабль не нужен.
Вдруг раздался крик: «Нумда повсюме!»
— Нумда повсюме! Нумда повсюме! — вопили войкарцы и, поспешно бросая дела, разбегались по домам.
— Что это значит, — «нумда повсюме»? — воскликнул князь.
— Наступил вечер! — ответил один из пробегавших мимо.
— Но ведь еще рано, солнце пока не село?
— Смотри, как потемнело небо! — показал Гунн на мглу, ползущую откуда-то со стороны гор Тундар. — Вот что значит «вечер»!
— И вряд ли что-то хорошее придет оттуда! — сказал Бор. — Быстрее в избу!
Они поспешно зашли в свое временное жилище.
— Надо окошки прикрыть, а то или ветром выстудит, или нечисть надует! — Гунн первым взялся за ставень. Закрыв окна, они приперли хорошенько дверь.
Время шло в томительном ожидании.
Внезапно снаружи заревело, стены затряслись, точно кто намеревался сокрушить дом. Вскоре, однако, начало стихать. Теперь лишь иногда через закрытые ставни доносились какие-то крики и другие звуки, о происхождении которых можно было лишь догадываться. На улице, должно быть, уже вступила в свои права настоящая ночь.
Наконец, видно изнемогши в ожидании, один из дружинников решил узнать, что творится снаружи, и, отворив ставень, высунулся в окошко. Неожиданно он дернулся назад что есть силы и повалился навзничь, с обезумевшими глазами схватившись за лицо. Через пальцы стекала кровь, а когда он отнял их, на щеке оказался след укуса.
В окошко всунулось страшное, мертво-зеленое лицо, и завыл голос:
— Сдес-сь лю-юди! Сдес-сю!
— Навьи! — рявкнул князь, опомнившись, и, выхватив меч, рубанул мертвую голову. В это время дом снова затрясся дрожью.
— Скорее, бежим! Здесь нельзя оставаться! — крикнул он. — Железо держите открытым, отгоняйте навий острой сталью! — Он подхватил на плечо Айсата и с мечом в руке первым выбежал во мглу. За ним бросились остальные, в то время как свартен уже лезли в окошко своими полупрозрачными телами.
Лишь конунг, на котором была его корона, хорошо различал во тьме подкрадывающихся навий, рубя их мечом. Наткнувшись на острую сталь, навьи вскрикивали и бросались прочь с шипением. Их горящие глаза, видневшиеся повсюду, помогали направлять удары и остальным людям. Однако венец Грома притягивал нежить своей магической силой, и навьи не отставали.
Едва люди успели пробежать немного в сторону ворот, как земля за их спинами затряслась, что-то огромное пронеслось в воздухе, и, оглянувшись, они увидели, как крыша дома, где они собрались ночевать, вдруг мгновенно вмялась внутрь и на месте его образовалась яма, из которой торчали концы обломанных бревен. На миг все лишились дара речи. Но только Бор, благодаря короне, видел, как сверху на избу опустилось нечто, напоминающее исполинскую ногу, сотканную из полупрозрачной тьмы!
У самых ворот они наткнулись на тело какого-то несчастного застигнутого навьями на улице. За воротами с южной стороны на них навалилось сразу несколько десятков детей мрака, и они вынуждены были быстро отступать.
— Они теснят нас на дорогу к Тундар, на засаду! — крикнул Бор, размахивая клинком. — Надо прорываться к озеру, над водой они будут не страшны!
Преследуемые жуткими воплями и плясками извивающихся огнеглазых навий, они свернули к берегу. Однако, пробежав немного, увидели прямо перед собой темный силуэт скалы, на которой находилось капище Дьес Эмэгэт. Здесь нежити не было — возможно, ей внушал страх войкарский звенящий идол.
Ужаленный навьем дружинник покачнулся и упал ничком. Когда к нему наклонились, он уже не дышал: трупный яд вошел в его сердце, и жизнь покинула его. Бор разразился проклятьями. Он опустил на землю Айсата:
— Оставайтесь внизу, я взойду наверх. Я уверен — не обошлось без помощи здешнего кудесника, недаром вокруг нет навий!
И он побежал вверх по лестнице, рискуя оступиться в темноте. На площадке он увидел перед собой главного кудесника, сделавшего было шаг навстречу, но узрел блестевший на лбу князя венец, резко подавшегося назад, в глубокую тень. Бору показалось, что за спиной темноволосого кудесника клубится аура, еще более темная, чем ночь.
— Это ты вызвал навий на город, чтобы погубить нас? Твоя богиня подала голос как только мы появились. Звук большого колокола несется далеко! А с тундарской дороги можно послать сообщение передачей!
— Ты ошибаешься, южанин! Богиня подает голос по своему пожеланию, сияет голубым небесным огнем, если ветер шепчет ей тревожные вести!
— Но днем и ветра никакого не было, — ответил князь. — Это ведь ты послал доглядчика за нами? Хотел знать, где мы поселились, как нас застать?
— Таково было указание мне свыше… — жрец многозначительно поднял ладонь ребром. — Ты сам знаешь от кого. Не выполни я его, мне бы не поздоровилось. А ты отдай этот венец и иди своей дорогой, к себе на юг…
— Нет!
Войкарец сделал быстрое движение, и в руке его блеснул темный стержень, направляемый в грудь Бору, — тот мгновенно узнал оружие ожуоласского кудесника.
— Вот как ты получаешь черепа?! Так иди к своему Рота-Мублену!
Сверкнул молнией меч, жгучая палица взлетела в воздух, исчезнув во тьме, а кудесник рухнул в святилище черепов, однако твердые выступы ступеней уже не могли причинить ему вреда. Вытирая клинок, озерный конунг быстро сбежал вниз.
Несколько часов они провели у подножия скалы, вглядываясь во тьму. Наконец горизонт посветлел, и навьи убрались туда, где могли не бояться солнечного света. Тогда путники быстро двинулись вдоль берега.
Хуже всех приходилось на камнях шедшему самостоятельно Айсату, которого мучила боль в плече. Внезапно, в легких прибрежных волнах, в неверном свете раннего предутрия, люди различили громадную темную массу, от которой долетал сильный рыбный запах. Гунн, вглядевшийся попристальнее, опознал гигантскую тушу.
— Э, да это же великая щука! Сдохла-таки, тварь! — воскликнул он с чувством. Действительно, именно исполинская рыба лежала теперь мертвая, горой наполовину выбросившись из воды, с раскрытой зубастой пастью и помутневшими неподвижными глазами.
Бор вошел в воду по самые бедра, поеживаясь от стылого холода, не без колебания засунул руку между страшных пилообразных зубов и наполовину исчез в чудовищной пасти. Он сразу нащупал рукоять глубоко вошедшего в рыбье нёбо меча и, задыхаясь от невероятного зловония, рывком выдернул клинок.
Меч, которым можно сражаться со свартен, снова у него в руках, и странное дело — теперь он был блестящий, точно вчера отполированный оружейным мастером! Тут князь понял, что он в волшебной короне, и стоило ему снять ее, как оружие приобрело прежний неказистый вид.
Некоторое время они продолжали идти, пока у самой вершины сужавшегося ильма не подошли к странным, заполненным водою, большим, квадратным впадинам в скалах.
— Что это за колодцы у озера такие? — изумился Бор.
— Копи какие-нибудь, — ответил Гунн, шедший впереди других. — Гляди-ка, как глубоко! — добавил он, когда они подошли ближе и низкое солнце пронзило лучами верхний слой прозрачной, но черной в неведомой глубине воды.
— Интересно, что здесь добывали? — спросил неизвестно кого князь, стоя над залитой шахтой. — Уж не те ли это старинные золотые копи?
— Эй, смотрите! — Дружинник Турн показывал в сторону от берега, где каменистая земля поднималась и темнела еще одна древняя шахта.