Страница 6 из 17
– Майлз Донлан, – тихо повторил я.
– Я полагаю, ты читаешь газеты, смотришь новости?
– Да, ваше преосвященство.
– Шесть лет. – Архиепископ присвистнул. – Как по-твоему, он выживет?
– Он немолод. А в тюрьме, говорят, не жалуют… – Я не смог произнести это слово.
– А что, никакие слухи до тебя не доходили, Одран?
Я сглотнул. Слухи, конечно, доходили. В Теренуре мы с отцом Донланом долгие годы работали бок о бок. Если честно, он всегда мне не нравился: в нем было что-то неприятное, а о ребятах он говорил, словно они одновременно его притягивали и отвращали. Но слухи, однако, доходили.
– Я не очень хорошо его знал, – уклонился я от ответа.
– Не очень хорошо знал, – негромко повторил архиепископ, в упор глядя на меня. Я отвел взгляд. – А вот скажи, Одран, если б ты слышал разговоры о нем или о ком-нибудь другом, как ты бы поступил?
Честный ответ – никак.
– Наверное, я бы поговорил с этим человеком.
– Поговорил бы с этим человеком. А со мной ты бы о нем поговорил?
– Вероятно, да.
– Ты бы обратился в полицию?
– Нет, – тотчас ответил я. – По крайней мере, не сразу.
– Не сразу. А когда?
Я тряхнул головой, пытаясь понять, что он хочет услышать.
– Честное слово, Джим, я не знаю, что бы сделал, кому и когда рассказал и рассказал бы вообще. Я бы рассудил по обстановке.
– Ты бы рассказал мне, вот что ты бы сделал. – Тон моего собеседника стал угрожающим. – Мне и больше никому. Неужто не видишь, как газеты на нас ополчились? Мы утратили контроль. И должны его восстановить. Репортеров надо прижать к ногтю. – Он глянул на статуэтку архиепископа Маккуэйда. – Думаешь, он бы терпел это безобразие? Нет, позакрывал бы типографии. Перекупил бы аренду студии и разогнал телевизионщиков.
– Сейчас другие времена, – сказал я.
– Паршивые, вот какие. Однако я отвлекся. О чем мы говорили?
– О нигерийском священнике, – напомнил я, радуясь смене темы.
– Ах да, отец Нгезо. В общем, он хорош. Черен как ночь, но это неважно. Он не один такой. В округе Доннибрук три парня из Мали, два кенийца и еще один из Чада. Говорят, в следующем месяце место викария в Тёрлсе займет малый из Буркина-Фасо. Ты когда-нибудь слышал об этой стране? Я – нет, но, выходит, есть такая.
– Кажется, она где-то повыше Ганы? – Я мысленно представил карту мира.
– Не знаю и знать не хочу. Хоть на одной из лун Сатурна, мне все равно. Нынче берем, понимаешь ли, что дают. Пускай юный Нгезо попытает счастья в Теренуре. Ему нужно сменить обстановку, к тому же он заядлый болельщик регби. Ты-то не особо интересуешься игрой, да?
– Кубковые матчи я не пропускаю, – возразил я.
– Вот как? А я думал, ты равнодушен к спорту. Нгезо поладит с ребятами, а им весьма полезно соприкоснуться с иной культурой. Ты не против освободить ему место?
– Я проработал там двадцать семь лет, ваше преосвященство.
– Я знаю.
– Школа стала мне домом.
Архиепископ вздохнул и, пожав плечами, слегка улыбнулся:
– У нас нет дома. То есть своего собственного. Ты это знаешь.
Легко тебе говорить, подумал я, покосившись на бархатные мебельные покрывала и тюлевые шторы.
– Я буду скучать по школе, – сказал я.
– Тебе не помешает на время оставить учительство и вернуться к церковной работе. Всего лишь на время.
– Поймите, ваше преосвященство, я никогда не служил в приходе.
– Джим, – лениво поправил архиепископ. – Джим.
– Я даже не представляю, где я мог бы начать. Вы-то куда хотели меня направить?
Архиепископ потупился и шумно засопел, на лице его промелькнуло легкое смущение.
– Ты, наверное, догадываешься, – сказал он. – Это, конечно, временно. Просто мне нужно кем-нибудь заменить Тома.
– Какого Тома?
– А как ты думаешь – какого?
– Тома Кардла? – вытаращился я.
– Вообще-то он сам тебя предложил.
– Он сам?
– Идея была моя, отец Йейтс, – жестко сказал архиепископ. – Но все варианты обсуждались в его присутствии.
В это верилось с трудом.
– Мы с ним виделись в прошлую пятницу. Он и словом не обмолвился.
– А я с ним виделся в субботу утром. Он заглянул ко мне на разговор. И он считает, тебе это будет по нраву. Я согласился.
Я не знал, что сказать. Быть не может, чтобы Том обсуждал ситуацию с Джимом Кордингтоном, сперва не поговорив со мной. Ведь мы с ним давние и очень близкие друзья.
В 1972 году мы с Томом Кардлом в один день прибыли в семинарию и сидели рядом, когда каноник рассказывал о распорядке нашей жизни на ближайшее время. Том, деревенский парень из Уэксфорда, был чуть старше меня – на прошлой неделе ему сравнялось семнадцать. Я сразу понял, что в Клонлиффе ему не по себе. Он излучал безысходное отчаяние, что сразу к нему расположило – не из-за того, что я пребывал в схожем состоянии, а просто я боялся одиночества и решил как можно скорее завести себе друга. Я уже скучал по Ханне и, хоть еще совсем мальчишка, предвидел, что мне может понадобиться конфидент, потому и выбрал Тома. Вернее, мы выбрали друг друга. Стали друзьями.
– Как ты? – примеряясь к христианскому милосердию, спросил я, когда мы распаковывались в отведенной нам келье (поскольку на ознакомительном собрании мы сидели рядом, нас и поселили вместе). Крохотная комната не впечатляла: узкий проход между койками, притиснутыми к стенкам, один платяной шкаф, на тумбочке тазик с кувшином, на полу ведро. – Чего-то ты маленько сбледнул.
– Самочувствие паршивое. – Его сильный провинциальный говор меня порадовал – я не горел желанием квартировать с дублинцем. Но когда я узнал, что он из Уэксфорда, рана в душе моей вновь открылась, ибо при всяком упоминании этого графства волной накатывала печаль.
– После дороги? – спросил я.
– Наверное. Всего растрясло. Мы приехали на папином тракторе.
Я опешил:
– На тракторе из Уэксфорда в Дублин?
– Ну да.
Я вздохнул и покачал головой:
– Да разве это возможно?
– Мы ехали потихоньку. Часто ломались.
– Да уж, не хотел бы я оказаться на твоем месте. Тебя, кстати, как зовут?
– Том Кардл.
– А меня – Одран Йейтс.
Мы пожали руки, Том взглянул на меня, и мне показалось, что он вот-вот расплачется.
– Ты рад, что ты здесь? – спросил я. В ответ он что-то неразборчиво буркнул. – Ту т клево, не бойся. Пару лет назад сюда поступил один мой знакомый, так он говорил, здесь весело. Не одни молитвы и всякое такое. Каждый день игры, спорт, хоровое пение. Ту т классно, вот увидишь.
Том кивнул, но, похоже, я его не убедил. Он открыл чемодан со своим барахлишком – рубашки, штаны, исподнее и носки. Сверху лежала роскошная Библия, и я взял ее посмотреть.
– От мамы с папой, – сказал Том. – Вроде как на прощанье.
– Наверное, дорогущая. – Я протянул ему фолиант.
– Возьми, если хочешь. Мне она без надобности.
Я рассмеялся, полагая, что он шутит, но лицо его было серьезно.
– Нет-нет, она твоя, – сказал я.
Том пожал плечами, взял Библию и небрежно бросил ее на тумбочку. За все годы он лишь раз-другой открыл эту книгу.
– В этом приходе Том прослужил всего года два, – сказал я. Столь скорая замена удивляла: и без того за последние двадцать пять лет Том сменил немало мест. Ты живешь на чемоданах, говорил я.
– Восемнадцать месяцев. Приличный срок.
– Наверняка он только обустроился.
– Он нуждается в перемене.
– Конечно, это не мое дело, – начал я, прикидывая, не поможет ли робкое непокорство сорваться с крючка, – но бедняга Том уже достаточно наездился. Наверное, было бы справедливо оставить его в покое, не правда ли?
– Как там у Шекспира? – широко ухмыльнулся архиепископ. – Не наше дело задавать вопросы?
– «Им надлежит не вопрошать, но исполнять и умирать», – поправил я. – Теннисон, «Атака легкой кавалерии».
– Разве не Шекспир?
– Нет, ваше преосвященство.