Страница 25 из 26
- Тем не менее... - хотел возразить Ваня, но Коля снова толкнул его в бок и громко сказал:
- Но как же нам получить роли?
- Студенты, хотят участвовать в "Мистерии", - пояснил Малевич. - Вы не смотрите, что они философствуют, - они за революцию.
- Молодцы! Революция - что может быть лучше для молодёжи? Перефразируя Белинского, я бы сказал: "О, ступайте, ступайте в революцию, живите и умрите в ней, если можете!" А у нас революционный театр, - это тоже революция! - откликнулся Мейерхольд. - Идёмте со мной, сейчас будем репетировать! А вы что застыли соляными столпами? - обернулся он к Маяковскому и Малевичу. - На сцену, на сцену!
***
- Да, товарищи, - продолжал Мейерхольд на ходу, - мы создаем новое искусство. Нам не нужны упадочные произведения для декадентсвующей "элиты", извращённые - для пресытившейся буржуазии, пошлые - для ограниченных мещан. Раньше искусство потакало их прихотям, оно было служанкой низменных инстинктов и порочных страстей. Мы в комиссии по зрелищам разбирали вопрос о кинематографе, смотрели, какие ленты у нас имеются, - товарищи, это сущий кошмар! Перед революцией, в шестнадцатом году наш синематограф выпустил четыреста девяносто девять фильмов, из них абсолютное большинство вот такие, - он достал листок и прочитал: "Минута греха", "Чудо любви, чудовище ревности", "В буйной слепоте страстей", "Любовник по телефону", "Поцелуй". Последний фильм, между прочим, даже во Франции показывался с купюрами, а у нас шла полная версия. Кроме того, были выпущены в прокат фильмы: "В полночь на кладбище", "Загробная скиталица", она же "Женщина-вампир", и другая подобная чертовщина. Наконец, много было авантюрных лент со стрельбой, погонями, убийствами, кражами - таких как "Сонька - Золотая Ручка", "Разбойник Васька Чуркин", "Атаман Антон Кречет" и прочих. А ведь синематограф у нас самое массовое из искусств: за тот же шестнадцатый год было продано сто пятьдесят миллионов билетов на фильмы. Между прочим, на каждую прочитанную книгу приходилось пять-шесть посещений синематографа, а на каждый проданный театральный билет - десять-двенадцать проданных синематографических билетов. И чему учил этот синематограф, какие чувства он поощрял в народе?..
Не лучше обстояло дело с литературой и театром - засилье бульварщины, пошлости, безвкусицы; уход от реальности. На одном из моих спектаклей меня чуть не разорвали некие экзальтированные дамы, которые пришли посмотреть сентиментальную пьесу, а получили, по их словам, "сумасбродство и непонятные намеки". "Мои глаза кровоточат, - кричала мне одна из них, - досмотрела только потому, что было интересно увидеть всю глубину вашего падения! На ваши спектакли ходят только ваши близкие родственники; аплодировать такому спектаклю можно лишь в случае, если режиссер - близкий родственник, и вы боитесь его расстроить. Актерская игра плоская, как блин, действие неровное, сюжет нулевой. Вы безграмотны как режиссёр: такие спектакли ставят только недоучившиеся гимназистки в домашних театрах, и то у них получается лучше!".
- И что вы им ответили этой даме? - спросил Маяковский.
- Ничего не ответил, - пожал плечами Мейерхольд. - Если она не поняла мой спектакль, как мне ей объяснить?
- Вы слишком деликатны, а я с ними не церемонюсь, - сказал Маяковский. - Был у меня случай, в году пятнадцатом или шестнадцатом, когда меня пригласили выступить со стихами в одном богатом доме: говорили, что дадут деньги на издание моей книги. Прихожу, на диване сидят две пучеглазые дамочки, пышно разодетые, завитые, высокомерно скучающие. Ждут от меня, чтобы я их развлёк, доставил эстетическое удовольствие. Ну, я и доставил, начал читать:
Все вы на бабочку поэтиного сердца
взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.
Толпа озвереет, и будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.
А если сегодня мне, грубому гунну,
кривляться перед вами не захочется - и вот
я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам
я - бесценных слов транжир и мот.
Ищите жирных в домах-скорлупах
и в бубен брюха веселье бейте!
Схватите за ноги глухих и глупых
и дуйте в уши им, как в ноздри флейте.
Тут одна из пучеглазых не выдержала, прошипела что-то и вышла; за ней засеменила и вторая. Денег мне, конечно, не дали.
- Не дали? - расхохотался Мейерхольд.
- Не дали. Да и чёрт с ними! - махнул рукой Маяковский и прогремел:
Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре блядям буду
подавать ананасную воду!
- Как вы им врезали! Так и надо: по-пролетарски, в морду! - воскликнул Коля, а Ваня поморщился.
- Мне тоже не давали прохода "ценители искусства", - сказал Малевич и грустно улыбнулся. - Называли мои картины мазнёй, абстракцией, дешёвым художеством; на выставках насмехались... Да разве только надо мною! Над Шагалом, Кандинским, Лентуловым - всем досталось.
- Да, обыватель не любит авангарда, зато теперь весь авангард искусства идёт с революцией! - воскликнул Мейерхольд. - Так и должно быть - революция это колоссальный шаг вперёд, и авангардное искусство - в её первых рядах! Мы создадим искусство, созвучное нашей великой эпохе, и Россия придёт к победе. Ибо страна эта не только мощна своим политическим разумом, но ещё и тем, что она страна искусства. И когда искусство это хочет стать потоком, рвущимся с той же необъятной силой к той же цели, к великой вольности, с какою рвётся к победе новая трудовая коммуна, служители этого искусства вправе сказать: обратите на нас внимание, мы с вами!..
- Здорово! Так и будет! - обрадовался Коля и хлопнул Ваню по плечу. - А ты не хотел идти!..
***
- Репетиция! Репетиция! Репетиция! - захлопал в ладоши Мейерхольд, выйдя на сцену. - Всех прошу сюда!
- Кого - всех? - буркнул Маяковский, обведя глазами зал. - Разбежались, пяти человек не наберётся.
- То есть как - разбежались?! - изумился Мейерхольд. - Им же паёк выдали!
- А нам не выдали, - шепнул Ваня на ухо Коле, но тот отмахнулся от него.
- Завтра они придут, - заверили Мейерхольда из зала. - Сегодня устали ждать, вечер скоро.
- Будем работать с теми кто остался, - решил Мейерхольд. - Давайте разберём пьесу, расставим акценты. Идите на сцену.
- И я послушаю, если не возражаете, - попросил Малевич. - Мои помощники тоже ушли, декорации закончить не с кем.
- Пожалуйста... Итак, товарищи, прежде всего вы должны понять, что наша пьеса - на тему дня, - обратился он к поднявшимся на сцену добровольным актёрам. - Собственно, театральное представление не знает ни "вчера", ни "завтра". Театр есть искусство сегодняшнего дня, вот этого часа, вот этой минуты, секунды! Поэтому содержание "Мистерии" современное, сегодняшнее, сиюминутное, - так, Владимир Владимирович?
- Верно, - кивнул Маяковский. - "Мистерия-буфф" - это дорога. Дорога революции. Никто не предскажет с точностью, какие еще горы придется взрывать нам, идущим этой дорогой. Сегодня сверлит ухо слово "Ллойд-Джордж", а завтра имя его забудут и сами англичане. Сегодня к коммуне рвётся воля миллионов, а через полсотни лет, может быть, в атаку далеких планет ринутся воздушные корабли коммуны. А мы покажем то, что происходит сейчас, но в форме балагана, ярмарочного представления или мистерии, - как это называли раньше.
- То есть это будет праздник, веселье; по большому счёту, воспитание чувств и должно совершаться посредством праздника, как сказал один умный человек, - подхватил Мейерхольд. - Вам надо будет играть бодро, весело, оптимистично, и даже отрицательные персонажи пусть будут смешны, а не ужасны. "Последний акт каждой исторической драмы есть комедия. Человечество весело расстается со своим прошлым", - говорил Маркс.