Страница 34 из 44
–Как ты там? Нашел что-нибудь полезное?
–Здесь какие-то странные рычаги,—ответил дракон, все еще пытаясь разобраться в хаотично-расставленном ребусе.—У каждого есть таблички с рунами гномов. Ты умеешь читать по-гномовски?
–Нет, к сожалению,—вопрос дракона вверг Эзраэля в уныние.—Что нам теперь делать?
–Не имею ни малейшего понятия,—в замешательстве ответил дракон, изо всех сил напрягая извилины в надежде найти решение непростой задачи.—Придется действовать наугад.
–А если случится что-то плохое?—с беспокойством спросил Эзраэль.
–В этом случае будем драпать отсюда со всех ног,—ответил дракон, сосредоточившись на выборе верного рычага.—В общем, если вдруг я ошибусь—беги.
–Погоди-ка, погоди-ка,—возразил Эзраэль.—Вместе сюда пришли, вместе и кашу расхлебывать будем. Я останусь с тобой.
–Я это говорю не потому, что погеройствовать хочу,—сказал дракон.—Ты должен будешь предупредить князя Луминеля, что у нас ничего не вышло. Так вы сможете заранее приготовиться к битве и не потерять драгоценное время.
–Понял,—ответил Эзраэль, оглянувшись назад.—Действуй, как только будешь готов.
–Хорошо,—согласился дракон, вернувшись к изучению рычагов. Под каждым из них была соответствующая табличка, на которой красовались потертые гномовские руны. Знал наш герой только одну букву из алфавита могучих горных шахтеров – "х", поэтому, используя свой малочисленный опыт в изучении языка гномов, всеми силами пытался найти эту букву, подозревая, что именно она будет являться первой буквой в слове "Хенгерд". По крайней мере, эта логика была единственной, которой он мог воспользоваться в тот момент. И вот, к неописуемой радости, на глаза дракону попалось слово, первой буквой которого являлась та самая пресловутая "х". Еле сдерживая себя от восторга, он закричал:—Похоже, я нашел его.
–Отлично,—ответил Эзраэль.—Тяни!
–Я не уверен, что это он…
–У нас нет другого выхода. Мы и так ищем иголку в стоге сена. Тяни давай!
–Хорошо,—сказал дракон и, схватившись за рычаг, медленно потянул его на себя. Стены каменного склепа задрожали, и из недвижимых шершавых горных стен послышалось какое-то странное бурление, сопровождаемое оглушительным треском. Дракон застыл, как вкопанный—страх сковал его тело и не спешил выпускать из своих холодных цепких объятий. Треск и бурление становились все отчетливее и отчетливее с каждой секундой. Казалось, будто нечто с неимоверной силой разрушало горную породу, превращало ее в бесформенную вязкую кашу. Странные звуки раздавались то здесь, то там, ввергая наших героев в пучину нечеловеческого ужаса. Дракон хотел было что-то сказать Эзраэлю, как вдруг стены пещеры с треском развалились, и бешеные потоки грунтовой воды, светящейся каким-то странным красноватым оттенком, хлынули в просторный каменный склеп. Зал начал быстро затапливаться: бурлящая вода, неся в своих водянистых рукавах осколки разбитой горной породы, с неистовым шипением принялась заполнять каждый метр безмолвного помещения. Дракон, вцепившись когтями в рычаги и сопротивляясь нахлынувшим волнам, прокричал застывшему на месте Эзраэлю:
–Беги! Скорее! Предупреди Луминеля!
–Я не оставлю тебя здесь!—отчаянно закричал Эзраэль, растерянно озираясь по сторонам.—Мы должны вернуться вместе!
–Я не умею плавать,—сказал дракон, наблюдая за тем, как вода заполняет крошечную сторожку и скрывает его когтистые лапы, поднимаясь вверх по задним лапам. В этот момент из потрескавшегося потолка хлынул мощный поток воды, продолжив заливать комнату.—Спасайся! Кто-то должен вернуться в Лориэль!
Эзраэль, метнув растерянный взгляд в сторону дракона, отрывисто сказал: "Прощай!"—и бросился по узкому тоннелю наутек. В это время вода уже приблизилась вплотную к голове дракона, полностью скрыв его массивную чешуйчатую шею. Над водой остались только кончики крыльев и голова. Почувствовав животный страх в глубине своей души, дракон стал отчаянно стремиться всплыть наверх, к потолку, чтобы глотнуть живительную каплю воздуха, но все его попытки оказались тщетными: в доли секунды вода заполнила все помещение, принудив дракона затаить в могучих легких крошечную порцию газообразного топлива. Вода резала глаза, мышцы отчаянно стонали от нехватки кислорода, мозг истошно вопил от страха смерти, однако хаотичные движения лап и хвоста, которыми дракон пытался хоть как-то выплыть из сторожки, оказались не напрасными—в течение нескольких секундная герой всё же очутился в полностью затопленном зале. К этому времени организм жадно употребил всю пищу, дарованную дыхательным рефлексом, и легкие нашего героя буквально горели ярким красным пламенем. Из пасти начали выбегать пузырьки углекислого газа, которые дракон в ужасе пытался удержать в себе. Зрачки нашего героя сузились в животном страхе умереть, тело начало хаотично биться из стороны в сторону в конвульсиях—разум уже не контролировал подконтрольную ему биологическую оболочку. После нескольких секунд хаотичных движений дракон ощутил, как дыхательный рефлекс делает свое черное дело: струи мутной горной воды медленно стекали по трахее и заполняли могучие легкие, затопляя крошечные пузырьки альвеол. В глазах начало темнеть. Мышцы уже не слушались, а просто дергались, расходуя последний кислород, оставшийся в теле. Через мгновение его тело безжизненно повисло в воде. Сердце колотилось все медленнее и медленнее, в голове поплыл темный непроглядный туман. Казалось, вот он—конец еще не начавшейся вечной жизни. Неужто все надежды на будущее пропали в этой красноватый жидкости, сгинули в этом пенящемся и булькающем водовороте Посейдона? Но вдруг, краем своего еще не канувшего в лету сознания, дракон увидел, как у каменных исполинов, казалось, неподвижно стоявших в вечной тьме, глаза зажглись ярко-голубым светом, а по складкам неаккуратно сцепленных между собой валунов, побежали серовато-синие струйки светящейся жидкости. Не успев удивиться или испугаться, дракон услышал последними нотками своего чуткого слуха громкий гул и последовавший за ним треск. В ту же секунду, перед тем, как потерять сознание, каждая чешуйка нашего героя ощутила, будто что-то несет его вперед, в темноту, в непроглядную египетскую темноту, обволокшую его затуманенный разум. Тьма… Тьма… Тьма…
Очнулся дракон от какого-то странного ощущения в области грудной клетки: он чувствовал, будто что-то пытается сломать его ребра, отбить легкие и раздавить сердце отчаянными ударами, походившими на удар огромного тяжелого молота. Вода в легких мешала дышать, он не чувствовал своих лап. Только частые удары в грудь. Тум… Тум… Тум… Вдруг, осознав, что все еще жив, наш чешуйчатый герой выплюнул воду из легких и тут же, без всякого промедления, жадно наполнил свои воздушные мешки живительным воздухом. Сотрясаясь от жуткого кашля, дракон бросил взгляд на своего спасителя. Эзраэль, радостно улыбаясь, теплым взглядом смотрел на вытащенного из цепких лап смерти товарища, чьи глубокие ультрамариновые глаза растерянно озирались по сторонам.
–Эзраэль…—сквозь прерывистый кашель, наконец, молвил слово дракон.—Ты спас меня.
–Услуга за услугу, как говорится,—улыбнулся Эзраэль, подав дракону руку. Подняв своего чешуйчатого напарника с земли, наш герой продолжил:—Цербер тебя возьми! Почему ты мне раньше не говорил, что не умеешь плавать?
–Как-то особого повода не было,—слабо пробормотал дракон, схватившись за голову.—Фух… Ещё бы чуть-чуть—и все. Кстати…—в этот момент дракон с ужасом схватился за голову.—О Зевс!
–Что случилось?—с подозрением спросил Эзраэль.
–Перед тем, как я отключился, я заметил, что те статуи, которые стояли в зале, ожили…
–Как это понимать—"ожили"?—потрясенно спросил Эзраэль, посмотрев на вход в пещеру.
Не успел дракон объяснить значение своих слов, как вдруг из самой глубины пещеры раздался грохот дробившегося гранита, за которым последовал звук, напоминавший грохот шагов исполинского титана. Эзраэль не стал расспрашивать дракона более подробно: с первым толчком земли значения слов его чешуйчатого друга были вполне ясны. Мудрецы говорят, что страх перед неизведанным всегда самый сильный. Даже перед смертью, будучи на плахе, осужденный знает, что топор палача через несколько мгновений раздробит мягкие ткани его шеи. Однако будучи оставленным на погибель в темном лесу, осужденный испытывает гораздо более сильный страх, так как его пугает грядущая неизвестность: мысли хаотично носятся по нейронам, пытаясь угадать, что же ждет несчастного, тем самым создавая в голове несчастного жуткие образы, от которых иногда можно запросто сойти с ума. Этот вид казни использовали эльфы. Они не были особыми любителями крови, поэтому предпочитали психическую казнь, в ходе которой приговоренный полностью лишался рассудка и, как следствие, по трактовкам лесного народа, "умирал". Не физически, но морально. В тот момент нашим героям пришлось пережить нечто подобное, только в более мягкой форме: они не знали, как поведут себя огромные каменные големы, поэтому молча, затаив дыхание, ожидали неизбежного грядущего. А тем временем, звук тяжелой поступи становился все более отчетливым, заставляя сердца дракона и Эзраэля биться все чаще и чаще. Потрясенные искатели приключений стояли как истуканы, не имея возможности сдвинуться с места. Так они ждали несколько минут, показавшиеся им нескончаемой вечностью. Время, казалось, остановилось для них. Вокруг ничто не имело смысла. Единственное, что заполняло испуганные души наших героев,—громкая поступь, становившаяся все ближе и ближе по мере того, как нещадно неслось отпущенное Зевсом время. Наконец, как только дневной свет ослепительного Гелиоса пролился на непроглядную тьму пещеры, из каменного склепа показалось то, чего они никогда раньше не видели и от чего дрожь пробежала по каждой клетке их тел.