Страница 22 из 35
Без сомнения, горестные слова вырвались у него при воспоминании о вчерашнем отказе Лидии Алексеевны. Но вспоминалось ему и про Суворина, уже укатившего из Москвы. Многолетний друг и покровитель, прекрасно сознававший значение Чехова и многое сделавший для него, да к тому же литературный воротила и миллионер, он мог бы помочь материально вечно нуждавшемуся писателю, но - "и десятки взаймы не даст". Прав Щеглов: "Сколько всяких ... сочувственников окружало его больничную койку, и среди этой пёстрой толпы... не нашлось ни единого, который бы догадался позабыть на больничном столике чек на необходимую сумму для поездки за границу (в какую-нибудь тёплую страну вроде Египта)".
21. С у п р у ж е с к и е у з ы
Десятилетие супружества Михаила Фёдоровича и Лидии Алексеевны Авиловых было торжественно и ив срок отпраздновано. Близкие превозносили их образцовый союз, и она не могла не соглашаться, что у них прекрасная семья.
Если брак - "священный союз двоих для воспитания детей и направления тих на лучший путь", то у неё росли прекрасные дети. Она любила свой налаженный быт, уютный дом, удачных детей, и, как необходимое дополнение, мужа. Правда, характер у Миши был склочный, зато он крепко держал в руках семейные вожжи. Выбрав десять лет назад в мужья Авилова, она не сильно ошиблась. А ошиблась, надо терпеть. И если бы не томительное чувство к другому человеку, накрепко спаянное с её неистребимой склонностью к литературе и потому особенно стойкое, она могла бы быть довольной жизнью.
Если бы!.. Уехав, она до сих пор ни разу не написала ему, - хотя бы ради соблюдения приличий, справляясь о здоровье.. "Зачем, после свидания в клинике, когда он был слаб и не владел собой, а мне уже нельзя было не увериться, что он любит меня, - зачем мне надо было... вручить ему "Забытые письма", мой рассказ, полный страсти, любви и тоски?"
В этом рассказе, который она с таким увлечением писала, она дала волю своим чувствам. В придуманный сюжет (молодая вдова напрасно ждёт приезда неверного любовника) она влила свою тоску по возлюбленному, в тайной надежде осведомить его о своих страданиях. "Я думаю только о тебе. Я счастлива, когда мне удаётся вызвать в памяти звук твоего голоса, впечатление твоего поцелуя на моих губах. Жизнь без тебя, даже без вестей о тебе, больше чем подвиг - это мученичество." Разве мог он не понять, что это к нему взывала она?!
Да понял он, Лидия Алексеевна!
"Зачем я это сделала, тогда как уже твёрдо знала, что ничего, ничего я ему дать не могу?"
И это он понял, матушка.
Другое дело, если бы он был здоров, независим от домашних обязательств и безденежья, - но на нет и суда нет.
А он ей написал. "Ах, Лидия Алексеевна, с каким удовольствием я прочёл Ваши "Забытые письма" (Ещё бы!)
" Это хорошая, умная, изящная вещь. .. . в ней пропасть искусства и таланта, и я не понимаю, почему Вы не продолжаете в этом роде." Вот чего он упорно добивался от неё, - женского романа о любви. "Тогда я часто не понимала его советов", - признавалась она.
"Письма - это неудачная, скучная и притом лёгкая форма, - продолжал он. - Вы работаете очень мало, лениво. Я тоже ленив, но в сравнение с Вами я написал целые горы. Во всех Ваших рассказах так и прут между строк неопытность, неуверенность, лень. Вы до сих пор не набили себе руку, и работаете, как начинающая. Пейзаж у Вас хорош, но Вы не умеете экономить , и он то и дело попадается на глаза, когда не нужно. Затем - Вы не работаете над фразой, её надо делать, - в этом искусство." Она признавалась, что всегда пишет набело, без поправок и сокращений.
" Газеты с Вашими рассказами сохраню и пришлю Вам при оказии, а Вы, не обращая внимания на мою критику, соберите ещё кое-что и пришлите мне."
Одновременно Чехов вёл переписку и с другими авторами-женщинами. Правда, ни с кем он не был так внимателен, изо всех сил стараясь раздуть в Л.Авиловой искру одарённости.
Сама она достаточно критично оценивала себя, однажды признавшись: "Если из меня всё же ничего не вышло, то это только оттого, что я была талантливое ничтожество".
Итак, он написал, но не обронил ни слова о любви. Что он, где он, чем занят?
Щеглов сохранил рассказ Чехова о днях, проведённых в клинике.
"- А ведь знаете, я почти привык здесь.... И здесь так удобно думать! А по утрам я хожу гулять, хожу в Новодевичий монастырь... на могилу Плещеева. Другой раз загляну в церковь, прислонюсь к стенке и слушаю, как поют монашенки... И на душе бывает так странно и тихо!..."
О чём тогда думалось ему? Наверно, рассказ "О любви" уже сложился в голове. А, может, уже зарождалась и "Дама с собачкой".
22. " О л ю б в и "
Она знала, что Чехов написал новый рассказ, и с нетерпением ждала его публикации. Едва в августе 1898 года он появился, она тотчас купила журнал, чувствуя, что прочтт в нём что-то бесконечно важное для себя.
Уже название - "О любви" - взволновало её. Прибежав домой, она уединилась в кабинете мужа, разрезала страницы и стала читать. Сюжет рассказа известен: Алёхин любит жену Лугановича. Замужняя дама, она отвечает ему взаимностью, но в своих чувствах они друг другу не признаются. Как у Лермонтова: "Они любили друг друга так долго и нежно..." И лишь расставаясь навсегда, герои открываются друг другу.
Она жадно читала, тут и там наталкиваясь на волнующие детали. У героини инициалы её самой. "Поздравляю вас", - насмешливо говорит она, когда герой роняет шапку. Это Лидия Алексеевна так однажды поздравила Чехова. "Воспоминание о стройной, белокурой женщине оставалось у меня все дни; я не думал о ней, но точно лёгкая тень её лежала на моей душе." Это про их первое знакомство. Тяжёлые капли слёз начали падать на бумагу, мешая читать.
Торопливо вытирая слёзы, она продолжала читать. "Я любил нежно, глубоко, но я рассуждал, я спрашивал себя, к чему может повести наша любовь. Мне казалось невероятным, что эта моя тихая, грустная любовь вдруг грубо оборвёт счастливое течение жизни её мужа, детей, всего дома... Честно ли это? И она, по-видимому, рассуждала подобным же образом." Да, рассуждала, опасалась, - но он не смел открывать всему свету её душевные тайны.
"Я старался понять тайну молодой, красивой женщины, которая выходит за неинтересного человека, имеет от него детей; понять тайну этого неинтересного человека, простяка, который рассуждает с таким скучным здравомыслием, который верит в своё право быть счастливым, иметь от неё детей. И я всё старался понять, почему она встретилась именно ему, а не мне, и для чего это нужно было, чтобы в нашей жизни произошла такая ужасная ошибка."
Лидия Алексеевна уже не плакала, а рыдала взахлёб. Всё правда, но как он посмел!..
Заключительные строки показались ей непонятными. "Когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви надо исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе." Нет, нет, она не согласна! Уронив голову на журнал, она сотрясалась от рыданий.
Да, рассказ был целиком о ней. Об их взаимном чувстве. Он не имел права выставлять напоказ то интимное, что было меж ними, известное только им двоим. Или он уже не любит, а писателю всё равно, где брать материал для своих произведений? Она со всеми своими страданиями послужила всего лишь материалом для очередного рассказа. Как он смел так свойски воспользоваться ею!
Схватив перо, она принялась писать, не обдумывая, а валя на бумагу всё то, что бушевало в душе. "Сколько тем нужно найти для того, чтобы печатать один рассказ за другим! Писать скучно, надоело, но рука набита, и литератор равнодушно и холодно описывает чувства, которые уже не тревожат душу, потому что душу вытеснил талант."