Страница 56 из 57
А. Ф. Кони, с которым я очень сблизился, особенно после революции, и не прерывал с ним дружеского общения до самого дня его кончины, в беседе со мной рассказал мне подробно все, что выяснила следственная комиссия под его председательством. При этом он мне рассказал один очень характерный разговор свой с Александром III во время одного из докладов о работе комиссии. Выслушав Кони, Александр III его спросил:
«А скажите, Анатолий Федорович, наверное, много говорят о причинах катастрофы, наверное, в обществе идут разные толки, что вы слышали, кого обвиняют?»
Кони ответил: «Ваше величество, существует три версии, о которых говорят». «Какие?», – спросил государь. «Первая версия, – ответил Кони, – это покушение на вашу жизнь, но при самом тщательном дознании это ничем не подтвердилось». Государь его перебил: «Да, я это знаю, это только Посьет в свое оправдание хочет доказать, что тут было покушение, я отлично знаю, что такового не было, ну а вторая версия?» «Вторая. Обвиняют министерство путей сообщения, что оно не предусмотрело всего, что следовало, и допустило ряд технических ошибок при следовании поезда».
«Вот это верно, – сказал государь, – а третья версия?»
Кони немного замялся и сказал: «Третья версия. Обвиняют ваше величество, что вы приказали ехать скорее, более предельной скорости для императорского поезда».
Государь посмотрел на Кони и сказал: «Это неправда. Я действительно сказал раз Посьету, когда мы ехали по Северному Кавказу, – отчего это мы едем так неровно, то плетемся шагом, то летим как угорелые, это очень неприятно, нельзя ли ехать ровнее? Нет уж, вы меня не привлекайте», – прибавил государь и улыбнулся.
А. Ф. Кони мне также рассказал при этом и о Витте, который в то время был начальником движения, кажется, на Юго-Западных железных дорогах. Он обратил внимание на то, что императорский поезд был неправильно составлен, и находил, что таковой состав поезда может повести к катастрофе. Поэтому, когда императорский поезд остановился на конечной станции его дороги, это было в 12 часов ночи, Витте просил доложить о себе министру путей сообщения генерал-адъютанту Посьету, но тот его не принял и выслал к нему инспектора поездов, которому Витте и высказал свои опасения. Инспектор доложил министру и, вернувшись к Витте, передал ему, что министр приказал ему написать свое мнение в департамент железнодорожных дел. Посьету очевидно не понравилось, что Витте посягает на его вагон, который был прицеплен к поезду вопреки всех технических требований. Таким образом, Витте как бы один из всего железнодорожного начальства поступил честно, предупредив министра об опасности.
Но впоследствии Витте все же смалодушничал. Когда Кони был в Харькове и вел следствие, то этот инцидент стал тоже известен комиссии, и Витте был вызван для показаний и подтверждения этого факта.
Факт он на словах подтвердил, но показание свое подписать не захотел, прося Кони освободить его от этого, так как должен на днях получить повышение по службе, и такое показание против министра может ему повредить в глазах Посьета.
Кони все же доложил Александру III, что один только из всех железнодорожников решился доложить о неправильном составе поезда, другие, хотя и видели это, не решились сказать, боясь повлечь неудовольствие министра, вагон коего фигурировал в этом. Александр III, любивший, когда кто говорил правду в лицо, оценил поступок Витте, запомнив его и поставив ему это в заслугу. Благодаря этому случаю Александр III и выдвинул его потом.
21-го октября в приказе по полку[218] было отдано следующее:
«Для правильной постановки приготовительных к стрельбе упражнений и надлежащего вообще развития стрелкового дела предписываю сформировать команду для подготовки инструкторов, основательно знающих это дело.
Команду эту составить из нижних чинов, наиболее развитых и способных к усвоению необходимых сведений, по четыре человека от каждой роты, назначив в указанное число по возможности более унтер-офицеров и не менее как по одному с каждой роты.
Обучение и заведывание командой поручаю поручику Гарденину, а в помощь ему назначаются от батальонов: 1-го – поручик Джунковский, 2-го – подпоручик Веймарн 2-й, 3-го – подпоручик Есипович и 4-го – подпоручик Мещеринов.
Когда нижними чинами будут вполне усвоены требуемые сведения, то переходить к взаимному их обучению, что более всего способствует подготовке учителей.
Поручику Гарденину строго держаться последовательности, установленной «Наставлением для обучения стрельбе».
От каждого батальона доставить завтра после обеда в 4-ю роту и сдать под расписку фельдфебеля Каминева следующие предметы и приспособления для обучения стрелковому делу:
один прицельный станок вполне исправный и устойчивый;
одну учебную винтовку;
одно зеркало со станком для проверки прицеливания;
один прибор с зеркалом для проверки прицеливания сбоку;
5) один прибор для наглядного обучения крупной, мелкой и ровной мушки;
6) один черный кружок с рукояткой;
7) два вполне исправных и выверенных прибора для стрельбы дробинками.
Заведующему оружием к тому же времени прислать в 4-ю роту один станок Ливчака[219] и 4 мишени № 1-й в настоящую величину.
По всем могущим встретиться недоразумениям поручику Гарденину обращаться ко мне.
По окончании занятий команды, людям будет произведено испытание».
Мне было жаль оставить обучение новобранцев, а с другой стороны, мне поручалось более серьезное дело, с Гардениным работать было очень приятно, это был очень толковый офицер и знаток стрелкового дела. Порученное нам дело увенчалось успехом, и на смотру командир полка остался очень доволен результатами. Инструктора по стрелковому делу вышли прекрасные. Так прошел конец года, наступили рождественские праздники, я опять был у Сергия в ночь на Рождество на дорогой могиле Алисы Михалковой – прошло два года уже со дня ее смерти.
1889 год
Новый год я встретил обычно.
Сезон в этом году был довольно оживленный, было много вечеров, балов, окончившихся folle journee 19-го февраля в Царском селе. 9-го февраля состоялся высочайший смотр войскам на Дворцовой площади, я проходил церемониальным маршем во главе 1-й полуроты своей 4-й роты. Погода была довольно морозная.
В марте ожидалось появление первого ребенка у моей младшей сестры, и поэтому моя мать со старшей сестрой в феврале месяце ездили в Гродно, где жила моя сестра Гершельман, муж коей был старшим адъютантом штаба 26-й пехотной дивизии, квартировавшей в Гродно.
24-го февраля мы провожали нашего товарища полковника Пенского, назначенного командиром 4-го гренадерского Несвижского полка. Великий князь накануне отдал следующий приказ,[220] прощаясь с ним:
«Высочайшим приказом 18-го декабря минувшего года отданным полковник Пенский назначен командиром 4-го гренадерского Несвижского генерал-фельдмаршала князя Барклая де-Толли полка.
Поздравляя душевно Владимира Васильевича Пенского с этим назначением, вместе с тем я глубоко сожалею о выходе его из Преображенского полка, в котором он прослужил 26 лет своей прекрасной службы и в котором он был одним из наиболее заслуженных, доблестных и лучших офицеров.
Произведенный в 1862 г. прапорщиком в л. – гв. Преображенский полк, он с тех пор занимал в нем последовательно должности: субалтерн-офицера, потом с 1869 по 1878 г. – ротного командира, а с 1878 по 1889 – командира 3-го батальона и, наконец, старшего полковника, причем принимал постоянное участие во всей доблестной мирной и славной боевой деятельности нашего полка; как то в 1863 г. и в последнюю турецкую компанию своей храбростью и распорядительностью служил примером всем…
Подписал: командир полка генерал-майор Сергей».
Мне было жаль расстаться с Пенским, с которым я как-то тесно сошелся во время охраны в Бологом, где он начальствовал над нами.
218
Полный текст приказа по л. – гв. Преображенскому полку № 300 от 26 октября 1888 (ГА РФ. Ф.826. Оп.1. Д.39. Л.88 об.) опущен. – Примеч. ред.
219
…станок Ливчака… – станок, изобретенный И. Н. Ливчаком (1886) для точной и ускоренной пристрелки винтовок.
220
См. Приказ по л. – гв. Преображенскому полку № 54 от 23 февраля 1889. (ГА РФ. Ф.826. Оп.1. Д.39. Л.90).