Страница 40 из 59
Данц вынес из отсека кусок лопатки мамонта, в него наливали воду и мыли руки, и тоже заскользил вслед за детьми. Потом неописуемое ощущение, когда захватывает дух от стремительного движения, испытали дочь вождя Ниа и Улка. Нольц не помнил случая столь радостного настроения соплеменников. Вознамерились прокатиться на лопатке мамонта Лета, жена Димора, но вождь не разрешил.
— Нек лицу это замужней женщине, — сказал он, — Девочкам, так тем, куда еще ни шло.
Шум, гам, смех стоял возле саманной крепости дотемна, пока ездоки не начали наскакивать друг на друга. Но и после молодые и немолодые донольцы долго обсуждали события дня, добрым словом отзывались о немой выдумщице. Позже, до конца зимы, вечерние катания с горки стали любимым развлечением соплеменников.
Это утро начиналось для донольцев в обстановке спокойствия и умиротворения. Запасы мяса в затоне, мороженой рыбы в пещерах имелись в достаточном количестве, в отсеках тепло. Соплеменники мирно дремали, еще рано, спешить некуда. Неожиданно от поста наблюдения прибежал посыльный, сообщил:
— Со стороны Дона идет много, то ли людей, а может быть, зверей, разобрать трудно.
Прошли мгновения, и племя во всеоружии стояло перед саманной крепостью. Вождь приказал женщинам разойтись по отсекам и не выходить без разрешения. Лучу повелел охранять жилище, сам с дружиной, охотниками и охранниками поднялся к выходу из лощины. Перед глазами донольцев предстала не сразу понятная картина. Приближались две разрозненные группы. В морозном воздухе слышался скрип снега из-под множества ног. Раз за разом первая, более крупная по численности, пятится, потом отбежит, останавливается, бросает что-то во вторую, та в это время тоже прекращает движение.
Нольц накоротке отдал распоряжение Селону выдвинуться косогором по левую руку и перекрыть путь неизвестным в обход становища. Данц должен был идти вперед, остановить движение отступающей группы в направлении саманной крепости, Димору надлежало стоять на выходе из долины, ожидать распоряжений отца.
По большому количеству натянутых на себя шкур, командир дружины определил, что отступают звероподобные, кто идет за ними, не видно. Но кто бы они ни были, надо быть в готовности отразить нападение.
— Стрелять только в морду, — распорядился он, — стрелы попусту не тратить.
Между тем обе группы приближались, Данц выстроил цепь, приказал идти вперед в готовности открыть стрельбу из луков по его команде. Но делать этого дружинникам не пришлось. У вожака звероподобных не было времени глядеть, что творится у него за спиной, а когда все-таки посмотрел, застыл на месте. Он с испугу громко рыкнул, его подданные, будто того ожидали, дружно бросились вправо, но обнаружив группу Селона, с удивительным проворством развернулись кругом, и удалились в открытую степь так быстро, как им позволяла громоздкая одежда. Преследовать беглецов Данц не разрешил, не до того было.
Не успели еще звероподобные удалиться с поля зрения, перед глазами оказались люди, вооруженные луками и длинными пиками с темного цвета наконечниками. Дружина стала на одно колено, прикрываясь щитами, изготовилась к стрельбе из луков.
Преследователи остановились в замешательстве. Только что, неизвестно по какой причине, без серьезного сопротивления трусливо убежали враги. Теперь еще непонятнее. Вместо полу-зверей впереди появились люди, но потом на этом месте оказались какие-то круги над снегом. Недоумевали дружинники. Перед ними находились люди в такой же одежде и с такими же луками. Подошел вождь. И вдруг со стороны пришельцев раздался громкий крик: «Нольц, Нольц!»
— Это же Бор, светловолосый сын вождя Уольца! — воскликнул радостно Данц. Он бросил в снег свои пику и лук, побежал на голос друга детства.
Навстречу ему от группы уольцев отделился молодой человек с раскрытыми для объятия руками. Вслед за командирами начали обниматься уольцы и донольцы, торопливо рассказывать друг другу обо всем, что происходило с ними после расставания возле балки с дождевой водой, едва началось переселение. Подошли группы Димора и Селона, включились в рассказы и воспоминания.
Вдали стояли звероподобные, с удивлением глядели на большое количество хорошо вооруженных людей. Чутье подсказывало, в эти края еще раз наведываться не стоит. Места хорошие, но уже чужие. Вожак с большим ножом на ремне поверх плохо обработанной шкуры с раздражением резко выдохнул «хы», зимняя одежда степного кочевника колыхнулись будто от внезапно налетевшего порыва ветра, и толпа верноподданных продолжила бег в открытую степь.
Нольц пригласил близких по духу и родственным связям людей в гости. Пока толпа возвращалась к саманной крепости, Бор рассказал, как складывалась судьба племен в период переселения.
— Во время нападения горных людей, других племен по пути следования мы потеряли много сородичей, — с горечью говорил он. — Во всех случаях выручали стрелы. Без них мы погибли бы уже в первые дни переселения. Нас враги научили лишь бросать камни навесом. Таким способом охотники проверяют нахождение зверя в засаде, за камнями, в зарослях травы, кустарника.
— А мы! — возбужденно воскликнул Данц, но остановился на полуслове, увидев прижатый отцом палец к губам.
Бор недоуменно посмотрел на друга, кивнул головой снизу вверх, как бы приглашая продолжить разговор.
— Мы реку, откуда вы пришли, назвали «Дон», а сами стали донольцами, — нашелся Данц.
— Уолыды тоже станут так называть реку.
— Как вы называете наших врагов? — спросил Димор.
— «Полузвери». Наш прорицатель говорит, будто они произошли от обезьян, которые были умнее других. Когда полузвери расплодились, они не захотели жить с себе подобными животными, а люди их не приняли. Так и живут, ни с одними, ни с другими. Когда мы пришли на берега Дона, они напали из засады на колонну, убили и съели двух соплеменников. Отец приказал уничтожать людоедов при всякой встрече. Этих, — кивнул Бор в сторону убежавших врагов, — наша группа встретила случайно на берегу Дона, перешла вслед за ними реку по твердой воде с желанием исполнить приказ вождя.
— Мы у горных людей научились многому. У нас имеются теперь щиты, циновки, «бум» для передачи сигналов вождя на большие расстояния, «ха», для охоты на крупных животных. — Есть пленные, которые стали нашими соплеменниками, — рассказывал в свою очередь Данц, — перед наступлением холодов построили саманную крепость, живем в тепле и уюте. Общих наших врагов тоже станем называть «полузверями».
— Как живет теперь ваше племя? — спросил Селон, — как у вас идет охота?
— Дичи на нашем берегу хватает. К холодам мы успели сделать большую хижину. Вырыли для этого круглую яму выше пояса, стены внутри укрепили костями, с наружной стороны вокруг забили деревянные колья, вдоль частокола положили черепа мамонтов, носорогов, других крупных животных, засыпали все это землей. Из бивней мамонтов сделали каркас крыши, покрыли шкурами, сверху забросали ветвями, камышом и травой. Верхняя часть хижины получилась хорошей, не протекает.
— Не холодно?
— Внутри хижины горит непрерывно большой костер. Людей- то у нас меньше, чем у вас, вполне обходимся одним. Придут теплые времена, станем строить другие хижины.
— А как размещаются семьи внутри помещения?
— Соседи между собой вбили в землю ребра животных, прикрыли перегородки шкурами.
— У нас по-другому.
Встречать дорогих гостей вышло все племя донольцев. И мужчины, и женщины подходили к уольцам, каждому непременно хотелось притронуться к их одежде, посмотреть в лицо, как бы удостоверяясь, что произошло не чудо, а пришли настоящие близкие люди, которых никто уже не мечтал когда-либо увидеть.
Обнимая и взрослых, и детей, Бор неожиданно замер на полушаге, часто моргал, будто не верил реалиям.
— Улка! — Закрыл глаза, вновь посмотрел. — Улка!
Сын Уольца бросился к девушке, обнял, прижал к груди, водил ладонью по светлым волосам, заглядывал в глаза. С навернувшимися от радости слезами повторял одно и то же: «Улка, Улка, Улка». Удерживая трепетные теплые девичьи ладони, будто опасаясь, что видение исчезнет, сказал.