Страница 13 из 15
…Валерка учился у нас в школе первый год, и мы все никак не могли привыкнуть, что у него такая непонятная способность краснеть.
Вызовут его — он и урок знает, и отвечает всё впопад, а сам красный, как из бани. Даже веснушки, кажется, от этого тускнеют. А веснушки у него частые, аккуратненькие, друг на дружку не наскакивают, как будто Валерка загорал через решето.
Глаза у него — ну такие, добрые! Чуть-чуть косят, но это ничего. По правде говоря, я раньше совсем не замечала, что это даже красиво, когда глаза чуточку косят.
Учителя про него говорят: очень застенчивый мальчик!
У доски Валерка переминается с ноги на ногу, не знает, куда девать руки, будто они у него лишние, и мел держит за самый кончик… Ну до того у Валерки беспомощный вид — так бы и кинулась к нему на выручку!
Волосы у Валерки курчавые и весело блестят.
У нас в классе есть девочки, которым он нравится, — они с него прямо глаз не сводят! А так-то он хороший мальчишка. Мы сидим с ним на одной парте… А насчёт того, что он на этих девчонок даже никакого внимания не обращает, нечего и говорить — это к делу не относится.
Ну вот. Однажды я пошла к Валерке домой. Он здорово чертит карты, а мне всё время за карту снижают географию. Вечно у меня то река впадает в железную дорогу, то Каспийское море на гору залезает. И Валерка взялся мне помочь.
— Знакомься. Это Людмила, моя старшая сестра, она у нас за маму, — представил Валерик.
Людмила оторвалась от книги, улыбнулась мне очень доброй улыбкой, поправила волосы — они у неё были туго заплетены и собраны в узел — и тут же снова уткнулась в книгу. Глаза усталые — видно, недосыпает. А книжечка у неё — с мой портфель, когда у нас шесть уроков и физкультура. Валерка говорил, в этой книжке царей штук триста напихано…
— А это наша младшая — Алёнка. — И Валерка слегка подтолкнул девочку лет семи, с рыженькими косицами торчком. Алёнка была очень похожа на него — такая же остроносенькая, с частыми веснушками и карими живыми глазками.
Она протянула мне руку, как взрослая, и спросила солидно:
— Ну, как наш Валерий учится?
— Хорошо, — говорю, — на пятёрки.
— А моя кукла Таня, — продолжала Алёнка, — на днях уже окончила институт и теперь поступает в аспирантуру. Она тоже принесла в табеле одни пятёрки. — И Алёнка погладила по голове куклёнка с такой облупленной рожицей, что уже не разобрать было, девочка это или мальчик. Как видно, кукла немало потрудилась, пока окончила институт.
«Хорошо у Валерки, — подумала я, — и комната такая чистенькая, и сёстры симпатичные…»
Тут Валерка подошёл ко мне и зашептал на ухо:
— Ты на Людмилу не обижайся, что она не бросила читать, — у неё совсем нет времени: она учится в институте на историка и работает, потому что меня и Алёнку, понимаешь, кормить надо… Она, знаешь, до чего дошла? Вчера приходит ей какая-то повестка, там в конце написано — явиться в 18.30, а она читает: явиться в 1830 году…
— Люда! — громко позвал Валерий. — Скоро, что ли, у тебя там цари перебьют друг друга? А то мы пока с голоду помрём…
— Что?.. Ах да, давно пора обедать. — Людмила вскочила, протёрла покрасневшие глаза. — Мойте руки, сейчас подам на стол. — Она потрепала Алёнку по голове и огорчённо причмокнула: — Ну что за ребёнок! Только что её вымыли, и уже полная голова песку!
— Людочка, не беспокойся, это же песок с нашего двора!
В этот момент в комнату вбежал кудлатый щенок с остренькой мордочкой и хитрющими глазами. Шерсть у него была чёрная, лохматая и на спине как бы пробором разделялась.
— Знакомься, — сказал Валерка, — это Цезарь, четвёртый член нашей семьи. Назван в честь древнего полководца Юлия Цезаря.
— А я зову его просто Юлька, — сказала Алёнка.
…Людмила разлила по тарелкам суп. Меня тоже усадили обедать.
— Ой, суп с фрикатюльками! — обрадовалась Алёнка.
— Кажется, суп сегодня удачный, — сказала Людмила и тут же опять раскрыла свою большую книгу, подперла её хлебницей и, не притронувшись к супу, стала читать.
Давно не ела я такого вкусного супа, хотя вид у него был неважный. Кажется, это был суп с клёцками, но клёцки были какие-то лохматые, растрёпанные.
— Вкусно-то как! — похвалила я.
А Валерий поболтал ложкой в тарелке, глотнул немного и, представьте, капризно пробурчал:
— Ну да, вкусно! Клёцки-то… прямо лягушки какие-то плавают…
Я чуть не поперхнулась: клёцки — лягушками обозвал!..
А Валерка всё бурчит, бурчит и сердитыми глазами смотрит перед собой.
Надо же! Ещё обедом недоволен, фыркает! Сестра, усталая, варила, а он… С ума он сошёл, что ли? Может, он ещё пожелает, чтобы она ему клёцки бантиками завязывала?! И это наш-то Валерка, который в классе от каждого пустяка заливается краской!
Мне стало неловко. Зачем он так… да ещё при мне… Значит, ему совсем безразлично, что я о нём думаю. Мне трудно было смотреть на Валерия.
Сейчас Людмила как прикрикнет на него!
Но ничуть не бывало: Людмила даже не подняла глаз, которыми она быстро скользила по книжке — даже не по строчкам, а прямо наискосок через всю страницу, словно на санках с горки скатывалась.
А Валерка — подумайте только! Опять стал наступать на сестру:
— Суп удачный!.. А сама, небось, даже не дотрагиваешься! Было бы вкусно, так ела бы. Слышишь, Людмила?
— Я сейчас, сейчас… Ты, главное, ешь сам, Валерик, и девочку угощай. — И Людмила стала одной рукой зачерпывать суп, а другой переворачивать страницу. — Замечательно, оч-чень даже замеч-чательно, — приговаривала она, и было непонятно, про суп она говорит или про свою историю.
А у меня давно и аппетит пропал.
Сестра, видите ли, обеды ему особенные закатывать должна! Эх, Валерий, Валерий, вот ты какой!.. А я-то, дурочка… Карты чертить… Пускай бы уж лучше у меня реки задом наперёд текли. Пускай бы Африка на берегу Невы очутилась, чем узнать, что Валерка такой…
А Валерий, хотя и обругал суп, стал уплетать его так, что за ушами хрустело, и вдруг заорал:
— Опять?! Вот наказание! Надо получше закрывать крышку!.. Проклятые мухи! Ну и пронырливый народ!
— Мухи — не народ, — возразила Алёнка, — мухи — это звери.
Людмила вдруг встрепенулась:
— Ой, вы уже поели; сейчас подам котлеты, — и полезла под подушку.
«Наверное, это она по рассеянности вместо духовки под подушку полезла», — сразу смекнула я, и мне стало совсем жалко эту усталую Люду, у которой не было времени даже сообразить, что она делает.
— Люда, куда ты лезешь? — Валерка безнадёжно махнул рукой. — Опять всё перепутала… Ты же кастрюлю своими собственными руками на кресло переставила!
— Ой, верно; я ужасная ворона! Всё забываю! И что бы мы без тебя делали, умник ты наш?..
Мне было стыдно за Валерку. И так обидно… Хоть беги из-за стола и пореви тихонько где-нибудь в уголке. А Людмила — тоже хороша! Ещё умником его называет.
А Валерка, как ни в чём не бывало, говорит мне:
— Совсем Людмила у нас заработалась. Сегодня, понимаешь, прилегла на минуту и вдруг жалуется: «Что-то подушка твёрдая стала». И как бы ты думала? Она головой на кастрюлю легла. Алёнка её потом всё уговаривала холодное приложить, чтобы шишка на голове не вскочила.
— Ладно, хватит надо мной смеяться, — виновато улыбнулась Людмила и стала раскладывать второе.
Я жевала и боялась — вот-вот подавлюсь этими котлетами, но всё-таки заметила — вкусные.
А Валерка сморщил нос и с досадой сказал:
— Ну и котлеты сегодня! Будто велосипедную шину жуёшь!..
Тут уж я не выдержала: изо всех сил пнула Валерку ногой под столом и глазами показала на Людмилу.
— А?.. Чего?.. — Валерка с испугу аж подскочил, уронил ножик и уставился на Людмилу. Даже глаза вдруг стали больше косить. Нет, вовсе это не красиво, когда глаза косят!
— «Чего?» — шёпотом сказала я. — Бессовестный ты человек, вот чего!
— Да что ты, Ёлка!
— Что? Он ещё удивляется! Да как ты смеешь так? Клёцки ему — лягушки! Котлеты — велосипедная шина! Нет, посмотрите-ка! Сестра работает, работает, а ты… это же свинство!.. И вообще, не смей меня больше Ёлочкой звать!