Страница 28 из 40
Всегда есть кто-то, к кому не смогли приехать. На этот раз это была Саша.
Она постояла, постояла и медленно, не спеша, пошла от ворот. Не бежала, не кричала, а тихо шла, опустив голову. И длинная чёлка закрывала грустные жёлтые глаза…
А потом на открытой эстраде начался большой концерт. И на всех скамейках сидели ребята вместе со своими мамами, или папами, или бабушками. Некоторые сидели в обнимку. Некоторые просто рядом. Валя Туманова жевала что-то вкусное. Она спросила:
— Саша, а к тебе никто не приехал? Бедненькая. На тебе шоколадку, — и протянула кусочек шоколада в серебряной бумажке.
— Детям вредно есть шоколад, — сказала Саша, — от него можно получить аллергию. Разве не знаешь?
Туся Ильинская позвала:
— Саша, иди к нам. Я тебя с бабушкой познакомлю.
Высокая нарядная женщина шла вместе с Курбатовым. Они сели недалеко от эстрады, и она сказала:
— Мне так приятно, что ты на доске Почёта. Знаешь, это каждой матери одно удовольствие.
А Курбатов Константин ответил:
— Ничего особенного. Просто я чемпион лагеря. И школы. Вот будет осенью первенство района — может, и там золото возьму.
— А чего? И возьмёшь. В нашей семье все настойчивые. Слушай, а кто у вас Лагутина Саша?
Саша сидела недалеко, она вздрогнула.
— Зачем она тебе? — спросил Курбатов. — Вон она сидит, в зелёном.
— Кудрявая? Какая прелесть, — сказала его мама.
— Нет, кудрявая — Валя Туманова. А Лагутина вон та, лохматая.
— Девочка, — позвала мама Курбатова. — Саша! У меня для тебя посылочка, твоя мама передала.
Саша перелезла через скамейку, подошла к ним. На Курбатова она старалась не смотреть. Его мама сказала:
— Вот, возьми, — и достала из сумки свёрток в целлофановом пакете. — Там и записка. Мама не смогла приехать, у вас ремонт. Говорят, ремонт и пожар — стихийные бедствия. А мы с твоей мамой в одном отделе работаем, ты на маму похожа.
— Стихийное бедствие ремонт, — ответила Саша, — я понимаю. Спасибо.
Она села на скамейку. В записке было написано: «Дорогая Саша! У нас ремонт, выбраться нельзя. Посылаю вкусненького. Не грусти, будь умницей. Мама». А папа ничего не написал. Наверное, совсем забегался с этим ремонтом. Стихийное бедствие. Ничего стихийного. Стихийное — это когда пожар, наводнение или землетрясение. А тут сами затеяли этот ремонт, кому он только нужен? И так дома хорошо. И обои в полосочку. Саше вдруг очень захотелось домой. Но не такой человек Саша, чтобы давать волю своей печали. Она повернулась к маме Курбатова.
— Передайте, пожалуйста, маме, что я нисколько не скучаю. И пускай не беспокоится. — Саша постаралась улыбнуться ослепительно.
— Передам, передам, ты очень всё-таки на маму похожа.
Малыши из пятого отряда спели свою песенку-лесенку. А дядя Слава сидел сбоку и аккомпанировал им на баяне.
К Саше подсела вожатая Тамара.
— Не приехали? Не грусти. Подумаешь. Правда?
Она положила руку Саше на плечо и так осталась сидеть. Потом сказала тихо:
— Ко мне тоже не приехали. Хотя и обещали.
— Мама? — спросила Саша.
— Нет, мама не обещала. Один человек. Раздумал, наверное.
— Не заплачем, правда, Тамара? Смотри, смотри, Генка Воблин свой фокус показывает. Молодец, правда, Тамара?
Таким людям, как Саша, становится легче, если на них кто-то опирается. Вожатой Тамаре грустно, и Саша забывает о своей печали и начинает отвлекать и утешать Тамару. От этого и Саше легче.
Генка на эстраде тащил изо рта свою бесконечную ленту. Все хлопали Генке, а его бабушка кричала:
— Гена! Не подавись! Осторожнее! Геночка!
А когда Генка закончил фокус и раскланялся, его бабушка стала всем вокруг говорить:
— Это мой внук, Гена. Очень способный. А я его бабушка по отцу. Моя фамилия тоже Воблина.
Нина и Зина из второго отряда танцевали тарантеллу. Они мчались по сцене навстречу друг другу, белые платья развевались. И никто не догадывался, что они только что поссорились. Там, за сценой, они разругались в прах.
— Ты почему не сказала мне раньше, что у тебя платье вышитое? Ну? Почему? Тебе не стыдно, Зина?
— А зачем говорить? Ну — вышитое, и что?
— Да? — Нина щурила глаза и возмущалась. — Вышитое! А мы должны танцевать тарантеллу в одинаковых платьях! И нечестно — вышитое! Не буду с тобой танцевать! Никаких тарантелл!
Вожатая второго отряда Рая сказала твердо:
— Не позволю срывать концерт! Потом выясните отношения. Объявляй, Ася, тарантеллу. И без разговоров.
Нина и Зина танцевали хорошо, они протягивали друг другу руки, кружились, летали по сцене на носочках. И никто из зрителей не слышал, как Нина, летя по сцене навстречу Зине, шипела: «Всё равно нечестно».
Начал накрапывать дождь, родители раскрыли зонтики, прижали к себе своих детей и продолжали смотреть на сцену. Не портить же праздник из-за дождя.
Саша и вожатая Тамара сидели рядышком. У них не было зонтика. К ним никто не приехал.
— Я умею делать мостик, — сказала Саша. — Тамара, хочешь халвы?
Когда родители уехали, в траве осталось много разноцветных бумажек. Наверное, всё-таки не бывает родительский день без фантиков, разбросанных в траве.
Смотри-ка, плывет!
Сашенька пришёл к реке, когда все были в сборе.
Всё было, как вчера. Большой Лёша ловил рыбу с невозмутимым видом. Аллочка плавала у берега и кричала пронзительным голосом, от которого щекотало в ушах:
— Плаваю! Смотрите! Сама!
Близнецы Пашка-Машка дрались из-за надувного крокодила и лупили этим крокодилом друг друга изо всех сил по чему попало. Звонкие удары раздавались, как будто кто-то играл в футбол и сильно бил по мячу.
Мальчик в очках протёр свои очки, как всегда, краем майки, и смотрел, как Лёша ловит рыбу. Он давал советы:
— На червя не пойдёт. На живца надо. Хочешь, Лёша, я малявочник принесу, мы мальков наловим и на них во-о какую щуку возьмём. Нести? Лёш?
— Никогда не был браконьером, — гордо ответил Лёша. — Мальков знаешь кто ловит?
Ну чего обзываешься? Обзывается ещё, — возмутился мальчик и опять протёр очки.
Увидев Сашеньку, все затихли: ожидали развлечения. Что бы ни сделал этот Сашенька, можно повеселиться. Полезет в воду — ага, а плавать ты умеешь? Не умеешь! А мы умеем! Вот тебе! Не полезет в воду? А чего же ты, Сашенька, в воду не идёшь? Ах, холодная? Ах, мокрая? Ах, боишься? Ах, ты трус, Сашенька?
И пошло-поехало. Хорошо, когда ты лучше другого. И посмеяться над ним можно, и повеселиться от души. Тем более — всем вместе, а этот Сашенька — один.
Вот он раздевается, тапочки аккуратненько рядышком поставил, рубашку ровненько сложил. Шорты по складочкам пригладил и на сучок повесил, чтобы в песке не испачкались. И в синих плавках к воде подошёл. Тоненький, не загорелый, руками плечи свои худенькие обхватил, на воду уставился. А чего на неё смотреть, на воду? Вода она и есть вода. Плыви, барахтайся, веселись, визжи. Нет, не знает этот Сашенька, как нормальные люди должны себя вести. Вот и не водится с ним никто. Чудак он, лапша и кисель.
— Эй, Сашенька! Смотри, не упади в воду! — кричит Аллочка. — Ещё тонуть начнёшь, ещё спасай тебя!
Лёша от поплавка отвлёкся, на Сашеньку косится.
Близнецы крокодила в траву бросили, ну его, крокодила. Тут дела поинтереснее.
И мальчик в очках отстал от Лёши со своим малявочником, очки на Сашеньку навёл.
А Сашенька?
Молча, не обращая ни на кого внимания, он вошёл в воду. И не затрясся, от холода. Хотя вода была очень даже прохладная — в быстрой реке Истре вода мало нагревается. Сашенька решил — не буду трястись, чем я хуже вас? И вот он спокойно взялся за куст и болтается в воде.
Аллочка удивилась. Потом опомнилась и кричит:
— Ага! Опять в куст вцепился! Боится! Плавать не умеет!
— Не умеет! — перекрикивают друг друга близнецы. — Плавать, и то не умеет!
Лёша басом подпевает:
— Только рыбу зря распугивает. Не умеешь плавать — ну и уходи отсюда.