Живой товар

Ира молча обводила глазами знакомую прихожую. Она еще не перестроилась, не почувствовала, что дома.

Потом были долгие причитания и хныканья, мол, намаялась девочка моя бедненькая, намучилась. Худенькая стала, бледненькая…

Слова эти периодически тонули в грохоте кастрюль, хлопанье дверцы холодильника — крошечку надо было немедленно накормить.

Ира окунулась в привычную, хоть и порядком подзабытую уже атмосферу собственного дома. Она сидела на табурете в углу кухни и молча слушала мамочку, которая выдавала одну старую сплетню за другой, хотя называлось это «деточка, расскажи маме все-все».

Конечно, ни о каком рассказе «всего-всего» не могло быть и речи. Ира чувствовала, что вот эта полная женщина в нелепом халате — вовсе не та цель, к которой она бежала так долго. И никаких эмоций: ни «ах, как мама постарела», ни «Господи, наконец я дома»… Ну да, дом, ну да, мама… Только какое-то оно все не такое…

Хотя, наверное, дело было в другом — еще не прошла отвратительная оторопь после нападения на шоссе. Ире все вспоминались эти страшные рожи за стеклами, выстрелы, стоны… Все это еще жило в памяти. Капитан говорит — грабители… Ну уж нет! Правильно в посольстве сказали: твое дело — молчать. Иначе самой будет хуже.

Мамочка языком мелет за двоих — ну и хорошо. Уж так она рада, так рада… Особенно ее порадовали кольца с сережками, которые Ира привезла. Тащит на стол свою стряпню, причитает, сюсюкает… Одним словом, радуется. Интересно, надолго ли ее радости хватит, зудеть скоро начнет? Завтра? Через три дня? Или через час?.. А скольких она кормить собралась среди ночи?

— Мама, ну куда столько?

— Кушай, деточка, кушай. И расскажи мне еще что-нибудь, ты ж ничего толком не писала…

Инна Васильевна села напротив, подперла пухлым кулачком пухлую щечку и замолчала.

Видя, что теперь уже не отвертеться, Ира начала рассказывать о пышности восточных базаров, бесконечных лавках и лавчонках, фруктах, благовониях, тканях, коврах… Этот нехитрый рассказ опять включил мамочку: а сколько стоит, а как выглядит, а почему же у нас намного дороже… Ты смотри, хватило ума не спросить, а почему, мол, не привезла… Даже не верится. Завтра небось спросит…

Вечер незаметно перешел в глубокую ночь. Только около двух часов разошлись по спальням. Спартанская обстановка своего закутка подействовала успокаивающе, глаза начали закрываться сами собой.

А может, она и уснула на какое-то время.

Вдруг дверь распахнулась, вспыхнул свет и в комнату вломилась мамочка в ночной рубашке, в руках скомканный носовой платок, вся в слезах.

Теперь она уже не причитала — орала как резаная, что ее, несчастную, родная дочечка, шлюха такая, паскуда, опозорила. Она, мамочка, теперь даже на улицу выйти не может — стыдно ей, мамочке, людям в глаза смотреть.

— Ну расскажи, расскажи мне все! Как тебе там хорошо было!

— Мама, какого черта? Ты чего, со скандалом до утра не могла подождать?

— Ах-ах, разбудили деточку! Небось там тебе по ночам спать не приходилось!

— Мама, уймись ты, Христа ради! Что тебе от меня нужно?

— Опозорила меня, а теперь еще спишь, дрянь!

— Мама, не ори, а то и я орать начну! Я за год научилась там ругаться на шести языках! Дай отдохнуть.

Мамочку вдруг сорвало с места. Ира встала, закрыла дверь в комнату, выключила свет и легла.

Но Инна Васильевна не угомонилась. Теперь она стучала в стену Ириной комнаты и что-то кричала. Наверное, опять, что опозорена на всю жизнь, что стыдно из дому выйти… Потом начала тарелки бить… Скорее всего, не японские, сервизные, а из кухни, попроще которые.

Ира старалась не подавать виду, что все это слышит. С давних времен помнила: лучший способ утихомирить мамочкины психозы — не замечать их вовсе. Поэтому она лежала неподвижно под одеялом, пытаясь отвлечься. И наконец уснула.

На улице уже светало, шел пятый час утра. Наступила пятница, 28 июня.

На нашу фирму медленно, но верно надвигался мертвый сезон. Вот сегодня только пятница, а клиентов всего двое записано, да и те на середину дня. Терпеть не могу в офисе просто так отсиживать. Поэтому начала наводить порядок: добавила в свою картотеку последние данные, перенесла в блокнот все телефоны, которые были записаны на разных клочках бумаги, помогла Юльке в ее документах разобраться. Уже собиралась — от полного безделья — спуститься вниз за газетами, но зазвонил телефон. Можно подумать, что моему Колесникову и двух часов без меня не прожить.

— Да!

— Девочка приехала! Бросай все и бегом к ней!

— Зачем?

— Только не задавай лишних вопросов! И отвечай попроще — да, нет. Можешь сейчас отпроситься и поехать к ней?

— Попробую.

— Адрес у тебя есть. Постарайся убедить ее, что ей обязательно надо исчезнуть, спрятаться… Ну, в общем, сама понимаешь…

— Да, понимаю.

— Все, езжай. Целую.

Трубка упала на рычаг. Приехала, значит, Ирочка. И теперь надо ее спасать. И почему это только мне надо? А кому? Валентина ее спасет? Ох, я уже поверила… Ладно. Действительно — кроме меня некому, мне с ней будет проще договориться, чем Диме… А зачем вообще в это лезть? В героини захотелось? В спасительницы человечества?..

Вот дура-то! Если доберутся до нее, то рано или поздно доберутся и до тебя, чтоб не совалась. Единственный способ свою шкуру спасти — вывести негодяев на чистую воду. А если никаких негодяев нет? Ну, тогда просто надо предотвратить повторение таких кошмарных случаев и спасти репутацию родного заведения…

Ладно, в любом случае сперва надо уйти.

Вспомнился мне Гарик с потопом. О, вот это идея! И я поскакала к Лавруку.

— Виталий Валерьевич, мне уйти надо!

— Что случилось?

— Соседка позвонила снизу. Я протекла на нее.

— Ну вот, все у вас в рабочее время!

— Так в нерабочее я бы дома была и никого не залила!

— Ладно, беги, спасай свою соседку. Если долго провозишься, можешь не возвращаться. Все равно сегодня работы мало. Счастливо!

Да, иногда наш шеф — человек. Жалко только, что не всегда. Но не будем требовать от судьбы невозможного. Человек есть человек, начальник есть начальник, и вместе им не сойтись…

Я торопливо сложила сумку.

— Юлькин, я домой — соседку заливаю. Шеф в курсе. Придется тебе за двоих отдуваться.

— Ладно, пробьемся. Давай беги быстрее.

И проворковала вслед:

— Дома надо чаще ночевать.

Ну это она зря. Я-то у себя дома ночую.

А по дороге, уже в метро, вспомнила, что ведь только вчера обсуждали мы с Димой эту ситуацию.

Единственная защита для этой Ирочки — исчезнуть на какое-то время из поля зрения тех, кто ее продал. Если, конечно, ее и в самом деле продали… И если, как мы предполагаем, к этому приложил руку Манохин, то она должна в первую очередь исчезнуть из поля зрения бравого Мюллера.

В лучшем случае начальник охраны девчонку как следует запугает, чтобы никто от нее никаких сведений не получил. В худшем — она снова исчезнет, но уже навсегда.

А вот если спрятать ее на некоторое время, можно получить убедительные факты и вывести на Манохина милицию. Или, если милиция не сочтет факты убедительными, напугать оглаской, но уже самого Манохина. Только анонимно напугать… Может, тогда к девчонке никто приставать не будет, а мы останемся в стороне. Возможен такой вариант? Наверное…

В том, что Иру попытаются изолировать, я не сомневалась. Сейчас смущало другое — смогу ли я убедить ее спрятаться, а прежде всего довериться мне. Стоит ей услышать, откуда я… Не дай Бог, характером и манерами в мамашку пошла! Правда, Юлька ничего такого не вспоминала — но ведь обстоятельства были не те…

Город наш я хорошо знаю, когда-то еще в студенческие времена летом гидом подрабатывала — поездила… Поэтому по адресу ориентироваться для меня — плевое дело. Квартиру Гончаровых я в два счета нашла.

Звоню, а руки трясутся.

— Кто там?

А голос из-за двери молодой. Мамочку я бы с ходу узнала.