Страница 168 из 176
В то же самое время Виктору Гюго напомнила о себе госпожа д'Онэ, проживавшая на улице Риволи в доме N_182, и попросила у него денег. "Я подарил ей две тысячи франков, - записал он. - Послал немедленно". Кто разбивает сердца, платит за это.
5. "ИСКУССТВО БЫТЬ ДЕДОМ"
В 1877 году Гюго опубликовал сборник стихов "Искусство быть дедом". Он всегда любил детей, он понимал их, он искренне восхищался их самобытностью, естественностью, поэтичностью. Трагически лишившийся сыновей и дочерей, он горячо привязался к своим внукам и питал к ним благоговейную любовь. Жорж был красивый и серьезный мальчик, Жанна веселая шалунья. Дедушка играл с ними, рисовал их портреты, хранил их башмачки, как Жан Вальжан хранил детские башмачки Козетты. Он записывал их словечки.
Жанна говорила: "Я была просто прелесть какая умная у Папапа, ни одних слов не говорила".
Записная книжка Гюго, 31 октября 1873 года:
"Жорж нарушил запрещение матери, касавшееся банки с вареньем, и после этого сказал мне: "Папапа, можешь ты мне позволить, что я ел нынче утром варенье?.."
29 октября:
"Вчера вечером я нашел у себя в постели куклу: Жанна положила ее на подушку, чтобы она "побаинькала" (поспала) вместе с Папапа".
Подобные находки приводили его в восторг. Он позволял внукам раскладывать игрушки на его рукописях.
12 ноября 1873 года:
"После завтрака поехали в Сен-Манде, она (Ж.Ж.), я и маленькая Жанна. Бедная моя дочь устроена сколь возможно хорошо; она спокойна, чувствует себя хорошо. Жанна поцеловала свою тетю и много говорила о ней на обратном пути..." По дороге домой остановились, зашли в кондитерскую. В четыре с половиной года (14 февраля 1873 г.) Жорж присутствовал на возобновленном представлении "Марион Делорм" и на следующий день твердил с утра до вечера: "Вот в красном там палач проходит!" Около Собора Парижской Богоматери Жорж с гордостью говорил: "Башни Папапа". Гюго торжественно делал надписи на своих книгах, которые дарил внукам. На экземпляре "Грозного года", предназначенном Жоржу, он написал: "Жоржу - через пятнадцать лет":
Спокойно подвожу итог пути:
Мне суждено уйти, тебе - расти...
А на экземпляре, подаренном Жанне, было написано:
Ты - ангел в этой жизни трудной, странной.
Стань женщиной, но... оставайся Жанной!
Он требовал от снохи, чтобы его маленькие внуки Жорж и Жанна присутствовали на всех званых обедах. Няньки могли уложить их в постель только в одиннадцать часов вечера. Но иногда, вспоминает Жорж, "мы засыпали прямо за столом, убаюканные гулом голосов. Эдмон Гонкур мне рассказывал, что как-то раз Жанна уснула с куриной ножкой в руке, уткнувшись щекой в тарелку...".
В дни больших празднеств дети пили за здоровье дедушки. "Я, самая маленькая, пью за самого большого", - сказала Жанна 26 февраля. Слова, вероятно, придумал Мерис или Вакери. На своих именинах Жанна робко просила: "Скажите мне тосту". Если дед ворчал на нее, Жанна стыдила его: "Зачем бранишь, когда тебя любят?" Трехлетней Марте Феваль, когда она расшалилась, шестилетняя Жанна строго сказала: "Марта! Виктор Гюго смотрит на тебя". Дедушка рассказывал им сказки: "Злой мальчик и добрая собака", "Глупый король и умная блоха". На кусочках картона он рисовал для внучат гусиным пером картинки, служившие хорошими и плохими отметками за поведение, они находили Эти рисунки за столом под своими салфетками. "Иногда, - вспоминает Жорж Гюго, - на рисунках улыбались ангельские личики кудрявых деток в венках из звезд или же фантастические птицы с открытым клювом заливались песнями на цветущих ветках..."
Сборник "Искусство быть дедом" частью создан из заметок в записных книжках "обожающего и восхищенного" деда. Некоторые стихотворения в этой книге ("Луна", "Жанну посадили в темный чулан") были стихотворным переложением детских "словечек". В других старик дед выражал свои чувства, удивляясь тому, что он, который боролся с императором, оказался "побежден" ребенком (Victor sed victus) [побежденный победитель (лат.)]. Но он полагал, что поэт всегда должен переходить от житейского взгляда на мир к проникновению в его тайны. В Зоологическом саду он смотрел на ужасных чудовищ и глазами детей, и глазами мудреца. Малышам было страшно, но иногда и очень смешно. Старец же думал:
Я думаю, Господь привык работать спешно,
Но обвинять Творца не следует, конечно,
Его, который, всем вниманье уделя,
Сумел изобрести цветенье миндаля
И радугу взметнул над укрощенным Понтом,
Коль рядом ставит он колибри с мастодонтом.
Сказать по правде, вкус плохой у старика.
То гидру прячет в ров, то в яму червяка,
И Микеланджело, божественный и жуткий,
Перекликается с раблезианской шуткой.
Таков Господь. Таким его я признаю
[Виктор Гюго, "Известный граф Бюффон" ("Искусство быть дедом")].
Тут он заступался и за Господа Бога, и за поэта Гюго, за контрасты в природе и за антитезы в поэзии. Перед клеткой с тигром дети говорили: "Посмотри, какая большая кошка!" Поэта же приводило в смятение позевывание скучающего зверя, его раскрывшаяся пасть, и он с упоением видел, как "смешались здесь и ужас и любовь". А так как поэтическое совершенство мастера все возрастало, он без труда дополнил свой сборник стихами, созданными "из ничего", - то далекими от всякой действительности, как например, "Вечернее", то импрессионистскими, как стихи об утренних шумах на острове Гернси:
Голоса... Голоса... Свет сквозь веки... Гудит в переулке
На соборе Петра затрезвонивший колокол гулкий.
Крик веселых купальщиков: "Здесь!" - "Да не медли, живей!"
Щебетание птиц, щебетание Жанны моей.
Оклик Жоржа. И всклик петуха во дворе. И по крыше
Раздражающий скреб. Конский топот - то громче, то тише.
Свист косы. Подстригают газон у меня под окном.
Стуки. Грохот тяжелых шагов по железу, как гром.
Шум портовый. Шипенье машин паровых. Визг лебедки.
Музыка полковая. Рывками. Сквозь музыку - четкий
Шаг солдат. Голоса. Два француза. Смеющийся бас: