Окопники

МЕДАЛЬ

Я сидя спал в разрытой щели, Уткнувшись в жесткий воротник, К уюту шапки и шинели За восемь месяцев привык. Был сон холодным и тягучим, Местами розовым чуть — чуть. А по холмам дымились тучи, Означив наш победный путь. Вниз по реке дома пылали, Чернела степь — был страшный бой. Когда фашиста отбивали Последней силой огневой. К утру по речке все потухло, Ракета желтая извилась. И… выстрел! Гром над громом ухнул: Атака снова началась. Опять приземистые танки На наши брустверы ползут, И я песок смахнул с ушанки, Не попадая зуб на зуб… Огонь, и дым, и скрежет стали. Метались люди под холмом. России пахари пахали Снарядом, пулей и штыком. Я бил и бил, дыша неровно, По синим вспышкам в полосе И до последнего патрона Стрелял, куда стреляли все. Отвис ремень на потной шее, И автомат затих в дыму. Я шел, шатаясь, по траншее. Куда?.. И сам я не пойму. На дно солдаты оседали, Зажав гранаты в рукаве… Кто с желтым пятнышком медали, Кто с медной пулей в голове. А вражий танк матерый, дюжий… Громаду чем остановить? Вот — вот пойдет топтать, утюжить — Живых в траншее хоронить. И мы гремучие гранаты Швырнули в пасть ему… и в бок! И враг споткнулся воровато. Уткнулся в дымный потолок. Живые… Вышли мы к оврагу. Отважным — золото наград. — А мне? За что мне «За отвагу»?.. — За то, что выдюжил, солдат!

БАЛЛАДА ОБ ОГНЕ

— Огонь!.. — Огонь я вызвал на меня! Подносчики снаряды подхватили, Наводчики бусоли закрутили: Огонь, огонь железный на меня… — Огня прошу, настильного огня! Пускай пылает камень и броня, Меня берут в позорный плен Фашистский… Моею кровью красят камень мшистый, Орут вовсю, ликуя и браня. — Огонь, огонь предельный па меня! Огня, сынок, добавь сюда огня!.. — Моя душа багряна от горна, Я сам, кузнец и властелин металла. Но, коль в огне земля загрохотала, Идет беда коварна и страшна: — Давай огня, Еще разок — огня. Огонь… Огонь палящий на меня!.. — И берег наш, и луг заречный дальний Всегда мое ценили ремесло: Я молот знал и в звоне наковальни, — Клепал лемех и ладил чересло… Осколков горсть, своих, вошло в меня. — Прошу огня… Последнего огня! Мои враги мне больше не страшны, — Считают их дубы из‑под ладони; И надо мной склоняются в поклоне Все пахари родимой стороны. … Сгорает день, стрекозами звеня, Я — властелин металла и огня. — Огонь — в меня!

ПЕРЕПРАВА

Как кровь, что алою была, Не потечет обратно в тело, Так жизнь, которая прошла, — Не обретет свои пределы… Верста ложилась по версте, Средь грома дымного и звона. Висели танки на хвосте Немецкой панцирной колонны. Врагом был взорван виадук, Упал в небыструю Маглушу, К реке сомкнули полукруг И наши танки, и «Катюши». Послали залп свой по врагу И закрутились на пригорке. Искали брод через реку, Дыша огнем, тридцатьчетверки. — Постойте!.. — им наперерез — Бежит малец, В фуфайке длинной. Кричит: — Постойте ж, наконец! Взорваться можно… Дальше — мины. За ним растерянная мать: — Родные, милые… Браточкн! Здесь можно броды отыскать, — Его послухайте… Сыночка! — Поставил мимы немец — вор — И слева к берегу, и справа. А череч ениып мамкин двор Нормальной будет переправа. Ич танка вышел политрук: — Хочяйскнй двор наклонно — ровен, — Да мере» речку ну жен сруб, А где возьмешь на это бревен? Скачала мать: — Ломайте дом! Ведь он… Хорошая соснина. Пока немые за бугром — Давите, бейте сатанину. — И стали хату разбирать — Большую, теплую, родную. — Не жалко, мать? — Не страшно, мать? — Переживем, перезимуем! Откину в сломанный топор. Убрала доску от фронтона. Череччабор и череч двор Пошла моторная колонна. И все в историю ушло Через подворье Кузнецова: Ново — Петровское село… Снега, Окопы Подмосковья. Забрел я в юность на пути: Еще жива, совсем седая… Светился орден па груди — Ютилась бабушка в сарае. … Как кровь, что алою была Не потечет обратно в тело, Так жнзнь, которая прошла — Не обретет свои пределы.