Окопники

АТАКА

Когда метет Во все широты Мужское злое: «Душу — мать!..» — Никто распластанную роту Не может с наледи поднять. Дрожат чубы, Сердца седеют, Грохочут залпы у виска. И в ту минуту апогея Ты в землю вдавлен… До броска. Она шевелится под нами, Земля родимая, сама. А позади — Россия — мама, А впереди — Огонь и тьма. И страх суровый и холодный. Мохнатый ужас той поры… Тогда Иван, Курносый взводный, Рванет наган из кобуры. Махнет рукой с пол — оборота И прыгнет с наледи: «А — а-а!..» Рванется взвод его…. И рота, А там и армия сама. И гневный миг короткой Схватки Приблизит майский наш салют. Его потом на плащ — палатке С пробитой грудью унесут. А парень родом был с Кубани, Он превозмог и боль, и страх, Звезда мерцает На погоне С безбрежной млечностью в глазах.

ПУШКАРЬ

В тишине, после трудного боя, Он присел на горячий лафет, Пот со лба вытирая рукою, Липкой крови и пороха след. Он глядит в потемневшие дали — Соловьи о весне говорят. Приднепровский рубеж отстояли: Самоходки и танки горят. Из‑под каски глубокая складка Через лоб пушкаря пролегла. Потому — броневая атака Беспримерной атакой была! Это было, пожалуй, не просто — Так плеснуть огоньком по врагам!.. Молодые лесные березки Припадают к его сапогам. И покуда никто не заметил, Как и тревоге мальчишеских лет, — Стал возвышен собой он и светел, Головою пшеничною — сед.

ПЕСНЬ НЕРАСТРЕЛЯНОЙ ХАТЕ

Подступили к горам, с боевыми потерями, Каждый воин был отдыху краткому рад. Был начальник у нас в полковой артиллерии: Капитан, под фамилией местной Курлат. Сам он пушки со смыслом поставил по скату, Сапоги заблестели, кубанка на нем. — У меня в Неберджаевской — ридная маты… — Как возьмем Неберджаевку, там отдохнем! Нова хата моя — па высоком помосте, Мать зарубит курчёнка, наварит лапши: Приглашаю свою артиллерию в гости… — Ты, пока, шутковагь капитан не спеши! —  — Подошел землячек, старшина батареи: — Хата третьей по краю, стоит на пути. — Поспешай‑ка сюда, командир, поскорее — И в подзорные стекла свои погляди. Взял бинокль Курлат, ивняки раздвигая, Нетерпенье с волненьем большим не тая. Огорошен казак: — Ой ты ж, мама родная… — — Хата так же стоит да она, не моя! У крылечка фашисты, как юркие крабы, Лезут в хату — из хаты, Туда и сюда. Под сараем танкетка и танки с крестами, — Да не только лишь в эгом большая беда. На подворье не видно ни пса, ни курчёпка, Мама, тронута горем, спешит в погребок. А сопатый верзила соседку — девчонку Ухватил за подол и в сарай поволок. Подошел генерал… Доложил генералу: — Производим готовность для точной стрельбы! — Ну, а что же Ваш дом?.. — Виден мало — помалу… — Третьим с краю стоит от безвестной судьбы. — На слепую судьбу, капитан, не надейтесь, — — Сам решай, что как надо, кубанец Курлат! К пушкам лучшие встали стрелки — батарейцы И вогнали в стволы громобойный заряд. Первый пробный снаряд громыхнул в огороде, А второй — сараюшку с боков расшатал. Устремились фашисты бежать по дороге — Тут‑то их и накрыл атакующий шквал. Похвалил генерал: — Постарались, ребята! — Так и будем в фашистского змия шмалять! — Батареей полка не расстреляна хата, Даже стекла от улицы можно вставлять. — … Мать упала на грудь дорогого сыночка, Охладелой душою своей трепеща. И пока батарейцы дремали в садочке — Напекла лавашей, наварила борща.

Я ОТБИЛ СЕЛО…

Я отбил село… На поле боя, Над текучей русскою водой Сплю в траве: гранаты — в изголовье, Автомат с рожками под рукой. У того села в цепях пехоты Мы ползли… А поле рыл снаряд, На шинелях вражьи пулеметы Хлястики срезали у ребят. Я уснул легко и слышу телом Землю ту, что Родине вернул. За зеленым садом поределым Первый взвод мой тоже прикорнул. Я отбил село трудом и кровью, Плечи в липкой саже и в пыли. К моему склоняясь изголовью, Вечер, клонит травм до земли. Спится мне: За светлою рекою Не строчат кусты из ППШа, А жуют траву степные кони — Радости исполнена душа!