Тонкие струны

В последний день, перед тем как пойти на мост, блондинка тоже читала. А когда встала, оставила книгу на столике, непринужденно так, на краю, будто бы собиралась вернуться. Я, к сожалению, не подсмотрела, что за книга. Не успела. Её потом забрали в материалы дела.

Может, там было такое понаписано, что она сразу поняла про жизнь что-то страшное, а я, например, не поняла бы, зачитай я эту книгу хоть до дыр, и кто-то другой не понял бы, а она поняла, потому что есть вещи, которые открываются не всем. И слава Богу.

Один мой друг говорит, что слишком умным быть плохо. Я думаю, он прав. Когда все вокруг намного глупее, тебе даже поговорить не с кем. Неинтересно. По-моему, это совсем грустно, так жить. И ещё он говорит, этот друг, что знания лишают вещи и явления романтического флера. Вот, говорит он, к примеру, закат, скажите, видели ли вы что-нибудь прекраснее оттенков закатного неба? А я, говорит он, знаю, что это просто рассеяние света на атмосферных частицах. Вот.

Но дуракам совсем, дуболомам, я думаю, тоже плохо приходится. Всяк объегорить норовит. Лично я считаю, что нужно быть как все. Середнячком. Это самое лучшее…

И всё-таки, будь у меня такое хорошее образование, как у той блондинки, я в жизни не кинулась бы с моста! Ведь это же так здорово, иметь возможность работать хоть где-нибудь кроме дешёвых закусочных! Да и деньги у неё были. Одевалась она шикарно, всё известные брэнды, стиль с иголочки, и не жалко было ей в таком шмотье в реку прыгать?

Меня спросили в полиции, не имелось ли у неё каких-либо крупных финансовых затруднений, про кредитки, всякое такое. Я им сказала, что нет. Они, кажется, с тем парнем, которому она сказала "целую, до вечера" даже хату новую собирались покупать. Я слышала, как она обсуждала по телефону какие-то евро-планировки. Вот в жизни не кинулась бы с моста, предложи мне кто-нибудь переехать из моей хрущёвки хоть куда-нибудь! Чем больше живешь, тем больше удивляешься.

Ну не было ведь у неё никаких причин!

Вот в нашей школе девочка училась, Настя. Она в четвертом классе с собой пыталась покончить. Порезала руки себе в туалете бутылочным осколком. Но у неё была причина. И очень большая причина. Несчастная любовь. Она в Сашку Круглова была втюрена, а он сказал, что она уродина. Вот вам смешно, а её это чуть до смерти не довело. Весь коридор кровищей залила. Она вообще странная была, эта Настя. Учиться не хотела, двоек вообще не боялась, хоть пять штук в ряд ставьте – плевать, смотрела исподлобья, подозрительно как-то, как волчонок. С бабушкой сумасшедшей жила и с матерью алкоголичкой. Потом её перевели из нашей школы, чтобы она разлюбила Круглова, и я не знаю, что с ней потом стало…

А ещё меня спросили, не звонил ли той блондинке кто-нибудь перед тем, как она пошла на мост.

Никто не звонил. Именно в тот день – никто.

Я вспомнила только, что неделю, может, тому назад, она говорила с кем-то по телефону, и это показалось мне не совсем обычным. Она сначала сидела вся спокойная, с улыбкой, а потом больно уж резко побледнела, засуетилась; изображая беспечность, быстро наговорила в трубку каких-то ничего не значащих любезностей и распрощалась, видно было, что она чем-то жутко взволнована. Может, этот собеседник сообщил ей какую-то ужасную новость или просто сказал нечто настолько оскорбительное, что после такого и жить не стоит. Хотя… Я ни за что не кинулась бы с моста, вздумай кто-нибудь меня обругать. Как бы я в ответ его обложила! Не приведи бог! У меня дед на флоте служил. Он такие комбинации известных слов знал, закачаешься. Он частенько заряжал на меня, когда я в детстве его не слушалась. Просто люди есть двух типов. Такие, которые сразу ответят, и такие, которые смолчат и пойдут в уголок плакать…

Но этот звонок был, я уже сказала, не в тот самый день, а примерно за неделю до. И вряд ли вообще он имеет отношение к делу. Я просто так рассказала про него в полиции, потому что я чистосердечная и всё рассказываю.

Я даже потом сама спросила у следователя, удалось ли, в итоге, понять, что с нею случилось, с блондинкой-то… Интересно же.

Он сказал – нет. У неё не было совершенно никаких причин.

И в голову мне пришла тогда вот какая фишка. Пока я была совсем маленькая, бабушка иногда брала меня с собой в церковь. Там по воскресеньям священники читали проповеди; одного из них я очень хорошо запомнила, у него были глаза зловещие, почти совсем черные, как у демона, непонятно, что вообще такой в церкви делал, но он чаще других выходил разговаривать с людьми. Помню, в канун большого праздника какого-то, страсть душно было, уйма народу набилось в церковь, чтобы его послушать, он читал проповедь; она долгая была, мне пить хотелось страшно, я почти ничего не поняла и не запомнила, одно только:

"Ад внутри у нас, братья и сестры, и рай там же, и только мы выбираем, который из них нам созерцать."

Должно быть, так оно и есть.

НОМЕР ТЕЛЕФОНА

Рассказ

Несколько ночей подряд мне снился один и тот же сон. Разумеется, он не повторялся каждый раз в точности – это невозможно – то есть, вообще говоря, сны были разные, но их объединяли общие эмоции, краски, настроение. И всякий раз особенное чувство преследовало меня при пробуждении, прежде со мною такого не происходило, я, конечно, видел сны, но, просыпаясь, как нормальный человек забывал их сразу или в течение дня. Но здесь дело обстояло иначе: я ощущал потустороннюю, зыбкую связь этих снов с реальностью, мне казалось, что они могут помочь что-то изменить в моей жизни, повлиять на неё.

Они были связаны с одной подругой, с которой мы общались в общей сложности больше десятка лет.

Несколько месяцев назад я здорово напился и потерял мобильник. Сначала я даже не придал этому значения – всякое бывает, очки уцелели и на том спасибо. Прежние мои пьянки не обходились без того, чтобы их мне не разбивали в драке. А телефон был очень дешёвый и уже старый, не такая уж ценная вещь, и даже если предположить, что им завладели в ту ночь гопники, то не так уж сильно они и наварились.

Но именно в этом телефоне – и только в нём – хранился у меня номер подруги, о которой шла речь во сне. Пожалуй, странно, что в нынешний век информации, этот номер телефона оказался единственной ниточкой связывающей меня с нею, последней, и, как выяснилось, очень тонкой. Потерял мобильник – и всё. Я не мог найти её ни в Контакте, ни в Фэйсбуке – она никогда не оставляла в сети своих реальных данных, постоянно скрываясь под разными фальшивыми именами. Порой я даже натыкался на что-то очень похожее, но из раза в раз оставался обманутым в своих ожиданиях – это оказывались какие-то другие, незнакомые мне женщины. Смутное чувство узнавания безжалостно обнадёживало меня, чтобы тут же обломать.

На самом деле, в тот день, когда я потерял мобильный, произошло очень много странных вещей. Кто-то ударил меня в нос, ругался, и даже, кажется, приехала полиция. Или скорая. Или обе машины вместе. А мне каким-то совершенно непостижимым образом удалось исчезнуть с места скопления всех этих бригад, я не угодил ни в вытрезвитель, ни в обезьянник, была удивительно тёплая и тихая ночь; помню, как уже перед рассветом, в нежно-прохладном тумане, я шёл по набережной с расквашенным носом, а потом сидел на каменных ступеньках, положив на них картонку, и ждал когда сведут мост.

Я точно не помню, когда именно я обнаружил, что пропал телефон. Его могли спереть парни, подсевшие к нам в разливухе, по виду совершеннейшая голь, панки или нечто в этом роде, денег своих у них не оказалось, я взял водки на всех – мы начали с приятелем, но посреди балагана он ушёл звонить своей девушке, чтобы она не волновалась, и пропал; я остался за столиком с теми новыми парнями, они попросили меня купить пожрать и орали песни Гражданской Обороны, тогда, кажется, телефон у меня ещё был, я помню голубой квадрат экранчика на фоне мутной несуразной реальности, я хотел набрать своего приятеля, но не смог, мы с ним, повинуясь потусторонней логике спиртного, как-то умудрились разминуться в тот вечер. А телефон я, вероятно, выронил либо во время драки, либо когда убегал. Это было не важно…