Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 36



– Я думал, этот пост не наследуется.

– Формально не наследуется, однако каждый юстициарий заблаговременно готовит себе преемника, и, как правило, это оказывается его родственник. Помяни мое слово, следующим юстициарием будет Хьюберт. Он достаточно для этого образован, и у него есть мозги, – Жан постучал себе по лбу, – которые ему потребуются, когда он будет иметь дело с королем Генрихом и его сыновьями.

– Да уж, ему придется быть не архидьяконом, а святым, – кивнул Фульк.

От крепкого меда закружилась голова, язык спотыкался о слова. Живот громко заурчал: за всеми перипетиями сегодняшнего дня Фицуорин совсем забыл, что, кроме завтрака, сегодня ничего не ел.

Вскочив с сундука, Жан забрал у Фулька пустую чашу.

– Теперь надо перекусить, – сказал он. – А не то мед, минуя завтрашний день, забросит тебя куда-нибудь аж на середину следующей недели. Пошли.

Фульк недоуменно посмотрел на него:

– Но лорд Теобальд запретил нам уходить, а ты еще ответил, мол, пусть с тебя живого кожу сдерут, если ты его ослушаешься.

Жан развел руками:

– Мой господин имел в виду, что нам не стоит показываться в общем зале. Если только ты не отделал Иоанна как следует – ну, так, чтобы он слег в постель, – принц, скорее всего, будет в зале. Однако лорд Теобальд не станет возражать, если при этом нас никто не увидит.

Вообще-то, у Фулька еще оставались сомнения, но голод вкупе с энтузиазмом Жана убедили его. Грех было не воспользоваться ситуацией. К тому же Фульк не сомневался, что в случае необходимости сумеет за себя постоять.

– И куда же мы пойдем? – поинтересовался он.

– На кухню, – ответил Жан, – куда же еще?

Судя по теплому приему, де Рампеня хорошо знали на местной кухне. Правда, старший повар, озабоченный приготовлениями к дворцовому пиру, велел юношам не болтаться под ногами и не мешать, но одна сердобольная краснолицая женщина нашла для них местечко в уголке. Не обращая внимания на знатное происхождение обоих юношей, кухарка велела им очистить миску вареных яиц – деликатес для почетных гостей, ибо яиц в это время года было мало.

– Хотите получить ужин – заработайте его, как все делают, – добродушно сказала она по-французски с ярко выраженным саксонским акцентом.

Рукой, от которой сильно пахло луком, кухарка наклонила Фульку голову и внимательно вгляделась в его лицо:

– Святые угодники! Мальчик мой, где же это тебя угораздило?

Не успел Фульк решить, как следует поступить: дать женщине приличествующий случаю благопристойный ответ или же сказать, чтобы кухарка не совалась не в свое дело, – как подал голос молодой человек, сервировавший стол для почетных гостей:

– Да я же тебе о нем рассказывал, Марджори. Это тот самый парень, который чуть не вышиб мозги принцу Иоанну.

– Вообще-то, дело было не совсем так, – запротестовал Фульк, с тревогой и любопытством прикидывая, как это новость могла распространиться столь быстро.

– А жаль, что не вышиб, – ехидно заметила Марджори. – И тебе тоже, кажется, досталось.

– Я…

– Принц ударил его по лицу шахматной доской, – поведал юноша с удовольствием человека, которому есть что рассказать слушателям.

– Не обязательно подслушивать под дверью, чтобы узнать сплетни. Можно просто посидеть тут часок, – ухмыльнулся Жан и постучал яйцом о край миски. – Тебе все доложат в лучшем виде: чья жена с кем спит, кто при дворе в фаворе, а кто – в немилости и даже какого цвета была утренняя моча короля. – Он улыбнулся, получив от Марджори шутливый подзатыльник. – И кормят здесь лучше, чем за королевским столом, пусть даже и заставляют сперва чистить яйца.



– Принцу Иоанну тоже не помешало бы поработать. Жаль, конечно, паренек, что ты так пострадал, но я очень рада, что у тебя хватило смелости дать ему сдачи, – заявила Марджори, одобрительно кивая Фульку. – Ему еще в детской надо было вдолбить, что значит прилично себя вести. Я так скажу: королева Алиенора родила на одного ребенка больше, чем следовало.

– Ходят слухи, что и сама королева Алиенора тоже так думает, – вставил Жан. – Она была уже не первой молодости, когда носила Иоанна. А король тем временем резвился с молодой любовницей.

– Да? Ну тогда неудивительно, что мальчишка стал паршивой овцой, – хмыкнула Марджори. – Ох и семейка! Родители вечно ссорятся, братья враждуют. Легко поверить в сказку о том, что они ведут свой род от дьявола. – И кухарка перекрестилась.

– В какую еще сказку? – заинтересовался Фульк.

Марджори поставила перед юношами блюдо, щедро выложила на него два больших куска свинины в остром соусе, тушившейся в одном из котлов, прибавила по ломтю пшеничного хлеба. Фульку, которого уже мутило от голода, не потребовалось дважды повторять приглашение. Он схватил нож и ложку и немедленно приналег на еду, только за ушами трещало.

Кухарка принесла еще одну миску яиц, села их чистить и завела рассказ:

– Когда-то давным-давно один из предков Генриха, граф Анжуйский, влюбился в молодую женщину, необычную и прекрасную.

Марджори заговорила чуть громче, чтобы всем вокруг было слышно. Песни и сказки были неотъемлемой частью работы на кухне. Они помогали скоротать время, да и работалось под них приятнее.

– У нее были светлые волосы с серебряным отливом, словно бы сотканные из лунного света, и зеленые глаза, такие глубокие, что любой мужчина запросто мог в них утонуть. Граф женился на своей избраннице, и у них родилось двое детей: мальчик и девочка, оба такие же пригожие, как и мать. И все бы хорошо, да вот только госпожа упорно не желала ходить в церковь. А если иной раз и приходила, то никогда не оставалась на мессу, но всегда выскальзывала в боковую дверь еще до начала приготовления даров. Друзья графа заподозрили, что ее красота и власть над супругом имеют сверхъестественную природу: говорили, что, мол, прекрасная графиня – чернокнижница.

Тут кухарка для пущего эффекта сделала паузу. В наступившей тишине Фицуорин негромко рыгнул и облизал пальцы. Марджори расколола скорлупу очередного яйца о край миски.

– А дальше? – поторопил рассказчицу Фульк.

– И вот решили ее испытать, насильно заставив остаться в часовне до конца мессы. Все двери заперли на засовы, а снаружи поставили вооруженную охрану. Когда пришло время возносить святые дары, красавица наша, конечно, как всегда, засобиралась к выходу, а сбежать-то и не может. Священник окропил ее святой водой, отчего графиня вдруг издала нечеловеческий вопль. Плащ ее превратился в крылья летучей мыши, и она вылетела из окна, и больше с тех пор ее никто не видел. Но у графа Анжуйского остались дети, в жилах которых текла дьявольская кровь матери. Мальчик вырос и унаследовал титул отца. Он-то и был прапрапрадедом нашего короля Генриха. – И кухарка усиленно закивала, подтверждая свои слова.

– Ты сама-то в это веришь? – скептически осведомился Фульк.

Марджори смахнула яичную скорлупу себе в фартук:

– Я только повторила то, что мне рассказывали. Но нет дыма без огня.

Юноша хмыкнул:

– У нас в семье бытует предание, что мой дед поборол великана, но это всего лишь сказка, которую он придумал для моего отца, когда тот был маленьким.

– Нет, парень, ты меня не переубедишь, – гнула свое кухарка. – Ты только взгляни на них – сразу поймешь, что к чему. Если в принце Иоанне нет ничего от дьявола, я съем свой фартук и яичную скорлупу в придачу.

Она ушла к помойному ведру. Фульк подцепил корочкой хлеба последний кусочек свинины, собрал оставшиеся капли соуса и с наслаждением проглотил.

Жан взял лютню и пробежался пальцами по струнам.

– Получится отличная баллада, если положить на музыку, – сказал он. – «Граф Анжуйский и прекрасная дьяволица».

Из деревянного корпуса лютни полетел каскад серебряных звуков, похожих на нити лунного света.

Сытый и умиротворенный, Фульк с любопытством наблюдал за игрой своего нового товарища. Хотя музыку он любил, особенно бравые военные песни и саги валлийских бардов, его собственные способности в данной области были ничтожны. Как можно извлекать из лютни чудесные звуки – это было выше его разумения. Ломка голоса у Фулька уже полностью завершилась. Мало того, голос Фулька обещал стать глубоким и звучным, когда тот полностью возмужает, однако при этом музыкальный слух у Фицуорина был такой, что юноша не сомневался: его пение напоминает вой пса в подземелье.