Страница 1 из 36

Лорды Белого замка

Чедвик Элизабет

Элизабет Чедвик

Лорды Белого замка

Elizabeth Chadwick

LORDS OF THE WHITE CASTLE

Издательство АЗБУКА®

Элизабет Чедвик живет в Ноттингеме со своим мужем и двумя сыновьями. Большую часть своих изысканий она осуществляет как член «Regia Anglorum» – реконструкторского общества, с особым вниманием относящегося к точному воссозданию прошлого. Она также преподает искусство сочинения исторических и любовных романов. Ее первый роман «Любовь по расчету» получил премию Бетти Траск. Элизабет была включена в шорт-лист Премии авторов любовных романов за «Завоевателя» в 1998 году. «Лордов Белого замка» в 2001-м, «Зимнюю мантию» в 2002-м и «Соколов Монтабара» в 2003-м.

Ее шестнадцатый роман «Алый лев» номинировался Ричардом Ли, основателем «Historical Novel Society», как один из десяти лучших исторических романов за последние десять лет.

Подробнее об Элизабет Чедвик читайте на www.elizabethchadwick.com.

Несомненно, лучшая романистка, пишущая о Средневековье.

Historical Novel Society

Как всегда, Элизабет Чедвик предлагает великолепный роман о Средневековье, книгу, полную политических интриг и потрясающих описаний людей, которые окружали английский трон.

Historical-Fiction.com

Книги Чедвик не просто читают. В них живут.

Shelf and Staff

Автор, под пером которого чудесным образом оживают исторические события.

Times of London

Элизабет Чедвик описывает средневековую Англию с тем же блеском, что Филиппа Грегори – эпоху Тюдоров и Стюартов, а Бернард Корнуэлл – Темные века.

Books Monthly (UK)

Глава 1

Вестминстерский дворец, декабрь 1184 года

Хотя полдень еще только миновал, угрюмый зимний день уже уступал место сумеркам. Дождь со снегом, прервавший упражнения на мечах, колотил в ставни стеклянными иголками. Горели все факелы и канделябры, каждой жаровне нашлась работа. За пределами очерченных ими кругов света и тепла, в лестничных пролетах и темных галереях растянувшегося во все стороны Вестминстерского дворца затаился промозглый холод, только того и ждущий, чтобы накинуться на каждого, у кого достанет глупости выглянуть наружу без плаща.

Сидя в оконном проеме Белого зала, Фульк прислушивался к завыванию ветра и полировал новый щит – подарок отца на день святого Мартина, когда ему исполнилось пятнадцать. Это был настоящий щит взрослого воина, разделенный на четыре части и украшенный изображением герба Фицуоринов – их фамильными цветами издавна были красный и белый. Фульк затирал на поверхности большие и маленькие царапины, полученные сегодня утром.

– Ага, две шестерки! Я выиграл! – раздался чей-то торжествующий голос.

Фульк поднял голову. Принц Иоанн сражался в кости со своими оруженосцами. И сейчас один из них, кудрявый молодой человек, звякнув монетками, сгреб со стола в ладонь горку денег. Принц Иоанн, юноша лет семнадцати, насупился, полез в висевший на поясе кошель и подбросил на стол еще серебра.

Фульк с удовольствием присоединился бы к игрокам, однако, увы, все его богатство составляла одна-единственная серебряная монетка достоинством в полпенни. Борись юноши на руках, Фицуорин точно бы не остался в стороне. Как известно, госпожа Удача своенравна, а вот на собственную силу и ловкость Фульк вполне мог положиться, ибо обладал в избытке и тем и другим.

Когда чуть меньше года назад Фицуорин приехал в Лондон из Валлийской марки[1], остальные юноши поначалу обзывали его мужланом и деревенщиной. Они дразнили новенького, прятали одежду, ставили ему на лестнице подножки и выливали на него, спящего, содержимое ночного горшка. Им потребовалась неделя, чтобы на собственной шкуре узнать: все, что доставалось Фульку, возвращалось его обидчикам сторицей. Правда, его до сих пор продолжали называть Деревенщиной, но теперь уже это было просто прозвище, знак принятия Фицуорина в свою компанию, пусть даже и не совсем на равных.

Фульк получил место в свите Иоанна, поскольку король Генрих высоко ценил преданность семьи Фицуорин и потому оказал их старшему сыну величайшую милость. Фульк знал, что по доброй воле Иоанн никогда бы не выбрал его в товарищи, и антипатия их была взаимной. Молодые люди были почти ровесниками, но возраст оказался единственным, что их объединяло.

Фульк снова глянул на игроков. Иоанн перехватил его взгляд и недовольно сверкнул глазами:

– Ради Христа, прекрати уже миловаться с этим чертовым щитом и принеси мне вина! – Он поднял свой пустой кубок и помахал им. На среднем пальце блеснул перстень с аметистом; другой перстень, из массивного золота, украшал большой палец.

– Да, сир. – Фульк аккуратно отложил щит, взял с буфета кувшин и подошел к играющим.

– Прикидываешь свои шансы, Деревенщина? – спросил кудрявый оруженосец.

Фульк улыбнулся, и его орехово-серые глаза вспыхнули.

– Скорее, твои, Жирар. – Он кивнул на очередную горсть монет на столе. – На локотках я с тобой на эти деньги силой померяюсь, если захочешь. – И, налив вина Иоанну, он поставил кувшин на стол, предоставив остальным позаботиться о себе самим.

– Ну уж нет, я на эту удочку больше не попадусь! – фыркнул Жирар.

Фульк широко улыбнулся:

– А жаль.

Он согнул руку, и вздувшиеся мускулы тотчас натянули рукав.

Жирар ответил ему непристойным жестом и сгреб кости. Фульк задержался, посмотрел, как тот выбросил тройку и потерял весь выигрыш, а затем не спеша вернулся на место, к своему щиту.

Справа и слева от запертых ставней стояли две каменные скамьи с мягкими подушками, а между ними – игорный стол, на который мастер Гланвиль, учитель Иоанна, водрузил тяжелую деревянную шахматную доску.

Опершись на щит, Фульк задумчиво, с грустью, переходящей в пронзительную ностальгию, разглядывал фигуры из слоновой кости. В мечтах он перенесся домой, в поместье в Ламборне. Увидел мысленным взором лица младших братьев, играющих в бабки у очага. Отблески огня пляшут на их лицах. Мать читает при свечах и беззвучно проговаривает слова одними губами. Фульк вспомнил, как они с отцом играли в шахматы, сидя в оконном проеме, точно таком же, как этот. Он отчетливо представил, как отец напряженно морщит лоб и, поигрывая взятой у противника пешкой, обдумывает следующий ход. Фульк прекрасно сознавал, что издали все кажется более притягательным, чем на самом деле, но если он и приукрашивал сейчас образ родного дома, то не слишком. Фульк вздохнул. Не то чтобы он испытывал со всем уж невыносимую тоску, но все же ему частенько не хватало тепла и любви близких. Фульк нередко жалел, что отец принял решение отправить старшего сына в Лондон, изучать премудрости рыцарской службы среди высшей знати.

– Король Генрих оказал нашей семье великую честь, – в один прекрасный день прошлой весной сказал Фульк ле Брюн, вернувшись с аудиенции при дворе. Прямо с порога, не успев даже снять запылившуюся в дороге одежду, он объявил радостную новость: – Тебя не просто будет учить юстициарий Ранульф де Гланвиль, ты станешь общаться с влиятельными людьми, которые когда-нибудь, возможно, нам помогут.

Фульк помнил, как вспыхнуло тогда бледное лицо отца, а в его темно-карих глазах зажглась честолюбивая искорка.

– И Уиттингтон[2], – заключил он, – может снова стать нашим.

– А что такое Уиттингтон? – подал голос младший брат Фулька, четырехлетний Ален. В отличие от старших мальчиков, ему еще предстояло впитать в плоть и кровь историю громкого судебного процесса.

Валлийская марка – традиционное название областей на границе Англии и Уэльса. – Здесь и далее примеч. перев.

В переводе со староанглийского языка «Whittington» обозначает «Белый город».