Страница 9 из 14
"Неужели и на конюшни потащит нас? - с ужасом подумал Сергей Варфоломеевич. - И что же Перекресов-то молчит? Неужели он и конюшни не видал?"
Но Тишков почему-то не повел гостей в конюшню.
Рассказав о достоинствах старика Бескудникова, он, сойдя с моста, завернул в сторону, где по едкому запаху можно было определить свинарник.
- Интерес к жизни - вот что главное, - сказал он философически. - Когда видишь, как под твоими руками жизнь налаживается, сам веселеешь. Конечно, если где-то сидеть, бумаги без толку перебирать, так, понятно, заскучаешь. И жизнь будет не мила. И состаришься раньше сроку...
"Это он на меня намекает", - подумал Сергей Варфоломеевич. Но Тишков, кажется, не имел его в виду.
- Мне тоже предлагали завхозом поступить в санаторий в городе Славянске, - продолжал он. - Один хороший знакомый усиленно предлагал. Говорит: "У тебя большой партийный стаж, с двадцать четвертого года, есть опыт работы. Можем тебя включить в номенклатуру". А я подумал: для чего она мне на старости лет, номенклатура? Ведь век я без нее прожил по своей специальности, своими руками. Добывал уголь...
"Хвастается, - определил Сергей Варфоломеевич. - Ну и пусть. Лишь бы поскорее показал своих проклятых чушек, и хоть присесть бы где-нибудь. Дальше свинарника не пойду. Пусть хоть что делают, не пойду. Не вижу необходимости".
- А сейчас я, честное вам слово, как во второй раз живу! - просиял Тишков. - Такое у меня настроение всей жизни. И нога моя, когда она на ходу, ничего. А вот как лягу, тут она мне показывает свой характер. Ноет, прямо гудит. Когда я у брата приютился, его супруга сильно обижалась, что я и по ночам стонать начинаю. Я-то сплю, не слышу, а нога, значит, меня стонать заставляет...
Перекресов, почти все время молчавший, спросил:
- А что у вас, Тихон Егорович, с братом произошло?
- С братом? - как бы растерялся Тишков. - А вы откуда знаете?
- Женщина там, на площади, в чем-то вас упрекала.
- Женщина? Ах, это супруга моего брата Ивана Егорыча. Нехорошая в общем женщина. Кукушка.
"Уклоняется, - подумал Сергей Варфоломеевич. - А тут что-то есть. Вот про это самое и рассказывал Терентьев. Но не запомнил я в подробностях..."
- История мне эта тоже, в общем, неприятная, - признался Тишков. Ничего занятного в этой истории, в общем, нет. Но поскольку заходит разговор, я, если вас интересует, могу объяснить. Но вы, может быть, сначала чушек наших желаете посмотреть? Вот они тут...
11
Из свинарника, сопя и хрюкая, выкатились на коротких ногах четыре огромные свиньи - свиноматки, как официально назвал их Тишков. Сквозь золотистую щетину просвечивали их розовые тела. И следом за ними выбежали, вертя хвостиками, поросята.
- Одиннадцать штук, - сосчитал Тишков. И как будто сконфузился. Немного. Но глядите, какая порода! Это нам Григорий Назарыч помог из "Авангарда" достать.
"Бедность, - подумал Сергей Варфоломеевич. - Какая бедность! А он радуется. И даже показывает своих чушек секретарю обкома. Хотя бы сотня их была - тогда другое дело".
Перекресов, однако, наклонился над каждой свиньей и каждую погладил по жесткой щетине.
И Сергей Варфоломеевич счел своим долгом проделать то же самое.
Перекресов поймал одного поросенка и подержал на руках. Этого Сергей Варфоломеевич сделать не смог, да и не захотел: к чему это?
Тишкову было приятно, что Перекресов поласкал поросенка. Тишков поймал еще одного и показал:
- Глядите, какие у него ноги. У него вся порода в ногах. Это нужно понять.
Сергей Варфоломеевич присел на опрокинутый ящик и наслаждался покоем. Пусть они рассматривают поросят, а он отдохнет. Пусть подольше рассматривают. Невидаль какая! В "Авангарде" ходит такое стадо в несколько сот голов, и никто не удивляется.
Удивляло теперь Сергея Варфоломеевича только то, что Григорий Назарович куда-то исчез. И за все время, обходя колхоз, они нигде ни разу его не встретили. Значит, есть еще участки, которых им не показывал Тишков. Неужели он и дальше их поведет? Когда же они уедут отсюда?
Перекресов вошел в свинарник, увидел, должно быть, интересное. Старуха свинарка Варвара Саввишна, как ее почтительно называл Тишков, стала объяснять что-то. А Тишков замолчал.
"Ну и пусть он хоть немного помолчит, - беззлобно подумал Сергей Варфоломеевич. - А все-таки когда же мы поедем? Обедать уж придется дома, ночью. Раньше ночи мы домой не доберемся. Впотьмах очень опасно ехать через тот мост. А придется обязательно ехать впотьмах". И еще вяло подумал Сергей Варфоломеевич: "Интересно все-таки, что же у него вышло с братом, у Тишкова? Не хочет он про это рассказывать. Ясно, не хочет. Про свиней рассказывает, а про брата не хочет".
В свинарнике Тишков о чем-то заспорил с Перекресовым. Сергей Варфоломеевич, сидевший у дверей на солнышке, не уловил начала спора. Услышал только слова Тишкова:
- Вы погодите. Я скажу. Тут нету никакой узурпации. Закон позволяет... Я вот как раз уважаю закон. Довольно уже, кажется, было беззакония...
- Нет, уж вы меня извините, - деликатно попросил Перекресов.
- А я вам говорю. Я отвечаю. Вы погодите...
Это опять сказал Тишков. Очень грубо сказал. Не понимает, должно быть, с кем разговаривает. Не чувствует масштаба. Сергей Варфоломеевич в удивлении даже привстал с ящика, хотел заглянуть в помещение, но вдруг услышал, как засмеялся Перекресов.
- Ох, видать, и упорный ты мужик.
- Я упорный, - согласился Тишков и засмеялся каким-то хриплым смехом оттого, что у него больная грудь.
Удивительным показалось Сергею Варфоломеевичу, что Перекресов обращается к Тишкову уже на "ты". Все время говорил ему "вы", а сейчас "ты". Но это "ты" звучит не так, как звучало у Виктора Ивановича, который всем говорил "ты". Перекресов этим "ты" как бы выражает Тишкову свое приятельское чувство. И Сергей Варфоломеевич хорошо уловил этот оттенок.
- Так что же у тебя все-таки, Тихон Егорович, с братом-то произошло? опять спросил Перекресов.
- Неприятная просто история, - вздохнул Тишков. - Очень даже неприятная...
- А все-таки?
Но тут появился наконец Григорий Назарович с какой-то папкой.
- Вон наш кучер идет, - засмеялся, увидев его, Перекресов, заметно повеселевший после осмотра свинарника.
Сергей Варфоломеевич, услышав его слова, помрачнел.
- Вы понимаете, товарищ Перекресов, тут произошло некоторое недоразумение...
- Я понимаю, - кивнул Перекресов. И неясно было, сердится ли он на Сергея Варфоломеевича за эту комедию с кучером или не придает значения.
А Григорий Назарович развернул папку и похлопал по бумагам ладонью.
- Молодцы! - сказал он. - Просто молодцы! - И протянул папку Перекресову. - Это колхозный план. Каждая графа обоснована. И все реально. Надо только немножко подредактировать, но это уже пустяки.
Перекресов положил папку на широкий дубовый пень и, присев на корточки, стал перелистывать бумаги. Сергей Варфоломеевич заглядывал ему через плечо.
- Любопытно! - говорил Перекресов.
- Н-да!.. - как бы вторил ему Сергей Варфоломеевич.
Наконец Перекресов закрыл папку и сказал:
- Это мы потом обязательно посмотрим. Так, на ходу, нельзя. - И передал папку Тишкову. - Есть над чем подумать. План интересный, сильный!
- Я считаю, - посмотрел вокруг Григорий Назарович, - что, если все так и дальше пойдет, как сейчас, не хуже, это хозяйство года через три будет в два раза крупнее, например, "Авангарда". Я твердо уверен. Хотя здесь трудоспособного населения меньше, чем в "Авангарде", в четыре раза. Но здесь большие возможности. - И взглянул на Тишкова. - Ты, Тихон Егорыч, только не шибко задавайся.
- А я и не задаюсь.
- Нет, задаешься, не уважаешь гостей, - засмеялся Григорий Назарович. В любой колхоз приедешь - тебе хоть кружку молока нальют. А у тебя мы сколько тут ходим...
- Ох, верно! - спохватился Тишков. - Я ведь все еще по-шахтерски живу: раз наелся как следует перед упряжкой, перед сменой, и до конца. А вы-то, конечно... - Он увидел девушку в косынке, прикрывающей почти весь лоб. Вы глядите, как у нас девицы берегут от солнца свою красоту, чтобы не выгорела, не спалилась... Ты, Верочка, домой идешь? Зайди, пожалуйста, к Бескудниковой Клавдии, скажи - пусть чайную откроет. Пусть нарежет колбаски, сырку, чего у нее там есть. Может, консервы хорошие имеются. И яичницу пусть готовится сделать на... - он как бы пересчитал гостей, - на трех человек.