Весной, в субботу

Прудков Владимир

Прудков Владимир

Весной, в субботу

  Проверещал звонок. Анна Шумилова подождала: может, не повторится. Но звонок потревожил ещё раз - явственно, не во сне. "Ах, чтоб тебя!"- выругала она, ещё не зная кого, накинула халат и на ходу застёгивая пуговички, поспешила в коридор.

  За дверью - подросток в кроличьей шапке и куцей курточке.

  - Вам телеграмма.

  - Ошибся ты, мальчик, - Анна зевнула, прикрыв рот ладонью. - Нам не должно быть телеграммы.

  - Как же не вам! Что я, неграмотный? - почтальон рассердился. - Берите и расписывайтесь.

  Шумилова, уступив ему, взяла сложенный вчетверо бланк.

  - Ну вот. Говорила ведь, не нам. Тут сто одиннадцать Вэ, а у нас сто одиннадцать Бэ.

  - Ой, извините, - парень смутился. - Я же это Вэ, как латинское, прочитал.

  Он забрал телеграмму и резво скатился с лестницы.

  "Поди, в университете учится, - подумала она. - Как и мой". А ещё сходство со старшим сыном нашла в том, что Дмитрий тоже подрабатывал и не далее, как на той неделе протянул ей тысчонку: "Мам, на мелкие расходы".

  Возвращаясь в спальню, заглянула к сыновьям. Старший спал не шевелясь, отвернувшись к стене, а младший, похоже, притаился, озорник, на лице шальная улыбка. Эх, Венедикт! Нарёк же бывший муженёк, оставил приятное о себе воспоминание. Для второго сына, вознесшись, предлагал и более чудные имена - Асмодей, Христофор, Демосфен - утверждал, что их носили выдающиеся умы человечества, и выступал против обычных Васек и Колек. Ну, Венедикт куда ни шло; хорошо, что она упёрлась и не согласилась на Асмодея.

  В зале Шумилова приостановилась и принюхалась. Всё-таки сегодня, к рассвету, что-то стряслось. Если, допустим, за окном вырос за ночь сосновый бор, тогда стало бы понятно. Глянув в окно, обнаружила, что, конечно же, бор не вырос: тот же двор, несколько тополей да дикорастущих яблонек, утонувших в глубоких сугробах. А светло-то, светло как! Самого солнца не видно - где-то сбоку, за домом, но отражённые блики повсюду, снег искрится, заполошно чирикают воробьи. Значит, объяснение единственное: пришла весна... Шумилова грустно улыбнулась, прошла в спаленку и села на кровать. Раньше с приходом весны её всю будоражило, душа трепыхалась, как бельё на ветру, а сейчас догадалась об этом через умственное напряжение. Куда же подевалась весёлая да резвая Анютка Шумилова, живо чувствующая весну? Где она? Нету её. Была, да сплыла. "Ну вот ещё... хватит!"

  Сон как рукой сняло. Студент-почтальон мало того, что не дал выспаться, так и пробудил тревогу. Неужели и Димка где-то вкалывает? Припомнила, что "тысчонку" приняла с улыбкой, с благодарностью. Ещё, помнится, и пошутила: "Не своровал ли?" Глупая баба! Правда, тогда не было нынешнего беспокойства. Это уже после соседка рассказала про парнишку из знакомой семьи: от чрезмерного напряжения потерял память и врачи ничего не могут сделать. И ведь Димку взять - слабый он, раньше часто болел, перенапрягаться ему никак нельзя. А то мало ли!

  Хорошо, Венька растёт крепким и здоровым. Но другая беда - шалопай, каких свет не видывал. Сколько слышала жалоб и ругани от соседей. И в школу хоть не ходи: и склоняют, склоняют, такой он сякой, сухой-немазаный. Но это ещё ладно, а вот на той неделе приходил участковый и спросил, где Венька.

  - Гуляет. Во дворе где-то. - Шумилова перепугалась. - А что с ним? Чего натворил?

  - Особо не волнуйтесь, - высокий, ростом под потолок, милиционер был невозмутим. - Я только разузнать. Хотя очень может быть, что и он участник.

  - Да, господи, что случилось-то?

  - Подростки балуются. Несколько раз ложно вызывали пожарников. А потом был натуральный вызов, на который те не отреагировали. Начальника пожарной команды чуть удар не хватил.

  - Так вы думаете, это мой сын вызывал?

  - Ничего я не думаю, а просто выясняю. Не обязательно он. Но! Следите за ним получше, а то потом спохватитесь, да поздно.

  Она пообещала следить и тем же вечером задала Веньке хорошенькую трёпку. Правда, признания от него не добилась. Как же, признается он. Его пока к стенке не припрёшь... Но всё же про себя подумала, что Венька очень даже способен на такие фокусы. Обидно, неприятно, что таким растёт. Да и совестно. Ведь её кровь в нём играет, к следователю ходить не надо.

  "Ладно, в воскресенье отосплюсь", - Шумилова стала медленно одеваться. Вчера мастерица уговаривала: "Аня, выйди! Сделай задел, надо токарей в понедельник с утра запрячь". Вот, вот! Опять начались старорежимные времена, когда завод изнемогал от военных заказов, и её отец не вернулся домой с ночной смены.

  Она не обещала выйти. Подождут до обеда токаря. Ну, да что теперь, раз уж подняли. Да и не лишне - в смысле приработка. Надо следить, чтоб дома был полный достаток. И надо показывать, что ей легко даётся. Тогда Дима в свободное от занятий время не будет искать приработка.

  Выйдя из дому, ещё раз подивилась яркому дню, свежему, густому, как подсолнечное масло, воздуху. Сощурилась: этак печь будет, к обеду всё поплывёт.

  - Куда, Анюта? - окликнул её пенсионер Кулагин, в прошлом фрезеровщик, а ныне дворник. Стоит с метлой на утрамбованной чистой дорожке, смолит папироску.

  - Да куда?... На завод.

  - Вроде же суббота.

  - Есть заказ... Дядь Сеня!

  - Чего?

  - У тебя шапка дымится.

  - А! - Он мигом стащил шапку, обнажил лысину. - Ты чего, девка, со стариком шутки затеяла шутить?

  - Да это я к тому, что печёт здорово. - Она засмеялась. - Шапка, мол, загореться может.

  - Пече-от, - согласился Кулагин.

  В громадном высоком корпусе, сплошь забитом станками сегодня затишье. До абсолютной тишины-то, конечно, и сегодня далеко: то взвоет где-то в глубине токарный, то забухает с другой стороны пресс. А под боком шумит её ШП - шлифовальный плоский.

  Шумилова в светлом халате, голова повязана косынкой. Давно не случалось такой субботы, чтобы кто-нибудь из шлифовальщиц не пропадал здесь. Процесс тонкий, на микроны счёт идёт, и станки из всех самые сложные. Один ШП и сейчас не в работе - месяц не могут пустить. Оно и понятно: кто в обслуге? Дядя Паша и дядя Миша - старики, на электронику с молотком и кузнечными клещами лезут. А молодых-то спецов, умных и образованных, нету. Они в торговых палатках сидят или в бутсах, в шлемах - футболом и хоккеем деньги зарабатывают. Вот и Венька: "Ещё увидите, чемпионом стану!" - Ну-ну, посмотрим. В спорте тоже не шаляй-валяй, семь потов пролить надо.

  Шумилова посмотрелась в зеркальце, приделанное возле пульта, улыбнулась, повела глазами. А что? Ещё вполне ничего! При желании можно сменить профессию: на солистку кордебалета, скажем.

  Из предосторожности оглянулась: не видит ли кто, как она кривляется? И впрямь, есть кому! По проходу приближался этот чудик из отдела главного энергетика, как его?.. Виктор Геннадьевич. В руке чемоданчик с инструментом, на носу очки, за стёклами глаза - непомерно большие и как будто испуганные. Но это оптика искажает, потому что на губах - приятная улыбка.

  - Здравствуйте, Анна Егоровна!

  - Будьте здоровы, Виктор Геннадьевич. Что ж вы в субботу-то? Или дома не сидится?

  - Да что дома! Станок вот хочу добить.

  - Правильно, добейте его окончательно, чтоб в утиль сдали.

  - Я в противоположном смысле, Анна Егоровна. Чтобы работал, как часы на вашей руке.

  Он прошёл к зловредному станку, открыл дверцы шкафа управления, расстелил на столике схему. А ей стало веселее. Посторонний человек и занят своим делом, а всё-таки не одна. Помня, что он рядом, иногда оглядывалась: колдует человек! Может, поэтому она и вышла в субботу: чтобы увидеть его. Потянуло дымком и сладким запахом канифоли. Ещё раз оглянулась, и он оторвался от дела, повернул к ней голову. Их взгляды встретились; она вдруг взяла и подмигнула. И смутилась так, что слёзы выступили. "Совсем дурочка!"- укорила себя, глаза спрятала.