Избранное

И вот неожиданно счастью Шоттоботи пришел конец. Перед смертью муж рассказал ей, что их хозяйство, отягощенное немалыми долгами, можно доверить лишь практичному человеку, который способен переправиться через реку и в дырявой лодке. Вот так и оказались Шоттоботи и ее сын во власти Говинда, который с первых же дней дал понять, что главное в жизни — это деньги. В наставлениях Говинда было столько цинизма, что, слушая их, Шоттоботи была готова сгореть со стыда.

Дух корысти с каждым днем все больше проникал в жизнь их семьи. Особенно огорчало то, что разговоры на эту тему были слишком откровенными; Говинд не старался прикрыться хотя бы видимостью порядочности. Шоттоботи понимала, что такая обстановка портит мальчика, но ей ничего не оставалось, как терпеть. Люди с добрым сердцем и чувством собственного достоинства часто оказываются беззащитными, и грубому человеку ничего не стоит их обидеть.

Известно, что, для того чтобы что-то мастерить, нужен материал. Раньше все появлялось в доме без всяких просьб со стороны Шоттоботи, и потому она об этом никогда не задумывалась. Теперь же, когда все эти ненужные для остальных членов семьи вещи стали строго учитываться, ее начала мучить совесть. Чтобы купить необходимый для работы материал, она, никому не говоря, стала экономить на собственной еде. Да и работала она теперь тайком, запираясь в своей комнате. Она знала, что открыто порицать ее никто не посмеет, но ей не хотелось встречать косые взгляды ничего не понимающих в этом людей. Теперь единственным свидетелем и ценителем ее работ стал Чунилал. Постепенно он и сам пристрастился к рисованию, и вскоре оно превратилось в настоящую страсть. Скрыть это было невозможно: жертвой нового увлечения становились не только листы из тетрадей, но и стены, разноцветные пятна украшали одежду, руки и даже лицо юного художника. Немало пришлось мальчику претерпеть от дяди за то, что бог Индра забыл внушить ему и его матери уважение к деньгам.

Но чем больше старался опекун, тем теснее становилось преступное сообщество между сыном и матерью. Настоящий праздник наступал для них, когда хозяин фабрики увозил Говинда к себе за город. Они радовались, как дети! Шоттоботи лепила забавных зверушек — кошек, похожих на собак, рыб, которых трудно отличить от птиц. Хранить фигурки было опасно, и поэтому перед возвращением господина управляющего приходилось все уничтожать. Так в творчестве этих двух художников господствовали бог-создатель Брахма и бог-разрушитель Рудра, но не было пока бога-хранителя Вишну.

Увлечение живописью было у Шоттоботи в роду. Примером тому мог служить ее племянник Ронголал, племянник, который был тем не менее старше тетки. Ронголал довольно рано получил признание — получил его благодаря тому, что остряки подняли его картины на смех из-за их необычности. Когда же они поняли, что его столь непривычная манера отражает иное, чем у них, мировоззрение, они начали против него шумную кампанию. Как ни странно, эти постоянные насмешки и упреки только способствовали росту его популярности. И тогда даже те, кто копировал его произведения, включились в эту кампанию, стараясь доказать, что художник он, мол, никудышный и даже о технике живописи не имеет ни малейшего представления.

И вот однажды этот раскритикованный художник, выбрав время, когда опекуна не было дома, пришел к своей тетке в гости. Ронголалу пришлось долго стучать, но когда наконец его впустили в комнату, он увидел, что по всему полу разложены рисунки — даже ступить негде. Разобравшись, в чем дело, Ронголал воскликнул, обращаясь к мальчику:

— Наконец-то я вижу свежий талант! Ведь в этих вещах нет ничего подражательного, они свежи и неповторимы, как неповторима сама природа! Обязательно покажи мне все твои рисунки!

Но откуда их было взять! Они исчезали, как исчезают мгла и туман, когда творец хочет залить небо яркой игрою света и теней нового дня. Перед уходом Ронголал заявил своей тетке:

— Заклинаю тебя, отныне сохраняй все! Я буду приходить и забирать рисунки и твои фигурки!

Господин управляющий сегодня задержался. С самого утра августовское небо затянуто тучами, льет дождь. Мать и сын забыли о времени, некогда им следить за стрелками часов! Сегодня Чунилал начал писать пейзаж с лодкой. Так и кажется, что речные волны, как стая крокодилов, вот-вот проглотят маленькое суденышко! Даже тучи готовы помочь им и грозно нависли над лодкой. Правда, крокодилы на картинке не похожи на обычных крокодилов, тучи нельзя назвать «сочетанием дыма, света, воды и воздуха», да и лодка такова, что, будь она построена на самом деле, ни одна страховая компания не решилась бы ее застраховать. Но ведь искусство есть искусство! Если всевышний создает то, что приносит ему радость, то почему не имеет на это права наделенный богатым воображением мальчик, такой же творец в этих четырех стенах?

Они не заметили, как отворилась дверь и вошел господин управляющий.

— Это что еще такое? — услышали они грозный окрик.

Мальчик побледнел и задрожал от страха. Еще бы, ведь

теперь обнаружится причина, по которой Чунилал перепутал все даты на экзамене по истории! Безуспешно пытался он спрятать картину под своей курткой, этим он только выдал себя. Когда же Говинд вырвал картину и увидел, что на ней нарисовано, то окончательно пришел в ярость.

— Это еще хуже ошибок в хронологии! — закричал он и разорвал картину на мелкие кусочки. Чунилал разрыдался.

Услышав плач сына, Шоттоботи выбежала из молельни, где обычно проводила одиннадцатый день каждого лунного месяца[168]. Глазам ее представилась картина: Чунилал на полу, рисунок разорван в клочки, а Говинд собирает эти многочисленные доказательства преступления, чтобы выбросить их, чтобы от них не осталось и следа.

До сих пор Шоттоботи, помня о том, что Говинд стал хозяином дома по воле ее мужа, терпеливо сносила все его выходки. Но сейчас она воскликнула, дрожа от негодования:

— Зачем ты порвал картину Чунилала?

— Он что же, собирается бросить ученье? Представляю, что из него выйдет!

— Пусть лучше станет нищим, — проговорила Шоттоботи, — но пусть никогда не будет похожим на тебя! Я мать, и я хочу только одного — чтобы то богатство, которым его наградил всевышний, принесло ему больше радости, чем тебе все твои монеты!

— Не надейтесь, что я так спокойно откажусь от своих обязанностей, — отрезал Говинд. — Завтра же отправлю мальчишку в интернат, иначе он здесь совсем свихнется.

Утром Говинд ушел в контору. Дождь лил как из ведра, по улицам текли реки воды.

— Пойдем, сынок, — сказала Шоттоботи, беря сына за РУКУ-

— Куда, мама?

— Уйдем отсюда навсегда.

Когда они подошли к дому Ронголала, вода уже была им по колено. Они вошли в дом.

— Я поручаю его тебе, — сказала Шоттоботи. — Спаси его от поклонения монете!

1929

Незнакомка

I

Сейчас мне двадцать семь лет. Моя жизнь интересна не продолжительностью и даже не добродетелью, а одним событием, воспоминание о котором я бережно храню в памяти. Оно сыграло для меня такую же роль, какую играет пчела в жизни цветов.

История моя коротка, и я тоже буду краток. Те из читателей, кто осознал, что м. алое не значит маловажное, несомненно поймут меня.

Я только что сдал выпускные экзамены в колледже. Еще в детстве мой учитель имел все основания шутить надо мной, сравнивая меня то с цветком шимул[169], то с красивым, но несъедобным плодом макал, называть «прекрасным пустоцветом». Я очень обижался тогда, но с годами пришел к мысли, что, если б мне довелось начать жизнь сначала, я все же предпочел бы красивую внешность, даже при условии, что это будет вызывать насмешки учителя.

Какое-то время отец мой был беден. Потом, занимаясь адвокатурой, он разбогател, однако пожить в свое удовольствие ему так и не довелось. Лишь на смертном одре он впервые вздохнул с облегчением.

168

…где обычно проводила одиннадцатый день каждого лунного месяца… — В древнем индийском календаре месяц определялся сменой фаз луны; одиннадцатый день месяца считается посвященным богу Вишну, благоприятным для любых начинаний.

169

Шимул — пышный красный или оранжевый цветок, лишенный запаха.