Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 67

2

Все остальные жители деревни ведут интриги друг против друга, составляют партии, культивируют сахарный тростник, ложные доносы и джут; литературой и философией никто не интересуется, кроме Шошибхушона и Гирибалы.

Эта дружба не вызывает сомнений или сплетен: ведь Гирибале всего десять лет, а Шошибхушон — свежеиспеченный М. А. и В. L. Живут они по соседству.

Отец Гирибалы, Хоркумар, некогда был средней руки арендатором[113] в своей родной деревне. Затем он обеднел и, распродав все, принял пост наиба[114] у соседнего заминдара[115] и принялся собирать арендную плату. Вверенный ему округ включал его деревню, так что он и остался жить в месте своего рождения.

Шошибхушон, получив титул магистра искусств, выдержал затем экзамен на бакалавра юриспруденции, но делом не занялся. Он ни к кому не ходил и ни с кем не разговаривал. По близорукости ему даже было трудно узнавать знакомых и приходилось прищуривать глаза, а это считается, особенно в деревне, признаком высокомерия.

Если кто-либо держится одиноко в таком человеческом море, какое представляет собою Калькутта, это способно придать человеку какой-то ореол благородства, но в деревне такое поведение не расценивается иначе, как вызывающее. Отец Шошибхушона, вечно перегруженный делами, сначала не знал, что делать со своим сыном, но в конце концов решил отправить его в деревню для наблюдения за их поместьем. Деревенские жители относились к Шошибхушону насмешливо и презрительно. Тому была, кроме вышеуказанной, еще одна причина: любя покой и тишину, Шошибхушон жил холостяком, и родители, обремененные ответственностью за судьбу своих дочерей, видели в этом также проявление невыносимой надменности, которой они ему никак не могли простить.

Чем больше надоедали Шошибхушону соседи, тем более упорным домоседом он становился. Он сидел на кушетке в одной из угловых комнат дома, обложив себя переплетенными английскими книгами, и читал то, что ему в данный момент было интересно, не руководствуясь никаким сознательным планом — такова была его работа. В каком положении поместье — не его дело.

И с самого начала его пребывания в деревне всем стало известно, что единственный человек, с которым он имеет дело, это — Г ирибала.

Братья Гирибалы ходили в школу; по возвращении из школы домой они то спрашивали свою глупую сестренку, какова форма земли, то спрашивали, что больше — солнце или земля; она давала неверные ответы, а они выражали ей свое презрение и исправляли ее ошибки.

Когда Гирибале показалось, что солнце не может быть больше земли, ибо видимость противоречит этому, и она осмелилась высказать свое сомнение, ее братья с удвоенным презрением ответили:

— Вот те на! В нашей книге напечатано, а ты…

Услышав, что это напечатано в книге, Гирибала, пораженная, умолкла; ей и в голову не пришло спрашивать о дальнейших доказательствах.

Но ей страшно захотелось самой читать книги, как это делают ее братья. Иногда она садилась в своей комнате с раскрытой книгой в руках и делала вид, что читает, непрерывно перелистывая ее и бормоча что-то про себя. Черные, непонятные печатные буквы стояли, плотно сомкнув ряды, словно на карауле у входа в некий волшебный дворец, и грозно высились над их рядами воздетые, как штыки, значки для р, и, й[116]; и на все вопросы Гирибалы эти немые караульные ничего не отвечали. «Котхамала»[117] не желала рассказать ей своей сказки о тигре и гиене или лошади и осле, а «Акхенмонджори» беззвучно смотрела на нее своими страницами, словно аскет, принявший обет молчания.

Гирибала предложила своим братьям обучить ее чтению, но они об этом и слышать не хотели. Сочувствие она нашла только у Шошибхушона.

Шошибхушон был сначала столь же недоступен пониманию Гирибалы, как «Котхамала» и «Акхенмонджори». Через окно она видела, что в небольшой комнатке, выходящей на дорогу, на кушетке, вечно один, сидит молодой человек, окруженный книгами; стоя снаружи и держась за раму, она с изумлением смотрела на этого странного человека, склоненного над книгой. Сравнение числа книг убедило ее в том, что Шошибхушон знает гораздо больше, чем ее братья. Другая мысль удивляла ее еще больше: она не сомневалась в том, что Шошибхушон прочел не только «Котхамалу», но и все вообще хрестоматии, которые имеются на свете. Шошибхушон переворачивал страницы, а она, неподвижно стоя перед окном, тщетно пыталась определить границы его знаний.

Наконец даже близорукий Шошибхушон не мог не обратить внимания на эту изумленную наблюдательницу. Однажды он, открыв большую книгу в ярком переплете, сказал ей:.

— Гирибала, пойдем, я тебе покажу картинки.

Гирибала не ждала второго приглашения и бегом бросилась к нему.

Когда на следующий день Шошибхушон снова увидел, что Гирибала — на этот раз в полосатом платье — стоит у окна и с молчаливым вниманием наблюдает за процессом его чтения, он снова позвал ее к себе, и она, с развевающимися на бегу волосами, помчалась к нему по дорожке сада.

Так завязалось их знакомство. Как оно затем перешло в тесную дружбу и как Гирибала получила постоянное право входа в его комнату и постоянное место на его кушетке, посреди книжных холмов, — все это должно было бы послужить темою особого исторического исследования.

3





Теперь наиб собирается затеять дело против одного непокорного арендатора. Он снова стал приставать к Шошибхушону с вопросами по поводу составлявшейся им жалобы на многочисленные прегрешения помянутого арендатора. Шошибхушон, во-первых, наотрез отказался давать советы в таком деле, а сверх того даже присовокупил несколько слов, которые отнюдь не показались Хоркумару особенно лестными.

Но ни одна из тяжб, затеянных Хоркумаром против арендатора, не была им выиграна. Он не сомневался ни минуты, что несчастному помогает не кто иной, как тот же Шошибхушон. Тогда он решил, что такого беспокойного субъекта надо поскорей удалить из деревни.

Шошибхушон стал замечать, что на его участке бродят чужие коровы, что его соседи затевают с ним споры о границах участка, что его арендаторы отказываются ему платить и даже подают на него ложные доносы; мало того, пошли слухи о том, что его отколотят, если он вечером покажется на дороге, и что собираются поджечь его дом. Под конец миролюбивому Шошибхушону все это надоело, и он стал готовиться к отъезду в Калькутту.

Почти накануне его отъезда в деревне водружена была палатка окружного судьи. Солдаты, полицейские, экономы, собаки, лошади, грумы и лакеи запрудили улицы деревни: Словно в сказке шакалы, бегающие за тигром, дети со страхом и любопытством толпились вокруг ставки сахиба.

По заведенному порядку, обязанности гостеприимства падали на наиба, и он безропотно принялся поставлять сахибу кур, яйца, масло и молоко, в размерах, бесспорно, превосходивших потребности гостя. Но когда к нему утром явился лакей сахиба и приказал выдать для собаки сахиба восемь фунтов масла, наиба словно что-то ударило в голову, и он ответил лакею, что «если даже сахибов пес без всякого вреда для своего здоровья может поглотить гораздо большее количество, масла, чем наши здешние собаки, то все жировые вещества. в таком количестве едва ли принесут ему пользу». Так он масла и не дал.

Лакей пошел к сахибу и заявил, что он спрашивал у наиба, где ему достать масла для собаки, и что наиб, как брамин, не желая говорить с человеком низкой касты, выгнал его при всех и даже не постеснялся непочтительно отозваться о самом сахибе.

Во-первых, для сахибов нестерпима браминская гордость;[118] во-вторых, наиб осмелился оскорбить его лакея: сахиб не мог не выйти из себя. Он тотчас же приказал слуге позвать наиба.

113

Арендатор — Бенгальские крестьяне чаще всего были не владельцами земли, а арендовали ее у помещика.

114

Наиб — помощник, управляющий.

115

Заминдар — помещик.

116

…и грозно высились над их рядами воздетые, как штыки, значки для р, и, й… — В бенгальском, как и в других разновидностях индийского письма, для обозначения некоторых звуков в их сочетаниях с другими используются надстрочные знаки.

117

«Котхамала», «Акхенмонджори» — названия сборников рассказов, использовавшихся для учебных целей.

118

…браминская гордость… — Принадлежа к высшему сословию индийского общества, брахманы (брамины) высокомерно относились ко всем нижестоящим.