Избранное

Я взял фрукты и хотел заплатить ему, но он схватил меня за руку.

— Вы очень добры. Я всегда буду помнить это. Но не надо денег… Бабу, у меня дома такая же девочка, как у тебя… Я приносил немного сладостей твоей дочке, а думал о своей… Я не торговать приходил…

Он сунул руку в складки своей широкой одежды, вытащил грязную бумажку и, бережно развернув ее, положил передо мною на стол.

Я увидел отпечаток маленькой детской руки. Это была не фотография, не портрет, нет, это был просто отпечаток руки, намазанной сажей. Каждый год Рохмот приходил в Калькутту торговать сладостями и всегда носил на груди этот листок. Ему казалось, будто нежное прикосновение детской ручки согревает его страдающую душу.

На глаза у меня навернулись слезы. Я забыл, что он — торговец сладостями из Кабула, а я — потомок благородного бенгальского рода. Я понял, что мы равны, что он такой же отец, как и я.

Отпечаток руки маленькой жительницы гор напомнил мне о моей Мини. Я тотчас приказал позвать ее из внутренних комнат. Там запротестовали, но я ничего не хотел слушать. Одетая в красное шелковое сари, как и подобало невесте, с сандаловым знаком на лбу, Мини стыдливо подошла ко мне.

Увидев ее, афганец растерялся. Он совсем иначе представлял себе их встречу после стольких лет разлуки. Наконец он улыбнулся и спросил:

— Маленькая, ты идешь в дом свекра?

Теперь Мини понимала значение этих слов. Она не ответила на вопрос Рохмота, как бывало раньше, а смутилась, покраснела и отвернулась. Я вспомнил первую встречу Мини с афганцем, и мне стало грустно.

Когда Мини ушла, Рохмот, тяжело вздохнув, опустился на пол. Он вдруг ясно понял, что и его девочка за эти годы выросла, что и ему предстоит новая встреча и он не увидит свою дочку такой, какой оставил. Кто знает, что произошло за эти восемь лет!

Мягко светило осеннее утреннее солнце. Пела флейта. Рохмот сидел здесь, в одном из переулков Калькутты, и видел перед собой пустынные горы Афганистана.

Я дал ему денег.

— Возвращайся домой, Рохмот, и пусть твоя радостная встреча с дочерью принесет счастье моей Мини.

Мне пришлось несколько урезать расходы на празднество. Я не смог зажечь столько электрических ламп, сколько хотел, не пригласил оркестра. Женщины выражали неудовольствие. Зато праздник в моем доме был озарен светом счастья.

1892

Свет и тени

1

Вчера весь день шел дождь. Сегодня дождь прекратился, и с раннего утра бледный солнечный свет и обрывки туч словно водят вперемежку длинною кистью по полям почти зрелого раннего риса; широкое зеленое полотно то вспыхивает под прикосновением света яркою белизною, то вдруг, через мгновение, погружается в густую тень.

В то время как на небесной сцене ведут игру только два актера: Облако и Солнце, выполняя каждый свою роль, — всех тех пьес, что разыгрываются попутно на сцене земли, — не счесть.

Тот отрезок земной сцены, который мы избираем декорацией для нижеследующей небольшой жизненной драмы, состоит, в первом действии, из домика на краю деревенской дороги. Лишь средняя его часть сооружена из кирпичей; с боков к ней примыкают несколько комнат с глиняными стенами, а все обнесено ветхой кирпичной- оградой. Через переплет окна видно с дороги, что в комнате, на кушетке, сидит молодой человек с обнаженным туловищем; в левой руке он держит пальмовый лист, которым время от времени обмахивается, отгоняя жару и москитов, а в правой руке держит книгу, в чтение которой он глубоко погружен.

Снаружи на дороге девочка, одетая в полосатое платье, ходит взад и вперед перед помянутым окошком и ест сливы, которые она вынимает одну за другою из подола платья. По выражению ее лица легко можно догадаться, что она отлично знакома с тем молодым человеком, который, сидя на кушетке, читает книгу, и что ей хочется привлечь его внимание и своим молчаливым презрением дать ему понять, что она теперь всецело занята своими сливами, а что его-то она даже и не замечает.

На беду, однако, этот прилежный молодой человек близорук, и издали ее молчаливое презрение не оказывает на него никакого действия. Девочка это вскоре сообразила, и, походив некоторое время взад и вперед без всякого результата, она вынуждена была пустить в ход, вместо молчаливого презрения, косточки от слив. Когда имеешь дело с близорукими, трудно сохранять на должной высоте чувство собственного достоинства.

Когда несколько твердых косточек, словно случайно брошенных, звучно ударились о деревянную дверь, молодой человек оторвался от книги и стал осматриваться вокруг. Хитрая девочка об этом догадалась и с удвоенным- вниманием принялась выбирать из своего подола спелые сливы. Прищурившись с видимым усилием, молодой человек, наконец, увидел ее, с книгою в руках подошел к окну и, улыбаясь, позвал:

— Гирибала!

Гирибала, не обращая на него внимания, сосредоточенно перебирала сливы, в то же время маленькими шажками удаляясь от окна.

Тогда близорукому молодому человеку пришлось понять, что это — наказание за какое-то его невольное прегрешение. Он поспешно выбежал на дорогу и сказал:

— Послушай, что же, сегодня мне не будет слив?

Гирибала, словно не слыша, выбрала большую спелую сливу и с беззаботным видом стала ее есть.

Эти сливы приносились Гирибалой из сада ее родительского дома И составляли ежедневную порцию молодого человека. Кто знает, может быть, Гирибала сегодня вдруг забыла об этом; по всему ее поведению было видно, что сегодня она принесла их только для себя. Правда, неизвестно, зачем ей нужно было в таком случае носить эти сливы с собою и демонстративно есть их перед чужими дверями. Молодой человек подошел к ней и взял ее за руку. Гирибала сначала завертелась, пытаясь высвободить руку, затем вдруг у нее брызнули слезы, сливы рассыпались по земле, и она, вырвавшись, побежала домой.

К вечеру игра света и теней прекратилась; пышные белые облака сгрудились горою на горизонте. Косые лучи солнца сверкали на листьях деревьев, в зеркале пруда и на всех членах осенней Природы. Снова перед окошком ходит взад и вперед та же девочка, а внутри сидит тот же молодой человек. Но на этот раз в подоле у девочки нет слив, а молодой человек не держит в руке книгу. Впрочем, за это время произошли и еще более важные скрытые перемены.

Правда, с какой именно целью она пришла именно сюда, и теперь трудно сказать. Во всяком случае, ни из чего не видно, чтобы она хотела завязать разговор с этим молодым человеком. Мало того, кажется даже, что она ищет, не пустила. ли ростка какая-либо из слив, посеянных ею утром.

Тому, что сливы не пустили ростков, могло быть много причин, но одной из важнейших было, во всяком случае, то, что все эти сливы лежали теперь на кушетке около молодого человека и, в то время как девочка, поминутно наклоняясь, искала на земле чего-то, чего там и быть не могло, молодой человек, пряча улыбку, с сосредоточенным видом перебирал сливы и съедал их одну за другою. Под конец, когда несколько косточек от слив, словно случайно, упали к ногам девочки, мало того, даже ударили ее по ногам, Гирибала должна была понять, что молодой человек теперь мстит ей за ее высокомерие. Но разве это хорошо? В то время как она, пожертвовав всею гордостью своего сердечка, ищет повода отдать себя на его милость, — разве не жестоко с его стороны лишить ее этой возможности? Сообразив, однако, что он сейчас выйдет к ней, Гирибала, покраснев, пыталась бежать, но было уже поздно: молодой человек вышел и взял ее за руку.

На этот раз Гирибала также попыталась — как утром — высвободить руку, но уже не плакала. Мало того, она покраснела и, вытягивая шею, со смехом пыталась спрятать лицо за спиною своего преследователя, а затем, словно подчиняясь внешней силе, вошла в дом, как пленница за железную решетку темницы.

Как воздушна в небе игра Облака и Солнца, так летуча и мгновенна была игра тех двух существ на краю земли. Но и напротив: как в небе не на шутку ведется игра Облаком и Солнцем, — да то вовсе и не игра, а лишь внешне похоже на игру, — так и маленькая повесть двух неприметных жителей земли, в этот праздный осенний день, может быть сочтена за одно из бесчисленных пустых явлений мирской суеты, — но она не пуста. Тот древний великий бог, что с недвижным, сумрачным ликом движет бесконечным временем и сплетает с вечностью вечность, — схоронил в смех и слезы утра и вечера того дня семя горя и радости целой жизни. Все же беспричинная надменность Гирибалы казалась бессмысленной, и не только нам, зрителям, но и главному герою нашей маленькой драмы, упомянутому молодому человеку. Почему Гирибала сегодня сердится, а назавтра проявляет бесконечную преданность, почему она сегодня приносит положенную порцию слив, а назавтра решительно отказывается сделать это, — понять действительно нелегко. Один день она, словно собрав всю свою силу воображения, весь свой ум и способности, всячески старается доставить удовольствие своему другу, в другой же день она, собрав все свои силенки и всю свою твердость, всячески старается его уязвить. Если это ей не удается, ее настойчивость лишь удваивается, а как только это удается, ее жестокость растворяется влагою покаянных слез и уносится потоком любви.