Страница 8 из 86
— Для рифмы, — откровенно признался Алексей. — Пятеро не получается.
— Проверять не будут! — резонно заметил Сергей Полуяров. — Не милицейский протокол, где все факты должны соответствовать.
— Правильно! — поддержал Петрович. — Какая разница — трое или пятеро. Не в числе соль. Стихи подходящие, только по одному судить нельзя.
— Так у меня еще есть.
— Обнародуй!
— Сырое. Только вчера написал.
— Не выкобенивайся. В поэты настоящие еще не вышел, а цену набиваешь.
— Раз хотите… — согласился Хворостов. — Тоже о нас. Так и называется: «Кирпичи».
— Хорошо! — одобрил Петрович. — Тематика рабочая. Кто о нас напишет, как не свой же брат трудяга. Душу рабочего человека надо знать, а не просто чирикать, как воробьи на базарной площади.
Теперь Алексей читал по бумажке, — видно, и впрямь только написал. Прежней напевности не было, но получалось, пожалуй, еще лучше:
— Здорово! — не выдержал Сергей Полуяров, влюбленно глядя на друга. — Такие стихи и в Москве напечатают.
Ободренный похвалой, Алексей принялся читать с еще большим чувством:
— От дает! — вставил свое слово и Назар Шугаев. — Как Демьян Бедный!
Алексей продолжал:
— Стоп, машина! — рявкнул Карайбог. — Где ты дом увидел?
— Будет дом! — горячо вступился за друга Полуяров. — Не в этом году, так в будущем. Построят! Надо вперед смотреть. Читай дальше, Алексей!
И Хворостов читал:
Назар и тот разволновался, что с ним редко бывало:
— Сильно! Ей-ей, не хуже Демьяна Бедного! Талант у тебя, Лешка!
Петрович поддержал:
— Только в землю не зарывай!
— Вернее сказать — в глину! — уточнил Карайбог.
Прошло всего несколько дней после литературного утренника, как на зарой явился Семен Карайбог в мрачнейшем настроении, словно после пасхального перепоя.
— Ты что, яп-понский бог, сочиняешь? — с ходу набросился он на Хворостова. — На кого клепаешь?
Оробевший Алексей залепетал нечто невразумительное. Даже мерин Чемберлен прижал уши: как бы не огрели лопатой под горячую руку.
— Полюбуйтесь, что сочиняет новый Демьян Бедный! — Карайбог вытащил из кармана помятую газету. — По своим товарищам бьет.
В газете на четвертой странице под рубрикой «Маленький фельетон» были напечатаны стихи рабкора Алексея Хворостова под названием «Тетя Мотя».
— Что такое? — заинтересовался Петрович.
— Давайте я прочту! — поспешно предложил свои услуги Сергей. Семен с подозрением посмотрел на Полуярова, но газету дал:
— Читай!
В фельетоне говорилось о том, что против проходной кирпичного завода живет некая шинкарка тетя Мотя, тайно торгующая самогоном. В дни получек к ней тянутся рабочие. И Сергей Полуяров прочел со смаком:
Красочно описал автор сам процесс возлияний:
Сергей Полуяров стишки прочел с чувством, со значительными паузами, без единой запинки. Похоже было, что читает он их не в первый раз. Хотя фамилий посетителей шинкарки автор фельетона не назвал, Карайбог сердился не зря. Заройщики догадывались, что среди клиентуры тети Моти Сема был не последним.
Алексей оправдывался:
— Я сам видел, как у ее крыльца один наш рабочий ничком лежал. Разве хорошо!
Карайбог презрительно усмехнулся:
— Ничком! Не тот пьяный, что ничком падает, а тот пьяный, что навзничь. Понимать надо!
Впрочем, Семен скоро успокоился и, когда Хворостов повез к прессу очередную вагонетку, уже с усмешкой повторил:
— «Выпьет стопку, крепко крякнет и закусит огурцом…» Вот шельмец! Точно подметил, а ведь сам ни разу к Матрене Ивановне не наведался. Что значит писатель!
— А ты ей, Сема, немало получек отнес? — заинтересовался Полуяров. Карайбог только вздохнул:
— Что выпито, того не съешь!
В один из последних дней августа Алексей Хворостов пришел на работу до крайности взволнованный:
— Я, товарищи, к вам с просьбой. Посоветуйте. Горком комсомола дает мне путевку в Москву, на учебу. Как считаете?
Новость неожиданная. Из зароя, из ямы, вдруг берут их товарища и посылают прямо в Москву.
— Где учиться? — первым делом поинтересовался Полуяров.
— На рабфаке. Есть в Москве рабфак искусств. На улице Мясницкой, дом номер двадцать один.
— Рабфак искусств… — значительно протянул Назар. Для него, да и для всех заройщиков, название рабфака прозвучало интригующе. Рабфак искусств! Словно в их яму нежданно залетела яркоперая невиданная птица.