Страница 26 из 45
Дело в том, что инженер принял твердое и непоколебимое решение, простое и благородное. Завтра рано утром он явится к директору и попросит разрешения провести испытание под землей вместо Крымова.
Вечером, зайдя в кабинет директора, Батя застал своего друга в приподнятом настроении.
- Что с тобой, Костя? - удивился он.
- Ничего! А что?
- Чему ты так радуешься, немного странно. У Крымова завтра испытание. Вдруг что-либо случится?
- Ничего с ним не случится. Будь спокоен...
- Вот как?! Ты в этом уверен?
Вошла Нина Леонтьевна и доложила, что директора хочет видеть механик Уточкин. Через несколько минут Костя стоял возле стола.
- Я прошу разрешить мне вместо Крымова провести испытание подземной машины, - твердо проговорил он. - Я считаю, что Крымову не следует рисковать... Конечно, там ничего такого не случится, но все-таки спокойнее, если испытание буду проводить я.
- Для кого спокойнее? - осведомился Гремякин, хитро улыбаясь.
- Для вас... для всех, - уже растерянно сказал Костя.
- Насчет всех не знаю, а что касается меня, то волноваться буду одинаково и за вас и за Крымова.
- Мне удобнее.
- Почему удобнее?
Костя сбился и смотрел то на директора, то на Батю умоляющим взглядом.
- Так разрешите?
- Нет, товарищ Уточкин. Больше никаких разговоров не может быть. Есть у вас еще вопросы?
- Вопросов больше нет, - пробормотал Костя и, постояв немного в нерешительности, простился и вышел.
Не успела захлопнуться дверь, как в кабинет снова вошла Нина Леонтьевна и сказала, что механик Горшков пришел по какому-то весьма срочному делу.
- Что же это получается? - как всегда строго заговорил Пантелеймон Евсеевич. - Не дело, товарищи... Инженеров, особенно таких, как Крымов, беречь надо! Застрянет под землей... мало ли что? Вслепую идти хочет! Зачем же вы разрешаете? Я бы не разрешил...
- А что бы вы сделали? - заинтересовался директор.
- Вызвал бы человека менее ценного, например меня, и сказал бы ему: "Вот какое дело, товарищ Горшков. Испытание очень ответственное и в то же время весьма опасное. Не согласишься ли ты провести его?" А я бы ответил: "Пожалуйста, товарищ директор! Почему бы не провести испытание, раз нужно!"
- Не выйдет, - добродушно улыбаясь, проговорил Гремякин.
- А может быть, разрешите?
- Не разрешу.
Горшков удалился, насупившись и бормоча по пути:
- Непорядок... Не дело...
Батя собрался было продолжить прерванный разговор, как в кабинет вошел начальник конструкторского бюро по проектированию буровых машин инженер Трубнин.
- Константин Григорьевич! - начал он, усаживаясь в кресло и одновременно протирая носовым платком роговые очки. - Может быть, мне и не следовало вмешиваться не в свое дело, но все же, представьте себе, я решился.
- Слушаю вас.
- Правильно ли мы поступим, если допустим Крымова к завтрашнему испытанию машины? Человек он слишком горячий, увлекающийся, в силу этих обстоятельств может возникнуть какое-либо осложнение. Мне кажется, испытание должен проводить не Крымов, а человек более спокойный, не такой пылкий.
- Кого же вы предлагаете? - полюбопытствовал Батя.
- Если Константин Григорьевич не будет ничего иметь против, то испытание проведу я, - спокойно ответил Трубнин, надев, наконец, очки.
- Что? - переспросил Гремякин.
- Целесообразнее всего испытание поручить провести мне, - сухо повторил Трубнин. - Уверяю вас, все будет в порядке! - добавил он через некоторое время твердо и настойчиво.
- К сожалению, Петр Антонович, это невозможно.
И директор принялся объяснять. Начальник конструкторского бюро завтра ни в коем случае не должен отлучаться из института: ожидают представителя из центра, еще имеется десяток причин. Одним словом, он очень благодарен Петру Антоновичу, но, к сожалению, воспользоваться его предложением не может.
- Как тебе это нравится? - воскликнул директор, обращаясь к Бате, когда Трубнин вышел из кабинета.
- Должен признаться, очень нравится. А тебе?
Гремякин хотел что-то ответить, но не успел: в кабинет снова вошла Нина Леонтьевна. Она сообщила, что директора желают видеть еще несколько сотрудников института.
- Понятно... - директор рассмеялся. - Зовите первого.
В дверях появился комсомолец, техник-монтажер.
- Подземную лодку хотите испытать? - весело спросил Константин Григорьевич.
- А вы откуда знаете? - удивился тот.
- По вас видно. Спасибо, товарищ. К сожалению, вашу просьбу удовлетворить не могу. Другие вопросы есть?
- Нет... - смущенно пробормотал техник.
Директор порывисто поднялся из-за стола и вышел в приемную.
- Все тут насчет испытания лодки? Признавайтесь, товарищи! - проговорил он.
Несколько человек, сидевших на диване, при его появлении быстро поднялись со своих мест. Однако никто ничего не ответил.
- Все ясно, - продолжал Гремякин. - Молчание - знак согласия. Ничем не могу помочь, дорогие товарищи. От всего сердца благодарю, но советую идти домой. Время позднее...
Наконец директор и Батя остались в кабинете одни.
- Давай-ка обсудим это дело как следует, - сказал Гремякин садясь напротив Бати. - Ты вот готов был обвинить меня в том, что я легкомысленно отношусь к предстоящему испытанию подземной машины. Нет, не легкомысленно. Прежде всего должен тебе сообщить, что с Трубниным я полностью согласен: Крымов человек увлекающийся, ему захочется, чтобы его машина сразу совершила под землей какое-нибудь чудо... может не рассчитать своих сил.
- И что же ты думаешь?
- Думаю поступить следующим образом... Кстати, что это мы сели так далеко друг от друга? Я придвинусь к тебе поближе. Ты знаешь, у меня такое ощущение... ну, как бы тебе объяснить? Соскучился я по тебе, одним словом.
- Да мы же по десять раз в день видимся? - удивился Батя.
- Это верно! Да все дела, дела... А поговорить по душам, по-дружески, времени не хватает...
- Ой, Костя! С чего бы это ты нежные слова произносить стал? Ну, говори, говори уж. Не тяни...
- Да ты рассуди! Какой еще может быть выход!? По-моему, ничего другого и не придумаешь... Я сам поведу лодку.
Рано утром инженер Цесарский встретил Панферыча недалеко от парадного своего дома.
- Товарищ Панферыч! Вы вчера ночью дежурили у входа на испытательную площадку?
- Я, - ответил старик, останавливаясь.
- Что там за шум был?
- А испытание подземной лодки проводили! - гордо заявил Панферыч.
- То есть... как испытание? Ведь оно назначено на сегодня! Вы что-то путаете...
- Ничего не путаю. Назначено было на сегодня в четырнадцать тридцать, а проводилось с двадцати четырех ноль-ноль по четыре пятнадцать, иначе говоря ночью.
- Почему? - явно расстроенный, продолжал Модест Никандрович. - Как же это так...
- А все дело в том, - начал Панферыч тоном заговорщика, - что очень много желающих оказалось испытывать машину. Все беспокоились, как бы с Крымовым чего не случилось. Устройства-то, что позволяет видеть впереди себя под землей, еще нет! Директор и сказал: чтобы никому обидно не было, сам испытаю лодку.
- Понятно... Но все-таки это странно.
- Почему же странно? - удивился старик. - Ничего странного нет. Машина прошла испытание хорошо: углубилась в землю и опять вышла на поверхность через четыре часа. Все правильно. Только вот резцы, я слышал, немного затупились.
Цесарский поблагодарил вахтера и быстрым шагом направился в свою лабораторию.
Глава седьмая
С некоторого времени Цесарский стал замечать, что сотрудники его отдела изменили к нему свое отношение.
Правда, его распоряжения они выполняли хорошо. Больше того, старались работать дольше, чем было установлено внутренним распорядком института. Однажды, явившись утром в конструкторское бюро, Цесарский узнал, что часть сотрудников не покидала со вчерашнего дня лаборатории. За это время они успели сделать то, что он наметил на несколько дней.