Страница 61 из 75
Кенур взвыл, вскочив на ноги и вздыбив шерсть. Он смотрел на прикрытую дверь, перед которой на полу лежал хрупкий бумажный цветок со словами любви, написанными давно истлевшей рукой.
Туда же смотрел и Мррум — уши прижаты, шерсть дыбом, глаза горят, если бы не вой Кенура, можно было бы услышать его тихое, но довольно устрашающее шипение.
Негромкий, но тем не менее заполняющий всё вокруг звук казался исходящим от самих камней, из которых была сложена Башня; сам камень вибрировал и глухо гудел, словно возмущённый вторжением тех, кто хочет украсть его тайны.
Шарф, названный жиззеа Кровавым, тоже трепетал и слабо, но отчётливо метался из стороны в сторону, как запертое в тесную клетку живое существо.
— Ишь ты, как их разбирает! — восхитился Гэри.
Наконец всё стихло, но тишина продлилась не более нескольких секунд, а затем появились непонятные, но странно знакомые жужжащие, зудящие звуки. Только когда ожили переводчики, люди догадались, что это — голоса жиззеа.
Однако полузадушенная, идущая одновременно отовсюду и ниоткуда речь была неразборчива.
“… к нам… сюда… наши…” — шептал переводчик Рэя (остальные отключили). Один голос из нескольких (возможно, трёх) зазвучал громче:
— Оставьте… их… прочь… уходите… бегите… окно…
Шарф заколыхался, словно указывая пленникам путь к спасению.
— Нет, туда мы не пойдём, — сказала Лора, отворачиваясь от окна и глядя на подрагивающую, будто от сквозняка, дверь.
Бумажный цветок тоже подрагивал на полу, как живой. Девушка подняла его и переложила немного подальше так, чтобы он находился между дверью и останками здешнего “обитателя”.
— А куда мы пойдём? — заинтересованно спросил Гэри.
— Тросы есть, — Михал с удовольствием провёл рукой по комбинезону, в недрах которого чего только не было. — Может, и правда… — он кивнул в сторону окна.
— Ну нет, — Лора решительно открыла дверь. — Мы отсюда просто так не уйдём.
Михал сокрушённо вздохнул и выдвинулся вперёд. Он не слишком боялся призраков, твёрдо убеждённый, что живые всегда опаснее мёртвых, однако у него не было уверенности в том, что все эти зловещие странности, связанные с Башней, дело рук (или что у них там вместо рук) духов.
Покидая это относительно безопасное убежище под самой крышей, он даже позволил себе слегка усмехнуться двусмысленности последних Лориных слов.
“Вот и я опасаюсь, что просто так мы отсюда не уйдём”, — подумал он, ступая на узкую лестницу, ведущую вниз, навстречу тому тёмному, которое приготовилось осаждать их, подбираться, окружать, выматывать и запугивать, по каплям выцеживая ясность ума и способность к сопротивлению, как оно уже делало это прежде.
Но никак не ожидало, что пленники Башни сами выйдут ему навстречу, не дожидаясь, пока оно опутает их, как паук — бессмысленно бьющуюся муху.
========== Глава 98. Ззия. Посвящение ==========
Когда Ззия открыла глаза, она ничего не увидела, но это её не слишком удивило, вероятно потому, что она была не в том состоянии, чтобы удивляться.
К тому же если бы она могла сейчас здраво рассуждать, то наиболее поразительным ей бы показалось то обстоятельство, что она всё-таки открыла глаза.
В мыслях и чувствах её словно стоял густой, слабо подёргивающийся туман, но даже сквозь это, белёсое и равнодушное, она всё же слабо удивилась тому, что, кажется, всё ещё жива.
Ведь она уже простилась с жизнью в те последние, невероятно длинные, долгие, тягучие мгновения перед неминуемым концом.
Она успела понять, что сама смерть спешит ей навстречу на быстрых и страшных лапах, чудовищная, ледяная и отвратительная, как самый худший из ночных кошмаров.
Ей показалось тогда, что какая-то сила вдруг сдёрнула чёрную давящую пелену, под которой она находилась, механически переставляя ноги, не зная, куда и зачем идёт. Тогда она поняла — куда, а главное — зачем.
Поняла также и то, что сзади приближается эта, вновь пробудившая её разум сила, что ещё немного — и она будет спасена, её защитят, но этого немного у неё не было — это она тоже поняла.
Хотелось обернуться, чтобы в последний миг жизни увидеть не это вот — страшное, а то — доброе, которое хочет ей помочь — она это чувствовала и даже успела пожалеть его, потому что оно не сможет, потом — детей, потом — Зифа и, наконец, — Азафу.
“Совсем одна она, совсем одна…” — подумалось почему-то о сестре-королеве.
Повернуться сил не было, даже закрыть глаза — на это нужно много сил. И она, собрав всё, что было, направила их на то, чтобы остановиться, перестать передвигать ноги, подчиняясь своему убийце.
Кажется, она остановилась, но больше уже ничего не могла сделать, кроме как воззвать к Повелительнице.
Ей казалось, что она уже давно ждёт этого отвратительного и неизбежного конца. Ожидание было невыносимо. Ледяное, мерзкое, тёмное, выметнулось на неё, оцепеневшую от ужаса, и обжигающе-ледяным ощутила она удар — один — единственный, смертельный.
Из-за спины взлетело что-то яркое, несмотря на глушащую все краски темноту, яркое и тёплое, даже горячее.
“Лора”, — успела она подумать в самый последний миг перед провалом в мягкую и прохладную пучину беспамятства.
Как-то она сумела её узнать, несмотря на странный вид, но тогда он не показался Ззие странным, а напротив — вполне естественным и даже единственно возможным.
И последним чувством её была благодарность, потому что в эту последнюю секунду словно тёплая волна смыла то ледяное и жуткое, и это казалось очень важным. И, возможно, именно поэтому, очнувшись, она не заметалась сразу же в паническом ужасе — в глубине её существа ещё сохранялось то тепло.
Вспомнив, что с ней случилось, Ззия почувствовала, что туман, заполнявший её изнутри, немного рассеялся. Ей всё сильнее хотелось узнать, где она находится и почему вокруг такая непроглядная темнота.
Сначала она подумала, что всё ещё лежит на земле, там же, где упала, и ей стало страшно за Лору — вдруг чудовище ранило её (она не допускала мысли, что оно могло убить её защитницу), иначе она уже была бы рядом или позвала кого-нибудь.
Но потом Ззия поняла, что так темно не бывает даже безлунной ночью. Так темно бывает только в глубине тайных переходов дворца или… под землёй.
Осторожно пошевелив усиками, Ззия медленно ощупала себя — на ней было длинное платье из плотной ткани — не то, в котором она была во время нападения, а под платьем — лечебные повязки.
Странно… всё было очень странно. Эта ткань, похожая на ту, из которой шьются одеяния жриц, и темнота… Да, и ещё — запах! — запах слегка влажной земли и специфической подземной растительности… Всё говорило о том, что её сочли мёртвой и потому сейчас над ней совершается традиционный обряд посвящения.
Все, когда-либо занимавшие Цветочный Трон, считались посвящёнными Повелительнице, но это посвящение было как бы отложенным — слишком много у них земных забот, чтобы их души могли полностью принадлежать Небу, а кроме того, жреческое служение добровольно.
Однако принцесса не могла стать жрицей при жизни, даже если бы захотела, а после смерти её уже не спросишь.
Посвящение, во время которого будущая жрица на несколько суток (в зависимости от ступени посвящения) оставалась в полном одиночестве и кромешной темноте в подземелье храма, совершалось над королевами и принцессами уже после смерти.
Вспомнив об этом, Ззия ненадолго почувствовала облегчение от того, что нашлось объяснение всем странностям её положения, даже повязке.
По-видимому, ей пытались помочь, но затем жрицы (как правило, именно они занимались лечением знатных дам, лишь изредка привлекая лекарей из народа) решили, что она мертва.
Повязки снимать не стали, а облачили её в белое жреческое одеяние и торжественно перенесли в храмовое подземелье, а затем ушли, чтобы молиться в храме за душу бывшей принцессы, которая находится на пути к тому, чтобы, хотя бы и после смерти, стать их сестрой-жрицей.
Однако душа Ззии совершала сейчас иной путь — от мгновенного облегчения, принесённого пониманием, к страху, граничащему с отчаянием.