Ваше благородие

Неясным оставался вопрос, как относиться к боевикам из Украинской повстанческой армии. В беседах на фильтрационном пункте они в один голос утверждали, что с оружием в руках участвовали в борьбе с оккупантами, теперь они люди самостийные, против Красной Армии бороться не намерены, но и служить в ее рядах не собираются. Сергею вспомнился разговор представителя военкомата с «самостийцем». Когда капитан сказал, что по законам советской власти служба в армии — почетный долг каждого гражданина, беловолосый чернобровый парень с симпатичным по-девичьи лицом ответил: «Сыты мы по горло советской властью с тридцать девятого по сорок первый. Еще раз повторяться не хочется».

А был он в то время еще пацаном. «С чужого голоса, значит, говорит». После беседы с будущими призывниками на фильтрационном пункте их отпустили по домам с наказом быть в готовности к мобилизации в армию. «Где теперь эти призывники?» Тут же возник образ задержанного со справкой представителя районного провода Организации украинских националистов. Прибыл он из западных областей для вербовки молодежи в УПА, да так и застрял в Горобцах у одной разбитной бабенки до прихода Красной Армии. Смотрел вербовщик на оперативника из районного отделения НКВД с нескрываемой злобой. Пышущее жизненной силой тело, как сжатая пружина, таило в себе энергию, готовую вырваться наружу в любое мгновенье.

— Нам известно, — говорил оперативник, — ОУН ведет враждебную политику по отношению к советской власти. А ведь это скала, о которую разбили свои горячие головы многие, пожелавшие ее разрушить. Национализм — идеология преступная, ведет к разжиганию национальной вражды и натравливанию одной нации на другую. Проявление национализма карается законом.

— До конца своих дней буду гордиться тем, что являюсь членом ОУН, боролся за Украинскую Самостийную Соборную Державу, — воскликнул «самостиец».

Оперативник тогда прыснул в ответ на напыщенный возглас собеседника.

— Над серьезными делами зря смеетесь.

— Помолчал бы, умник.

— Могу и помолчать.

— Имя, фамилию назовете? Иначе кличку Безымянный дадим.

— Называйте, как хотите.

— Кто с вами прибыл еще для вербовки местных жителей?

Вербовщик посмотрел нагло в глаза оперативнику, усмехнулся:

— Ищите!

«Чего надо людям? — подумал Бодров. — Вместе бы до Берлина дошли быстрее. А так — как раки в разные стороны».

Размышления Сергея прервал дежурный по лагерю.

— К вам сержант какой-то просится на прием.

— Зовите.

Сергей спустился в землянку. Он увидел отца, но не хотелось перед посторонними людьми проявлять сыновьи чувства.

Вошел Николай Дмитриевич, обнял, расцеловал Сергея.

— Дело есть, — сказал он.

Отец достал из-за борта шинели почтовый треугольник, протянул сыну. Сергей узнал почерк Лиды. Она всегда давала много информации, обстоятельно описывая события.

— Надо же! — воскликнул он, прочитав послание. — Вадим женился! Да еще работает следователем! Да еще квартирку от райисполкома получил! Самостоятельно расследует дело о хищении хлеба с тока в Горшовке! Чудеса, а?

— Надо бы отметить успехи брата.

Сергей достал из сейфа початую бутылку коньяка.

— Берегу для нас с тобою. Такие события грех не обмыть.

Выпили, закусили кусочком засохшего хлеба.

— Ты вон какой начальник, а закусить нечем, — пошутил отец.

— Па! Не ожидал. Не проблема с закуской. В следующий раз будет обязательно. Что-нибудь придумаю.

— Матери теперь поспокойнее будет без Вадима.

— С Димкой «спокойно» не получится. А Вадим молодец! Учиться ему надо. Пиши. Расцелуй за меня всех.

Второй час заседал «военный совет», отсутствовал лишь Шведов. Он организовал службу постоянного гарнизона в Горобцах, решал массу вопросов по взаимодействию с председателем поселкового совета и участковым уполномоченным милиции, назначенными накануне.

Оперативное отделение, кроме топографических карт района и сообщений СМЕРШ, не имело сведений о «Темном». Мнения разделились по вопросу, каким способом проводить в лесу чекистско-войсковую операцию. Как-никак, а массив занимал по фронту до четырех и в глубину чуть более десяти километров, а где-то посредине имелась знакомая просека, известная по событиям с задержанием группы полковника Фогса. Лес смешанный, загущенный, еще не потревоженный специальными операциями — рай для бандитов!

Два мнения доминировали в рассуждениях: провести параллельное прочесывание леса разведывательно-поисковыми группами с выставлением заслонов по дальней опушке леса или сплошной поиск, но опять-таки днем или ночью, односторонний или двухсторонний?

Бодров по обыкновению молчал, давал возможность всем желающим высказаться, взвешивал все «за» и «против».

— Товарищ Шикерин, вам слово.

— Для прочесывания разведывательно-поисковыми группами или сплошной цепью сил у нас достаточно. Одно меня тревожит, — посмотрел он на Бодрова.

— Говори, говори.

— Мы не знаем, кто в лесу. Не исключено, кроме бандитов там могут находиться уклонисты от службы в армии, в подавляющем большинстве молодежь. Увидев поисковую цепь, начнут убегать, нарвутся на заслон, их перестреляют.

— Они преступники, — подал голос Басанов, — о чем жалеть?

— Уклонение от очередного призыва на действительную военную службу или уклонение от призыва по мобилизации — безусловно, преступления против обороноспособности СССР. Но советской власти здесь не было два с половиной года. От немцев люди прятались по лесам, сомневаются еще, что оккупанты не возвратятся. Власти, какой следует, нет. Что им остается делать? Пережидать! Мы их перестреляем, а оставшихся в живых «переделаем» в красноармейцев. Очень «хорошие» получатся из них вояки! На освобожденной территории уклонисты — люди особого рода, с ними надо еще работать да работать.

— С этим нельзя не согласиться, — прокомментировал Ястребин.

— Надо бы сделать так, чтобы преступный элемент, в том числе отказники, в нужное время оказались в лесу, а не в поселке. Повторную операцию там можно уже не проводить.

— Не проблема, — ответил Мухов. — От нашего гарнизона в Горобцах произойдет утечка информации через двух уборщиц о том, что будет проведена операция в населенном пункте по поиску отказников. Весть быстро облетит поселок, нам останется лишь собирать по лесу сбежавших.

— Назревает вопрос: когда проводить мероприятия?

— Днем обнаружить людей и оружие быстрее и легче.

— Нас тоже лучше видно.

— Какие бы мы действия ни осуществляли ночью, днем надо по этому участку вновь проходить: подбирать все, что осталось необнаруженным.

— В любой операции есть плюсы и минусы. Идеальных не бывает.

После минутного молчания Мухов обратился к начальнику оперативного отделения:

— Свое видение чекистско-войсковых мероприятий офицеры изложили. Каково ваше мнение по замыслу?

— Конечная цель — задержать людей, находящихся в лесу, отыскать схроны, подобрать оружие и военное имущество. При этом стрельбу на поражение открывать в крайних случаях. Мы не знаем реальной обстановки в лесу, что за вооруженные группы там шастают. На широком фронте поиска боестолкновений избежать вряд ли удастся. Причем поисковая цепь видна, преступники могут вести огонь из укрытий. В этом случае не исключено, что появятся потери. Желательно, чтобы их не оказалось. Вся надежда на дозоры да собак, которых мы так и не сумели найти.

Теперь идея. Как наиболее безопасный при сближении поиск вести ночью. Чтобы отходящие от цепи люди не попали под огонь заслона, поиск следует организовать двухсторонним.

— Но это же самый опасный способ ведения поиска. Ночью его никто не применял! — воскликнул Мухов. — Можно провести односторонний с юга на север.

— Верно, двухсторонний самый опасный, если плохо организовать взаимодействие и связь. Примерно посредине леса имеется широкая просека. Идущие с запада и с востока навстречу друг другу цепи имеют право дойти лишь до просеки, независимо от того, будет ли к этому времени находиться на противоположной ее стороне взаимодействующее подразделение.