Ваше благородие

— Есть!

— Товарищ Шалевич, как вас зовут? Извините, до сего времени не познакомились поближе.

— Лев Герасимович.

— Лев Герасимович! Вы заместитель мой. Прошу: слова «есть», «так точно» не употреблять. Не принято в такой форме вести диалог начальнику с заместителем.

— Хорошо! Можно идти?

— Побудьте еще здесь. Побеседуем с пленным эсэсовцем, примем сообщение об итогах первого дня операции.

Два автоматчика привели выловленного в люке схрона эсэсовца. Грязный, с лицом, заросшим щетиной, в помятой форменной одежде, он не был похож на фанатичного и жестокого члена СС. Дополняли несоответствие курносый нос, бегающие глаза, потрескавшиеся губы. Скорее, он выглядел пойманным за руку жуликом.

Как зовут? — спросил Шведов.

— Я военнопленный, — не ответил задержанный на вопрос, — а мне не дают ни пищи, ни воды. — Претензии он предъявил на чистом русском языке.

— Как зовут, тебя спрашивают, — ткнул кожухом автомата в бок эсэсовцу конвоир.

— Дрозд Станислав, рядовой дивизии СС «Галичина».

— Как оказались в дивизии?

— М… — замялся пленный.

— Смелее! Чего застеснялись? — вмешался Шалевич.

— А он держался неплохо в схроне, — кивнул головой Дрозд в сторону майора.

— Того и вам желаем. Отвечайте на вопросы, да побыстрее, нет у нас времени для бесед, — поторопил Шведов.

— Мобилизован был в Красную Армию в начале войны. Немцы нажали, все бросились бежать, я остался в окопе. В концлагере сидеть не хотелось. Пошел служить полицаем, затем зачислили в Украинский добровольческий полицейский отряд. Был с подразделением в Сталинграде.

— Чем занимались в городе? — спросил Бодров.

— Выполняли полицейские функции.

— Точнее.

— Проводили аресты среди местных жителей, вылавливали укрывавшихся красноармейцев, разведчиков, распространителей листовок, помогали разыскивать евреев полевой жандармерии.

— Еще чем? — повысил голос Шведов.

— На войне люди звереют, — неопределенно ответил полицейский.

— Какой же ты военнопленный, — вновь вступил в разговор Шалевич, — ты настоящий изменник и предатель Родины. Судить тебя будет военный трибунал за все преступления.

— Свою родину, Украину, я не предал. Я ей служу.

— Украина — моя родина, — ответил Шалевич. — Я здесь родился и служу ей верой и правдой как могу. Ты же враг, эсэсовец, дезертир, преступник. Такой ты Украине не нужен. Выродок!

— Вы не военнопленный, а преступник, — сделал заключение Бодров. — Вас передадут военной прокуратуре, там доказывайте, кто вы есть.

— Сергей Николаевич, разрешите, я его расстреляю? — попросил Шалевич.

— Не наше это дело, Лев Герасимович. Руки у нас должны быть чистыми.

Окрыленный доверием командира, Шалевич развил бурную деятельность. Уже к обеду объехал на «студебекере» все роты, собрал еще двадцать винтовок, посадил на автомашину вторую спецгруппу, вооружил ее. Вскоре объединенная спецгруппа стояла в строю вооруженная, готовая к самостоятельным действиям как боевая единица. Оружие не получили лишь несовершеннолетние.

После десятидневного обучения по распоряжению политуправления вооруженному спецотряду следовало дать самостоятельное дело в рамках общей операции. Ему поручалось провести осмотр небольших лесных массивов, изрезанных оврагами. Ставилась задача: при обнаружении бандгруппы или признаков ее присутствия блокировать данный объект, доложить об этом руководителю операции. В бой вступать в случае нападения или попыток прорыва. Командиром объединенного спецотряда был назначен бывший лейтенант Красной Армии Падалец, демобилизованный по ранению. Выше среднего роста, подвижный, он с первых дней создания спецотряда стал признанным авторитетом. Для решения вопросов оперативного характера в ходе выполнения задачи был определен Шалевич.

Рассматривая полученную майором топографическую карту, Падалец обратил внимание на небольшой хутор едва ли не в середине участка, назначенного для осмотра.

— Жители отселены, — сказал замполит, — но посмотрим.

Наутро спецгруппа вышла по намеченному маршруту. Чтобы придать ей вид воинского подразделения, Падалец построил отделения по ранжиру, поверх пиджаков приказал надеть солдатские ремни с подсумками, раздобытые майором, назвал группы взводами. Назначил дозор. Ответственную задачу получил «молодняк», как называли безоружных бойцов. Трое из них поочередно несли радиостанцию, остальные — питание для нее.

Участок находился в пяти-шести километрах от Червонопрапорного, включал четыре лесных массива, два оврага и хутор. Командир отряда решил не распылять силы по объектам, выполнить задачу под своим личным руководством. Шалевич с этим согласился.

Погода выдалась хорошая. Синело осеннее небо, было тепло. Видимость — от горизонта до горизонта.

— Товарищ лейтенант, споем? — предложил вихрастый парень из первого взвода.

— Разговоры прекратить!

Подошли к лесу. Долго вдали от опушки выстраивали цепь, слышались разговоры, перебранка, велись бесконечные перемещения вправо-влево.

— Если в лесу кто-то есть, — говорил Молдаванин, — он с головной болью от нашей болтовни уйдет, прежде чем мы сдвинемся с места.

Замполит с радиостанцией переминался позади строящейся цепи, поторапливал: «Побыстрее, хлопцы, побыстрее». Падалец находился перед фронтом и следил за соблюдением интервалов между бойцами и отделениями.

Наконец цепь пошла вперед, но тут же начала разрываться: в одном месте бойцы группировались, в другом, напротив образовывались большие интервалы. Пока подошли к опушке, командир дважды останавливал цепь, восстанавливал боевой порядок. То же повторилось в лесу. Падалец бегал из конца в конец цепи, устал, охрип. Благо расстояние между деревьями значительное и видимость неплохая. Бойцы больше уделяли внимания тому, чтобы соблюдать единую линию в цепи и скорость движения, чем следить за местами возможного укрытия бандитов.

Когда лес закончился, Шалевич с удивлением отметил: боевой порядок во взводах не нарушен, более или менее ровной оказалась линия цепи. При движении ко второму лесному массиву Падалец остановил подразделения лишь перед его опушкой. В глубине леса начинался неширокий овражек, по дну которого бежал ручеек с чистой прохладной водой. Людей в овраге заметил дозор. Командир остановил цепь, подошел к обрыву. Возле ручья сидели шестеро женщин. Увидев вооруженных людей, они повскакивали, подняли руки вверх. Под присмотром дозора Шалевич спрыгнул вниз, приблизился к группе.

— Опустите руки, — сказал он, — чего вы испугались?

— Это лишь ты военный, остальные на бандитов похожи.

Майор не стал рассказывать о людях в цепи.

— Кто вы и что здесь делаете?

— Мы хуторские, — выступила вперед молодая, бойкого вида женщина.

В отличие от остальных, одетых кое-как, она была без платка, в хромовых сапожках и серой юбке из шинельного сукна.

— Хуторские отселены.

— Мы тоже из тех людей. Но сердце болит за хозяйство, пришли посмотреть, идем уже в обратную сторону. Тут всего с десяток километров до нашего нового места жительства.

— Документы есть?

— Справки, что мы колхозники. Выдали перед отселением.

Шалевич посмотрел на испуганных женщин.

— Нельзя вам сюда приходить. Тут царство военных. Я обязан вас задержать, отправить в военную комендатуру Червонопрапорного.

— Мы ничего плохого не сделали…

— Можете дать обещание, что не придете еще раз?

Женщины дружно стали убеждать Шалевича, что пришли в первый и последний раз.

— В хуторе кого-нибудь видели?

— Нет. Но в хатах все перевернуто, разграблено. А у Дуськи, — бойкая бабенка кивнула головой в сторону пожилой женщины, — на столе стоял теплый чугунок с вареной картошкой.

— Спасибо, милые, за информацию. Сегодня мы вас отпустим, но если еще раз придете, не обессудьте, задержим.

Майор провел женщин через боевой порядок, пожелал легкого пути. Цепь вновь двинулась вперед.

Прошли не более сотни метров, обозначился обширный, образованный полутораметровым обрывом котлован, поросший по дну мелким кустарником. Несколько бойцов спустились с обрыва и, продолжая идти цепью, двинулись вперед. Но, пройдя полсотни шагов, остановились, позвали командира. Подошел и Шалевич. Среди кустов увидели крупнокалиберный миномет с прогнутым стволом и рядом пять тронутых тлением трупов немецких солдат, разбитые деревянные ящики. Запах войны! Целыми оказались четыре автомата с магазином и до десяти гранат. Майор распорядился присыпать землей трупы, а немецкие автоматы вручить Падалецу, Молдаванину и радисту. Один оставил себе. Гранатами вооружили дозор.