Громовые степи

XX

С установлением теплых весенних дней в НКВД СССР стали поступать сведения со всех фронтов об активизации в тылу враждебной деятельности противника, о росте количества побегов заключенных, спецконтингентов и военнопленных.

Рассчитывая на дальнейшее стремительное продвижение в 1942 году в глубь территории Советского Союза, немецко-фашистское командование с начала года стало наращивать численность своей агентуры для заброски не только в прифронтовую полосу, но и тыловые районы страны. Ухудшение оперативной обстановки в районе Сталинграда отмечалось уже в январе. Задержанные здесь шпионы и диверсанты вели разведку возводимых на подступах к городу инженерных сооружений, объемов выпускаемой на оборонных предприятиях продукции, распространяли ложные и провокационные слухи. Мелкие диверсионные группы из двух-трех человек имели задачу совершать диверсии на городских коммуникациях, разрушать линии связи между воинскими частями и населенными пунктами, а в период наступления немецких войск минировать дороги и мосты, провоцировать панику среди местного населения и в тыловых войсковых частях.

Особенно много забрасывалось агентуры на Северо-Кавказском направлении. Вопросами борьбы с нею здесь вынуждено было заниматься военное командование Красной Армии. В начале мая штабом Северо-Кавказского военного округа в войска была спущена директива о повышении бдительности, усилении охраны и подготовке к обороне важных объектов на случай нападения диверсионных групп противника, об организации повсеместно дорожно-патрульной службы в ночное время, а также задержании патрулями и на КПП лиц без документов, передвигающихся вне дорог и вне состава команд и подразделений.

В результате мер, принятых органами НКВД, милицией, военной контрразведкой, деятельность немецкой агентуры оказалась в значительной мере парализованной. Активную роль в этом сыграли войска НКВД.

Только в январе — феврале 1942 года частями войск НКВД было задержано шпионов и диверсантов в полосе фронтов: Волховского — десять, Северо-Западного — сорок один, Калининского — семь, Западного — двадцать пять, Брянского — семнадцать, Юго-Западного — сто пятьдесят девять, Южного — сто пятьдесят и Крымского — пятьдесят два.

Приведенные цифры свидетельствуют, что уже в начале года именно южное крыло совегско-германского фронта являлось приоритетным в планах руководства немецко-фашистских войск. Данные, безусловно, были известны Ставке, однако в директивах Верховного Главнокомандования по поводу летней кампании 1942 года они отражения не получили.

Враждебный и преступный элемент задерживался нередко разведывательно-поисковыми группами. К этому времени служба этих нарядов в войсках НКВД получила широкое распространение. Вся тяжесть ее организации коснулась и Николая Дмитриевича Бодрова.

По данным разведывательного отделения полка, в районе железнодорожных мостов через реку Маныч появилась диверсионная группа в составе семи человек. Цель ее визита неизвестна, но в последнее время диверсанты нередко применяли для подрыва мостов плавучие мины с магнитными и контактными взрывателями. Своевременно обнаружить подрывные устройства и ликвидировать их — задача задач. Начальник гарнизона по охране мостов через Маныч поставил задачу отделению ефрейтора Бодрова: нести разведку и поиск плавучих мин, диверсантов и признаков их нахождения в полосе до двух километров вдоль левого берега реки до устья Егорлыка. Связь с гарнизоном разрешалось вести в экстренных случаях по телефону из ближайших населенных пунктов, а в основном через посыльного.

Николай Дмитриевич был неплохим бойцом, а вот что такое «разведывательно-поисковая группа», как и что делать в ходе выполнения задачи, понимал не вполне ясно.

Раннее утро. Весеннее тепло подсушило землю, в небесах уже слышится трель жаворонка, чибисы кружат над затопленным лугом, перекликаются: чи-бис… чи-бис… Белесый туман в лучах утреннего солнца стал розовым.

«Диву даться, — думает Николай Дмитриевич, — еще ранняя весна, а паутина уже плывет в воздухе, по приметам лето будет жарким».

Отделение медленно продвигается по берегу Маныча. Местность в полосе действия подразделения пересеченная, полузакрытая. Ровные, со скатами к реке площадки перерезаются оврагами, попадаются заросли невысокого кустарника, небольшие рощи. Левый боковой дозор возглавляет Беберидзе, его задача — вести непрерывное наблюдение за водной поверхностью и береговой линией.

От объекта к объекту отделение перемещается колонной, используя складки местности, стремится поближе скрытно подойти к кустарнику, роще, затем перестраивается в цепь с интервалами шагов двадцать, ведет поиск на поверхности земли, в кронах деревьев. После прохождения объекта отделение сворачивается и продолжает движение в колонне.

Преодолевая неширокую промоину, Беберидзе обнаружил в траве около воды девять ошкуренных бревен разного диаметра, но одинаковой длины — метра два. Находку командир отделения оценил по-хозяйски: «Коровник пора чинить, как бы эти бревна пригодились! А если их связать, получится добротный плот. Жаль, конечно, что в дело не пустишь, да ничего не поделаешь». Приказал бойцам находку спустить на воду.

— Пусть плывут, — ответил Николай Дмитриевич на недоуменный взгляд Беберидзе, — у моста выловим на дрова для кухни.

Через пару промоин еще такая же находка, потом еще. «Это уже неспроста. Случайно такого не бывает, — размышляет командир.

— Пусть все плывут к мосту, там разберутся, что к чему».

С большой осторожностью отделение продолжает движение, внимательно осматривая неровности рельефа.

Впереди справа в неглубокой балке показался деревянный сарай. Темная крыша едва просматривается в высоком бурьяне: заброшенное, на первый взгляд, строение. Ни дверей, ни окон не видно. Тишина. Лишь серые волны прошлогоднего сухостоя нарушают общее безмолвие своим однотонным шуршанием.

Для осмотра сарая командир разведывательно-поисковой группы выделил дозор из трех бойцов. Беберидзе долго объясняет дозорным, как выполнять задачу. Те дружно кивают в знак того, что им все понятно. Но на вопрос командира: как, где и что делать, — никто толком ответить не смог. Беберидзе злится, повышает голос, чертит на земле схему, еще раз показывает: один стоит на углу сарая и поддерживает зрительную связь с командиром отделения, другой — у входной двери, и только третий осматривает объект внутри, непрерывно держа связь с тем бойцом, который находится с наружной стороны. Все должны постоянно видеть или слышать друг друга и находиться в готовности к внезапной встрече с диверсантами.

Дозор наконец отправили. Бойцы шли не спеша, переговариваясь, размахивая руками, ни разу никто не оглянулся назад. Так и подошли к объекту. Один остановился около сарая, двое других завернули за угол и скрылись из виду. Тот, который был еще виден, постоял минуту-другую, потоптался на месте и тоже скрылся за сараем. Беберидзе по-русски, матом, прокомментировал действия только что инструктированных дозорных.

Прошло пять минут… двадцать… полчаса — ни единого движения у сарая.

Недоуменно смотрит Николай Дмитриевич на Беберидзе, а у того глаза тоже расширены от удивления. Не понимают и бойцы, что произошло. Помощник командира пытается выяснить у них, о чем говорили дозорные перед уходом, но никто ничего не знает.

«Надо что-то делать, — думает командир, — а что предпринять в этих случаях, ума не приложу».

Беберидзе предлагает ползком приблизиться к сараю, а гам видно будет. Так и порешили.

Расстояние до сарая — метров сто пятьдесят — отделение по-пластунски преодолевает минут за тридцать. Бойцы действуют неумело, то и дело останавливаются, сползаются группами. На открытых участках земля подсохла, в траве еще сыро. Гимнастерки промокли, прежде чем бойцы оказались на месте. Дощатая дверь держится на одной петле, открыта. Ни звука. Командир отделения подал сигнал: «Вперед!» Они с Беберидзе вскакивают и рывком устремляются к дверному проему. Остальные бойцы сигнал не поняли.