Позывные Зурбагана

Наконец пришел Данилов, в отличие от всех гладко выбритый, худощавый, загорелый и не в джинсах, а в костюме. Узнав, что я сын Болдырева, он несказанно удивился:

— Никогда не слышал, что у Андрея Николаевича есть сын. Скрытный какой! А похож ты на него как! Ну, парень, тебе повезло: ведь Болдырев сейчас в Иркутске. Не волнуйся так, аж побелел. Когда видел отца последний раз?

— Давно. А где он?

— Гостиница «Ангара». Тут недалеко. Все же позвоню ему, а то еще уйдет куда. Ты списался с ним?

— Нет. Прочел о нем в журнале и приехал.

— Это неважно. Присядь пока.

Он набрал телефон и попросил отца подождать в номере.

— Сын тебя разыскивает, — пояснил он, — да, твой сын, из Москвы. Какой сын? — Данилов расхохотался.

— У тебя что, их много? Гм, гм! Так я направляю парнишку. Переволновался он, видно, еле на ногах держится. Привет, Андрей Николаевич!

Он повернулся ко мне:

— Так вот, гостиница «Ангара», это неподалеку, в центре. Комната 303. Да не волнуйся так. Может, проводить тебя?

— Нет, нет! Спасибо. За все спасибо!

Я, чуть не спотыкаясь, бросился к выходу. Такой удачи я не ждал. Отец здесь, в Иркутске, и ждет меня в гостинице. Данилов все же догнал меня на улице, хотел проводить. Чудак, боялся, что я упаду в обморок. Неужели у меня такой вид, будто падаю в обморок? Он успокоился только при виде Алеши и Жени. Когда мы пошли, он еще махал нам вслед, пока мы не скрылись за углом.

Скоро мы были в вестибюле гостиницы «Ангара». Я усадил ребят в уголке. Они тоже были взволнованы.

— Ты не торопись, — сказал Женя, — мы подождем. Хоть весь день разговаривай. Это же первая ваша встреча. Иди, ни пуха тебе ни пера.

Алеша обнял меня.

— Иди, Андрейка!

Номер был на третьем этаже. Нашел я его легко, но у дверей немного постоял. Надо было успокоиться.

«Как странно, — подумал я. — Нашел родного отца… Каков он, мой отец? Пусть он будет добрым и справедливым. Я полюблю его». Я постучал.

Дверь открыл сам отец и пропустил меня вперед… Мы стояли посреди гостиничного номера и молча смотрели друг на друга. Мне хотелось броситься и обнять его, все существо мое стремилось к нему — отцу, но я услышал снова голос матери: «Не огорчайся, когда он тебя не примет». Похоже, что она была права… Я на мгновение зажмурился. Надо взять себя в руки. Взять себя в руки. Ну! Спокойно. Спокойно, Андрей! Вспомни, как ты иногда с размаху шлепался на лед. И как бы ни было больно, уверенно продолжал выступление. Я спокоен, я совсем спокоен!

Я вдруг действительно успокоился и решительно посмотрел прямо в лицо отца. И тогда, я увидел, что он волновался еще более, чем я.

Высокий, широкоплечий, мужественный, первопроходец и путешественник, он от волнения покачнулся, будто его ударили. Я видел, как стремительно уходили краски с его обветренного, загорелого лица, а на высоком лбу вдруг выступили крупные капли пота. Жалость пронзила меня, как удар электрическим током.

— Не волнуйся, папа! — сказал я. — Давай лучше сядем и поговорим. Садись! — Я подвел его к дивану. Мы сели рядом. — Если ты не захочешь меня знать — мало ли по какой причине, ведь я ничего не знаю о вас с мамой, она мне не рассказывала, — я уйду, и ты меня больше не увидишь. Честное слово!

Как он тяжело шел к дивану и скорее упал на него, нежели сел. Он усмехнулся виновато и смущенно.

— Наверно, следовало списаться сначала, — продолжал я, так как он молчал, — но я прочел о тебе в журнале и решил приехать на Байкал. Я просто должен был повидать тебя, давшего мне жизнь, узнать, что во мне от тебя. Узнать — какой ты. Я всегда мечтал, что мы когда-нибудь, да встретимся. Видел тебя во сне, будто мы говорим, говорим и никак не можем наговориться. Пусть вы с мамой разошлись, но я люблю вас обоих, хотя и не помнил тебя. Ты знаешь, я еще в шестом классе прочел все твои письма к маме. Она их хранит.

— Ксения… Мать знает, что ты здесь?

— Я сказал ей, что еду на Байкал, но не скрывал, что хочу найти тебя, повидаться. Мне ведь ничего от тебя не надо.

Мама заменила мне обоих родителей. Я просто хотел повидать тебя. Понимаешь?

— Что она тебе на это сказала?

— Мама… Она уверена, что ты меня не примешь…

— А почему… Она не объяснила?

— Мама только сказала, что я тебе не нужен. И ты… (голос у меня охрип) ты… не примешь меня.

— У тебя есть фотографии матери… последних лет?

— Есть, в чемодане. Есть и самая последняя. Мама специально снялась перед моим отъездом. Ты ее с тех пор… ни разу не видел?

— Видел несколько раз по телевидению. Раз в кинопанораме… Другой раз… фигурные катания… Видел тебя, мать и тренера. Ты получил тогда вторую премию. Где ты оставил вещи?

— С ребятами, они ждут внизу.

— Какими ребятами?

— Алеша Косолапое. Мой самый лучший друг. И его сосед по квартире Женя Скоморохов. Тоже приехали на Байкал работать.

— Профессия есть у них или еще школьники?

— Оба уже отслужили в армии. Алеша пекарь. Женя шофер, слесарь, механик.

— А-а. Это хорошо. Люди в Сибири нужны. Поди, хотят только на БАМ?

— Нет, мы на Байкал приехали. У меня еще нет профессии. Но умею водить машину. Можно сдать экзамен на шофера. Если дадут права…

— Откуда умеешь водить машину?

— В школе на уроках труда изучали автомобиль. У нас даже девчонки почти все умеют водить машину. А я к тому же практиковался на мосфильмовских машинах, когда ездил с мамой на съемки. И друзья ее давали мне иногда вести машину. В общем, могу тоже шофером.

— Это хорошо. Но условия в Забайкалье… суровые.

— Понимаю, я не боюсь. Отец понемногу успокаивался.

— Надо вас устроить в гостинице. На Байкал мы выедем послезавтра. Я вас захвачу с собой, всех троих.

— Спасибо!

Он было направился к телефону, потом раздумал, решил лично переговорить с директором гостиницы, так как мест не было и разговаривать с администратором не имело смысла. Мы вместе спустились в вестибюль.

— Ну, знакомь меня с твоими товарищами, — сказал он.

Я подвел его к ребятам и познакомил. Он пожал им обоим руки, велел ждать его и пошел к директору.

Меня он не поцеловал, не обнял, даже не пожал руки, как Алеше и Жене. Может, забыл? И хотя обида уже жалила исподтишка, не буду его торопить с признанием нежданно-негаданно явившегося сына. Посмотрим, что будет дальше.

Дальше было вот что. Мест в гостинице не оказалось, и, поскольку отец один занимал двухместный номер, он договорился, что к нему поставят раскладушку для одного из нас, другой ляжет на диване, а третий займет вторую кровать. Мы живо заполнили листочки, уплатили за два дня, и скоро все трое, очень довольные, сидели в номере Андрея Николаевича Болдырева.

Ребята не знали, что он со мной даже не поздоровался, и были в восторге от того, как он хорошо нас принял, как он прост в обращении и радушен. Они уже любили Болдырева, восхищались им. Может, чуть завидовали мне. Я решил не показывать им, как мне неуютно, как сиротливо и одиноко, как холодно на душе.

Когда он ненадолго отлучился в обком, Алеша и Женя, перебивая друг друга, стали мне его хвалить. Впрочем, Алеша слишком хорошо знал меня, он в какой-то мере почувствовал мое состояние.

— Что с тобой, Андрейка? — шепнул он мне. — Разве тебе не понравился твой отец?

— Почему же… понравился, — заверил я его. Алеша недоверчиво уставился на меня. Он не понимал, в чем же дело.

Пообедали мы вместе с отцом в ресторане при гостинице. Затем отец опять ушел по делам — он же был в командировке, не в отпуске, а мы осматривали Иркутск. Долго стояли на берегу Ангары. Ребята восторгались, а меня как-то ничего не радовало. Ангару я представлял более могущественной, более свободной. Ведь Ангара была единственным детищем Великого Байкала, но человек покорил ее. Стремительная, крутая река подходит к Иркутску в таком кротком, притихшем разливе водохранилища, что досада берет за нее. Правда, вырвавшись из турбин гидроузла, Ангара вновь становится дика и упряма в своем бурном полноводье.