Страница 20 из 33
31.03.1966
В ПРЕЗИДИУМ XXIII СЪЕЗДА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ
СОВЕТСКОГО СОЮЗА
Я, врач, б[ес]/п[артийная], мне 67 лет. После окончания 1-го Московского университета поступила в Лечебно-Санитарное Управление Кремля, где проработала без перерыва 38 лет, последние 16 лет заведовала отдел[ением] функциональной диагностики 1-й больницы 4-го Главного Управления. 28 мая 1964 года была вынуждена перейти на пенсию. За долголетнюю безупречную работу была награждена орденами "Знак Почета", орденом Трудового Красного Знамени и медалями. Министерством здравоохранения СССР награждена значком "Отличник здравоохранения", в 1962 г. мне присвоена квалификация врача-терапевта функциональной диагностики 1-й категории. Руководимое мною отделение функц[иональной] диагностики носит звание "Бригада коммунистического труда". Имею печатные научные работы в медицинских журналах и сборниках. За время своей работы обучила большое количество молодых кадров врачей и медсестер. С 1953-55 гг. была избрана депутатом трудящихся Ленинского района г. Москвы 4-го созыва.
Дело, с которым я обращаюсь в столь Высочайшую инстанцию, заключается в последствиях медицинского конфликта, возникшего между мною и профессорами В.Н. Виноградовым, В.X. Василенко и нач[альником] Лечсанупра Кремля пр[офессором] П.И. Егоровым, лечившими А.А. Жданова. Причина конфликта заключалась в расхождении диагноза, лечения и установленного профессорами режима больному А.А. Жданову.
Клинические данные и методы объективного исследования (электрокардиограмма, анализы крови, т[емпература] и другие клинические данные) свидетельствовали о наличии у больного острого инфаркта миокарда в области передней боковой стенки левого желудочка и межжелудочковой перегородки. Между тем, как проф. В.Н. Виноградов, В.X. Василенко и П.И. Егоров настаивали на "функциональном расстройстве сердечно-сосудистой деятельности на почве склероза и гипертонической болезни". Такое расхождение в диагнозе, а следовательно, в лечении и установленном режиме, было чревато последствиями для больного. Это и заставило меня немедленно обратиться к личной охране А.А. Жданова - майору А.М. Белову с просьбой связать меня с Москвой, других возможностей в то время в Валдае у меня не было. В письменной форме я изложила свое мнение в отношении больного, которое было продиктовано моей врачебной совестью и желанием помочь больному. Это письмо вместе с электрокардиограммой, сделанной мною в Валдае, я передала майору Белову и просила его как можно быстрее направить в ЦК КПСС.
30 августа 1948 г. А.А. Жданов скончался. Результаты патологоанатомического вскрытия, произведенного на месте в Валдае патологоанатомом А.В. Федоровым, подтвердили диагноз инфаркта миокарда, поставленный мною при жизни больного, но отвергнутый профессорами.
6 сентября 1948 г. нач. Лечсанупра Кремля проф. П.И. Егоров созвал совещание в составе проф. Виноградова, Василенко, д-ра Майорова, патологоанатома Федорова и меня (стенографистка Е.Н. Рубчевская). На этом совещании проф. Егоров П.И. открыл дискуссию по поводу расхождения диагноза и упомянул о моей "жалобе" на присутствующих здесь профессоров, стараясь всячески дискредитировать меня как врача, нанося мне незаслуженные оскорбления, называя меня "чужим" и "опасным" человеком, а 7 сентября 1948 г. меня вызвали в отдел кадров и прочли приказ нач. Лечсанупра Кремля П.И. Егорова о переводе меня из больницы в филиал поликлиники якобы для усиления там работы.
7 сентября 1948 г. я написала письмо в ЦК КПСС на имя секретаря [ЦК] А.А. Кузнецова, в котором изложила свое мнение о диагнозе и лечении А.А. Жданова (есть копия). Я не получила ответа ни на письмо от 29 августа, переданное в Москву через майора Белова, ни на письмо от 7 сентября1948 г. в ЦК КПСС А.А. Кузнецову. На мои телефонные звонки в секретариат А.А. Кузнецова мне отвечали: "Ваше письмо получено, Вас скоро вызовут". Не получив ответа и вызова в течение 4-х месяцев, 7 января 1949 г. я вторично обратилась в ЦК КПСС с просьбой принять меня по делу покойного А.А. Жданова, но и на это письмо ответа не получила, с тех пор я больше никуда не обращалась.
Спустя 4,5 года, летом 1952 г., меня вдруг вызвали в МГБ в следственный отдел по особо важным делам к следователю Новикову, а через некоторое время к следователю Елисееву по делу покойного А.А. Жданова, и я снова подтвердила все то, что уже мною было написано в ЦК А.А. Кузнецову.
Спустя еще полгода, 20 января 1953 г., меня вызвал по телефону А.Н. Поскребышев и пригласил в Кремль к Г.М. Маленкову, который сообщил мне о том, что только что на совещании Совета Министров и лично И.В. Сталина мне вынесена благодарность за то, что в свое время (т. е. 4,5 года тому назад) я проявила большое мужество, вступив в единоборство с видными профессорами, лечившими А.А. Жданова, и отстаивала свое врачебное мнение в отношении больного, и награждаюсь орденом Ленина. Я была потрясена неожиданностью, т.к. не думала, что врачи, лечившие А.А. Жданова, могли быть вредители. Я возразила Маленкову, что столь высокой награды не заслуживаю, потому что как врач я ничего особенного не сделала, а поступила так, [как] на моем месте поступил бы любой советский врач. На следующий день, 21 января 1953 г., я была награждена орденом Ленина, a 4 апреля 1953 г. награждение было отменено Президиумом Верховного Совета СССР как ошибочное. При сдаче ордена Ленина в Верховный Совет присутствовали А.Ф. Горкин и Н.М. Пегов, они заверили меня в том, что Правительство считает меня честным советским врачом и что отмена награждения не отразится на моем авторитете врача и служебном положении. Я продолжала работать в той же Кремлевской больнице в должности зав. отделением функциональной диагностики.
Спустя три года, в 1956 г., в закрытом письме ЦК КПСС Н.С. Хрущев, высказываясь по поводу "культа личности" И.В. Сталина, упомянул мое имя в связи с "делом о врачах".
31 августа 1956 г. я обратилась с письмом в ЦК КПСС лично к Н.С. Хрущеву, в котором вновь изложила свое участие в обследовании А.А. Жданова и возникший медицинский конфликт с профессорами В.Н. Виноградовым, В.Х. Василенко и П.И. Егоровым, что же касается других врачей и профессоров, не лечивших А.А. Жданова, упомянутых в "деле о врачах", пострадавших во время культа личности, [то они] ко мне не имеют никакого отношения.
По поводу этого моего письма к Н.С. Хрущеву я была вызвана в ЦК к В.В. Золотухину, который сказал, что мое письмо было зачитано на Президиуме ЦК КПСС и что вопрос обо мне поднимать сейчас не время, а мне по-прежнему надлежит продолжать работать на своем месте и в той же должности, и ни о чем не беспокоиться, и добавил: "А если будут какие-либо трудности, обращайтесь только к нам в ЦК КПСС".
Прошло 13 лет, а мое положение в обществе до сих пор не ясное, в народе существует мнение, что "дело о врачах" возникло вследствие того, что якобы я оклеветала честных врачей и профессоров, благодаря чему и было создано "дело о врачах". Эти кривотолки продолжаются и до сих пор, постоянно травмируя меня.
Руководство 4 Главного управления во главе с проф. А.М. Марковым в апреле 1964 г. заявило мне, что я не могу больше оставаться в должности зав. отделением функциональной диагностики, потому что в 4 Управлении работают "пострадавшие" профессора, и мне были созданы такие условия, что я вынуждена была уйти на пенсию. После ухода на пенсию я потеряла возможность получить квартиру, мне отказано в ходатайстве и характеристике для получения персональной пенсии и т. д.
Проработав в системе 4-го Главного управления 38 лет без единого упрека, я ушла на пенсию с большой и незаслуженной обидой. Ведь я не только врач, отдавший всю свою жизнь служению своему народу и своему любимому делу, я - мать, воспитавшая сына - офицера Советской Армии - летчика истребительной авиации, который, защищая Родину, при выполнении боевого задания, на горящем самолете получил ожоги и увечья, ныне инвалид Отечественной войны I группы. Награжден орденом Отечественной войны. У меня есть внуки - пионеры и комсомольцы, муж - врач Центрального военного госпиталя.