Страница 8 из 47
В то же время это было похоже на ласку, мимолётную нежность, бальзамом проливающуюся на глубокую сердечную рану, саднящую всю ночь.
Катрин смотрела в светлые глаза Альберта, читая в них и участие, желание защитить её и грелась этим взглядом, как огоньком. Лечилась им как лекарством.
– Прости меня. Ладно?
Катрин кивнула словно завороженная.
– Конечно. Но всё же ты мог пострадать. Тот участок пути плохо чистят, а на твоём автомобиле даже колёс не меняли – они лысые.
Альберт тряхнул головой.
Его улыбка явно говорила о том, что он не совсем понимает, о чём идёт речь. И в данный момент его мысли вообще далеки от летних и зимних шин.
– Бывают в жизни моменты, когда пострадать не так уж и страшно. Не переживай за меня. Со мной всё хорошо.
Катрин стало казаться, что его улыбка сделалась недоброй, полной желчного яда.
– Даже слишком.
– Как это понимать?
– Лучше не спрашивай. Тогда мне не придётся отвечать.
Он поднялся, выпустив пальцы Катрин из ладоней и ей сразу же сделалось холодно, одиноко и неуютно.
Пройдя к столу, Альберт скинул с себя пальто и аккуратно повесил его на спинку стула.
– Если бы ты не хотел отвечать на мои вопросы, ты не пришёл бы сейчас ко мне?
– Логично. У тебя вообще всё отлично с логикой. Настолько, что иногда даже грустно делается.
– Что ты хочешь рассказать мне, Альберт? Что тебя мучает?
Стоя посредине комнаты, погружённой в полумрак, он выглядел одиноким. Даже хуже – словное обречённым.
Но обречённым на что?
– Я не уверен, что хочу об этом говорить, Катрин, – тряхнул он головой. – После сегодняшней ночи я ни в чём уже не уверен.
– Случилось что-то особенное?
Повернув голову, Альберт смотрел на неё.
«Он словно каменный. Только одни глаза живут. И красивый до дрожи, но почему от этой красоты так болит сердце?», – пронеслось в голове.
– Скажи, по крайней мере, что это особенное не что-то плохое? – настаивала Катрин на ответе.
– Всё в мире так странно, Катрин. Не знаю, каким таким замыслом руководствовался тот, кто сотворил этот мир, но зачастую то, что составляет жизнь одному неминуемо для другого означает смерть. Так же и чьё-то счастье может прорости только на чужом горе.
Катрин стало не просто не по себе – ей сделалось страшно.
– Что ты хочешь скрыть за множеством слов, Альберт? Не проще ли сразу сказать, а не ходить вокруг да около?
Он рассмеялся. Тихо. И совершенно безрадостно.
– Да видишь ли, в чём проблема: сразу скажешь, потом ведь слова не воротишь?
– Какой смысл медлить? Говори, раз решил.
– А ты уверена, что хочешь знать? Подумай, прежде чем ответить. Правда не принесёт тебе радости. Она, голая правда, вещь вообще несимпатичная – самая бессовестная порнография в мире.
– Я хочу знать, понравится мне это или нет.
Альберт пересёк комнату и на этот раз сел рядом, на диван.
– Я тоже думаю, что правда, самая неприглядная, лучше сладкой лжи. Но сколько людей, столько и мнений. Я не ждал этого и не думал, что этим кончится, когда уезжал, но в Кристалл-холле я встретил свою сестру.
Катрин подняла на него глаза.
Альберту, видимо, показалось, что она не поняла о чём он.
Он добавил:
– Моя сестра, Синтия, она жива.
Повисла пауза.
И снова тихий мерный ход часов да ветер скрашивали тишину.
– Ты мне не веришь?
– Верю. Я знаю, что твоя сестра жива, Альберт. И знала, что рано или поздно ты тоже с этим столкнёшься.
– Ты знала?!
– Конечно. Госпожа Элленджайт, хозяйка местных гор и долин, почтила меня беседой перед тем, как попыталась убить. И она не скрывала от меня ни своего имени. Ни своих намерений.
– Но как же так?.. Почему ты ничего не сказала об этом мне?
Катрин вздохнула:
– Не знаю. Я и сама себе ни разу не смогла дать ответа на этот вопрос.
Она сцепила руки в замок – те немного дрожали.
– Наверное, я просто боялась…
– Боялась?
Она кивнула.
– Чего?
– Может быть того, что она может со мной сделать. Или того, что могу потерять тебя.
Катрин упрямо смотрела под ноги, на ковёр. Страшно было поднимать глаза на Альберта. Отчасти потому, что чувствовала себя лгуньей.
Но была и другая причина.
Страшно было поглядеть ему в лицо и убедиться, что все её подозрения обоснованы. Что то, чего она в глубине души боялась, уже свершилось.
Невесёлый, сухой смешок заставил её вздрогнуть.
– Вы, женщины, кажетесь такими разными и в то же время порой ведёте себя так одинаково.
Судя по тону он, кажется, собирается её в чём-то обвинять.
Гнев и обида придали ей силы. Катрин всё-таки подняла глаза и с вызовом посмотрела в глаза Альберту.
– Мне не в чем оправдываться. Я не делала ничего плохого. И в мою обязанность не входило…
– Что? Что не входило в твои обязанности? Докладывать мне о том, что моя сестра жива? Нет, конечно. Но согласись, ты могла бы это сделать. У тебя вроде как не было причин это скрывать? Но вы обе предпочли лгать. Противно.
Его слова уязвляли. Причиняли боль.
Не сдержавшись, Катрин сорвалась:
– А мне не противно?! Не противно разговаривать с тобой, зная о ваших с ней отношениях?! И ты ещё смеешь в чём-то меня упрекать?!
Лицо Альберта сделалось замкнутым и чужим. Словно изнутри дохнуло арктическим холодом.
– Ты это сейчас о чём? – вызывающим нервную дрожь, ровным и тихим голосом, спросил он.
– О том! О самом.
– А если точнее?
– Хорошо. Если ты настаиваешь, если хочешь услышать, я скажу это вслух. Я знаю, что ты спал со своей родной сестрой! И я надеялась дать тебе шанс справиться, в этой жизни всё изменить…
– Да кто ты такая, чтобы раздавать мне шансы?
Голос Альберт не повысил, но было такое чувство, что он на неё наорал.
– И кто тебе сказал, что я в них нуждаюсь?
– Ты даже отрицать ничего не будешь? – растерялась Катрин.
– Нет. Я не в восторге от того, что ты знаешь правду, но так даже лучше.
Теперь было такое чувство, словно её ударили. Наградили оплеухой.
Катрин сжала пальцы с такой силой, что они хрустнули.
Альберт невольно поморщился.
– Лучше? Для кого – лучше? Ты ведь не передумал на мне жениться, правда?
Челюсть блондина сжалась, выражая то ли гнев, то ли ещё какаю эмоцию. Вряд ли позитивную?
– Конечно же не передумал. Я ведь как денежный мешок, от которого не уходят. Тебе приходилось бы мне лгать. Какое-то время. До того, как твоя психанутая сестрёнка уговорила бы тебя меня убить!
На этот раз у него вполне видимо дёрнулся желвак на щеке.
– А так ведь всё прекрасно, да? Даже обманывать ненужно? Я кто, по-твоему? Кукла с глазами. Не человек, а функция. Удобная до поры, до времени серая мышь, с чувствами которой можно не считаться?
– Катрин…
– Что? Что «Катрин»?! Я не права? Я читала твой чертов дневник и приблизительно могу понять твой ход мыслей. И твой, и её. Вы богатые, красивые, бессмертные. Что для вас другие люди? Мусор. Расходный материал. Тебе плевать на меня. И это бы полбеды. Но зачем ты делал вид, что я что-то значу для тебя? Зачем говорил о чувствах? О будущем?
– Катрин, я не ангел, не стану отрицать очевидное. Но я не лгун. Я говорил о будущем, потому что хотел, чтобы это будущее у нас с тобой было.
– А если бы ты сразу знал, что твоя сестра жива?
Он опустил голову, втянув через зубы воздух.
– Ты мне не ответишь? – напомнила о себе Катрин, поняв, что пауза рискует затянуться надолго.
Альберт посмотрел на неё исподлобья взглядом, каким смотрят загнанные охотниками волки:
– Ты правильно сделала, что не сказала мне о ней. Признаю.
– Почему?
– Что – почему? Почему «правильно»? Или «почему признаю»?
– И то, и другое.
– Потому что я успел узнать тебя и привязаться. Теперь ей будет не так просто мной манипулировать.
– Ты даже не станешь отрицать того факта, что сидишь под каблуком у этой ведьмы?!