Ангелы не умирают

Поэтому неожиданно приятные ощущения внизу живота застали Линду врасплох.

Она никогда не верила в «тело предало её», да по большому счёту тело её не придавало никогда – ни тогда, прежде, ни сейчас.

Ничего в ней не плавилось, не переполнялось эмоциями.

Эмоций как раз вообще не было. Никаких. Линда чувствовала себя в этой сфере пустой, как выеденная скорлупа грецкого ореха. От неё в процессе участвовало только тело.

Но самое странно, что ему-то, как раз, вроде как всё и нравилось! Её тело, в отличие от самой Линды, не имело ничего против совершенно незнакомого человека, кажется, моложе неё самой, чьего лица она толком даже не успела рассмотреть.

Возможно, мозг Линды так извращённо реагировал на дикую ситуацию, в которую она попала.

Возможно, перенасыщенный адреналином организм, всё-таки не до конца избавившийся от гормонов, выдал то, чего с ним ещё не случалось до сей поры ни разу – оргазм.

Но в любом случае всё это никак не походило ни на восторг, ни на радость. Это было мерзко, постыдно и гнусно. Линда предпочла бы сладкой судороге, скрутившей внутренности, острую. боль. В этой ситуации боль стала бы её защитой, барьером, бронёй.

Сдавленные стоны Ливиана действовали на Линду как оголённый провод на нервы. Глубокий и тихий, как сдавленное рычание, стон был ей ненавистен.

Её от него тошнило. И от себя – тоже.

Линде невыносимо неприятно было видеть его дикий и долгий взгляд, когда Ливиан поднял голову. Омерзительно было слышать, как он дышит сквозь сжатые зубы.

А Ливиан, как назло, всё ещё прижимал её к себе, стискивая плечи.

Чувствуя такую злость, на которую раньше считала себя попросту не способной, Линда тихо прошипела, как змея, которой придавило хвост:

– Пусти!

Ливиан подчинился. Разжав пальцы, он отдёрнул от неё руки, будто обжёгся.

Линде казалось, что она слышит свой собственный плач со стороны. Такой же болезненные и горький, как удары её сердца.

Мыслей не было.

Мысли словно обратились в мёртвых птиц. Они усыпали сознание чёрными перьями. Внутри души словно поработала мясорубка.

Линда не смогла заставить себя даже взглянуть в лицо человеку, который только что владел ею. Пусть и не по своей воле, может быть даже без желания сделать это. Всё это не скрашивало ситуацию – оно делало её ещё более безнадёжной и гадкой.

Линда закрыла глаза.

Не хотелось ни видеть, ни жить, ни дышать.

Но это ничего. Она, как лисица, заползёт в свою нору, отлежится, залижет раны. Она выживет.

Должна выжить, чтобы заставить заплатить эту тварь за то, что он с нею сделал. Не Ливиана – Рэя Кинга.

Под глазами заплясала картинка – странно-неправильные губы, слишком мягкие для сложившейся ситуации, жадно прижимающиеся к ней.

Хорошо, если удастся избавиться от этого наваждения. Не представлять себе его рук, спускающихся по животу вниз, не воскрешать в памяти ни горячих губ, ни рук, ни… кое-чего ещё.

Линда тряхнула головой, чтобы избавиться от наваждения, но вместо того, чтобы рассеяться оно, напротив, приобрело более навязчивые черты и сделалось более жутким.

За спиной Ливиана, бледный, как призрак самого себя, стоял Альберт.

Заметив замешательство в её взгляде Ливиан тоже обернулся. Как раз вовремя, чтобы нарваться на кулак, со всего размаха, точно молот, ударившего ему в лицо.

– Какого?!. – грязно выругался Ливиан, инстинктивно хватаясь за разбитый нос, из которого тонкой вязкой струйкой потянулась чёрной ниточкой кровь.

– Ах ты тварь!

Но нанести удар ещё раз у Альберта не получилось. Подоспевший Рэй перехватил его руку и ловко скрутил парня, заведя её за спину.

– Тихо, тихо, господин Жизни. Для мальчика из хорошей семьи у тебя слишком горячий нрав и плохие манеры.

– Пусти меня, – холодно процедил Альберт и глаза его сверкнули зелёным кошачьим огнём.

– Конечно, пущу. К чему нам долгий и близкий контакт, если мы не планируем заняться ничем интересным? Но ты бьёшь не того парня. Ливиан тут играет за белых и спасает девицу, а ты ему тут витрину портишь.

– Спасает девицу? – картинно заломил бровь Альберт. – От чего же он её спасает таким странным экзотическим способом.

– Ты будешь смеяться, но – от меня. От странных людей при невероятных обстоятельствах спасают самые странные поступки.

– Не могу бы ты закончить любоваться собственными ораторскими способностями и изъясняться проще?

– Мог бы. Но нет настроения.

– Ты опустишь мою руку или нет? – прорычал Альберт.

– Даже и не знаю. У тебя такая замечательная попка, что я уже начал подумывать, а не подбить ли тебя всё-таки на более тесный контакт? Ну да ладно. Сначала дело – потом удовольствие.

Рэй отступил на шаг, выпуская Альберта из медвежьего захвата. Тот потёр руку и бросил взгляд на Линду:

– Ты не сильно пострадала?

– Зная Ливиана, я бы рискнул предположить, что твой адвокат получила удовольствие. Я вообще-то иначе всё задумывал, но в итоге так тоже получилось неплохо. В моей жизни уже встречался этот весьма странный тип женщин, что от оргазмов страдают больше, чем от разбитого носа. Где ты откопал эту фригидную бабу?

– Её откапала Катрин.

– А-а! Это многое объясняет. Ну, в общем, мысль моя проста. Если ты ещё раз посмеешь сунуть нос в мои дела (имеется в виду финансовая часть, а что касается личной, тут я тебе только рад), – хмыкнул Рэй, непристойно ухмыляясь, – на месте твоего адвоката окажется твоя невеста. И не факт, что белый рыцарь, вроде моего глупого старшего сына, окажется рядом и тогда всё пойдёт несколько не так…чистенько.

Альберт молчал. Лишь глаза его словно выцвели, превращаясь из ярко-серых почти в бесцветные.

– Надеюсь, ты усвоишь урок, сладкий, – протянул Рэй. – Ну а теперь, если тебе нечего сказать, забирай свою сучку и валите отсюда оба.

Линда почти была уверена, что Альберт ответит. Но он промолчал.

Повернувшись к ней, протянул руку:

– Идём.

Линда руки не приняла, но пойти – пошла.

Её не оставляло чувство, будто она спит. И всё происходящее лишь кошмарный сон.

Всё это безумие, ничем не объяснимое, не мотивированное и дикое не могло происходить в реальности.

Но между тем происходило.

Или, вернее, правильнее будет сказать, произошло.

16. Альберт. Противостояние

Я надеялся на спокойное, мирное и сладкое утро – достойное продолжение ушедшей в прошлое ночи. Но надежды мои не оправдались. Впрочем, началось всё замечательно.

Мы проснулись, пообнимались и пошли завтракать. Катрин нельзя назвать первоклассной поварихой, но кофе и омлет она сготовила вполне сносный. И, вопреки моим ожиданиям, вела она себя естественно и непринуждённо, кажется, нисколько не жалея о случившемся.

Не знаю, наверное, от того, что я из прошлого столетия такое поведение меня несколько удивляло. Я никак не могу привыкнуть к тому, с какой простой люди нового века воспринимают эту сторону жизни. Порядочные девушки в моё время искренне сокрушались, бегали отмаливать свои грехи и считали, что их ждёт ад. Ну, порядочные девушки нашего круга. Белошвейки и тогда гораздо практичнее подходили к делу.

– Мередит выписали из больницы, – радостно сообщила мне Катрин. – С ней всё хорошо, но она пару дней побудет дома.

– Просто прекрасно, – кивнул я. – Ты тоже планируешь побыть дома?

– Я хотела заехать к ней. А потом к тёте. Может быть удастся убедить её и Ирис переехать к нам.

– Это ещё зачем? – чуть не подавился я куском бекона, который успел отправить в рот.

Мне всегда прежде казались забавными анекдоты про тёщу, и хотя тётке Катрин стать тёщей мне не светило, а её родную матушку я до сих пор так и не успел увидеть, но всё же чувства мои были весьма симптоматичны.

– Как это зачем? – искренне удивилась моя будущая дрожащая половина. – Не могут же они до скончания жизни жить в отеле. Ты же сам говорил, что так нельзя?

– Я разве такое говорил? Ты что-то путаешь, любимая. Я говорил о том, что сам не намерен жить в отеле. А против их пребывания там не имею совершенно ничего против. Чего не скажешь о переезде сюда.