Страница 73 из 100
Примерно так рассказывал Базанов о своей встрече с помощником начальника отдела материально-технического снабжения тов. Шаповым.
— Он говорит: присаживайтесь, — а мне вдруг почудилось, что это тот самый стул, обнаруженный на школьном чердаке р а з л о м а н н ы м н а ч а с т и.
Стул стоял рядом со столом, за которым, склонив голову набок, прыщавый молодой человек заполнял графы большого листка-сводки, лежавшего поверх стопки других, точно таких же. К этому столу был придвинут другой, более новый. Вместе два стола напоминали катамаран или тандем. Или заводской пресс старого образца. Ловко изогнувшись, товарищ Шапов проскользнул по узкому проходу, едва коснувшись полы базановского плаща. Главк не имел гардероба и располагался в здании постройки начала 50-х годов, занятом большим количеством подобных учреждений.
С удивительной легкостью, столь не соответствовавшей преклонному возрасту и фигуре, тов. Шапов проделал сложное телодвижение, с изяществом, напоминавшим движение челнока в чреве швейной машины, оказался на своем рабочем месте у стены и уже читал проект привезенного Базановым письма, вытянув перед собой руки в несвежих манжетах, скрепленных на запястьях огромными сверкающими запонками. Он морщил лоб, откидывался, встряхивал сгибающийся лист, потом положил перед собой письмо, погладил его обеими руками и уставился на Базанова хитрыми, смеющимися глазками.
— Это по каким же, интересно, фондам проходить будет? — лукаво спросил он.
Устыдившись собственного невежества, Базанов решил смириться с участью не приготовившего урок ученика.
— Я в этом не понимаю, — признался он. — Мне приборы нужны…
— А фамилия ваша, простите?
Базановская фамилия ни о чем не говорила Шапову.
— Так-так. Это, конечно, не ваш вопрос, — закивал Шапов, словно собираясь объяснить незнакомцу, что тот заблудился, что идти надо совсем в другую сторону. — Этим должно заниматься институтское снабжение.
— Пустое дело, — Базанов безнадежно махнул рукой.
— Конечно, — согласился Шапов. — Вы непосредственно заинтересованное лицо. У нас впервые?
Базанов неопределенно пожал плечами.
— Строго говоря, это не наш вопрос.
— А чей?
Вместо ответа Шапов спросил тихо:
— Вам ведь только завизировать? Анатолий, — обратился он к прыщавому молодому человеку, — проверь все позиции по письму.
Анатолий протянул руку через стол, принял бумагу, и тотчас какие-то другие люди окружили товарища Шапова, засосали, поглотили всей своей шумной, подвижной, многоликой массой.
— Одну минуту, — вежливо уведомил Базанова Анатолий. — Сейчас я вами займусь.
Он дописал строчку в графе, но в это время его позвали к телефону. Разговор был долгий, деловой, Анатолий несколько раз клал трубку на стол, рылся в бумагах, говорил кому-то на другом конце провода: «Тонн двадцать я тебе дам», открывал сейф, доставал документы, водил пальцем по графику, укрепленному кнопками на стене.
Потом подошли какие-то женщины с кипами каких-то бумаг.
— Извините, — вспомнил о Базанове Анатолий, — я должен их отпустить. Они опаздывают на самолет.
Всесильный профессор чувствовал себя так, будто по нему, безвольному, растерянному, раздавленному, взад-вперед ходил тяжелый каток. Контраст между тем, что он знал, умел, мог в своей лаборатории и здесь, среди занятых, поглощенных своими делами людей, для которых он представлял лишь досадную помеху, казался разительным и непостижимым. Этот юноша Анатолий, который в другой ситуации краснел бы, робел и пыжился, пытаясь ответить профессору на экзамене, здесь, в вышестоящем, руководящем учреждении, владел какими-то чудесными, недоступными профессорскому пониманию искусством и властью.
Наконец Анатолий взял письмо и, заглядывая в него, принялся перелистывать нечто похожее на амбарную книгу. Он поставил шариковой ручкой галочку, написал прямо на первом драгоценном экземпляре письма несколько слов и сказал:
— Вы проходите у меня только по одной позиции. Сотрудницы, которая занимается другими позициями, сейчас нет. Оставьте письмо и позвоните мне завтра по этому телефону. Спросите Шарашкова.
— Шарашков это вы? — поинтересовался Базанов.
— Шарашков это я.
Назавтра Базанов звонил с утра. Шарашков вышел. Шарашков будет чуть позже. Базанов звонил каждые четверть часа до тех пор, пока ему не сообщили, что Шарашков уехал в другой главк и его сегодня не будет.
Не удалось застать Шарашкова и на следующий день. Когда Базанов дозвонился, Шарашков сразу узнал его:
— А, привет, это вы! Не вышла еще та сотрудница. Заболела. Вы уж потерпите немного.
Дольше терпел.
Потом, когда сотрудница вышла на работу, выяснилось, что ждать ее возвращения не требовалось. Анатолий просил Базанова снова приехать (или кого-нибудь прислать), чтобы перепечатать письмо в соответствии с той правкой, которую он, Анатолий Шарашков, счел необходимым произвести.
— У вас что, напечатать некому?
— Сейчас некому, — признался Анатолий. — Запарка, все заняты, печатать совсем некому. Если хотите, ждите. Но вы ведь просили побыстрее.
Письмо перепечатали, завизировали у кого требовалось, вновь отправили в главк, но почему-то оно опять вернулось в институт вместе с запиской, содержащей вопрос, который уже задавал Базанову начальник отдела материально-технического снабжения тов. Удальцов: какова потребность в заказываемом оборудовании по главку в целом? Ответить на этот вопрос не мог никто: ни главк, ни институт.
Да что там говорить, Базанов был совершенно не приспособлен к такого рода деятельности, она вызывала у него нечто похожее на сенную лихорадку с кашлем, насморком и слезами. Отсюда преувеличения, подозрительное отношение к любым деловым бумагам. Ведь доставали же другие начальники лабораторий то, что им было нужно. И письма писали. И в главк ездили.
Базановская кампания, связанная с приобретением лабораторного оборудования, совпала, с эпопеей общеинститутского масштаба под названием «Рафинит».
Почему так остро переживал Виктор то, что у других вообще не вызывало никаких чувств? Ведь он умел быть не только стойким, но и жестоким, прямо-таки твердокаменным — с той же Ларисой, которая его обожала, с Френовским, который его ненавидел. Почему какие-то мелкие чиновники или чьи-то чужие грехи (разработкой «Рафинита» наш институт никогда не занимался) могли свалить его с ног? Или сказывалась накопленная годами усталость?
Идея создания очистительной системы «Рафинит» первоначально возникла в воображении трех специалистов: инженера Радлова, главного инженера Филоненко и начальника лаборатории Нитшулера. Дитя появилось на свет в те далекие дни, когда мы с Базановым начинали свою трудовую деятельность. Если я что-то и слышал раньше о «Рафините» от бывшего заведующего нашего отдела И. Ю. Булле, то Базанов, сдается мне, узнал о ней только на заседании ученого совета, где заслушивался ход и итоги выполнения многолетних работ.
Некогда у главного инженера предприятия один из цехов оказался под угрозой закрытия из-за обилия ядовитых сточных вод. Возникла мысль обратиться за помощью в научно-исследовательский институт, где работал его знакомый — некто Нитшулер. Сам Филоненко ничего не мог сделать, поскольку не был специалистом по очистке сточных вод, как, впрочем, и Нитшулер. Звено Филоненко — Нитшулер возникло лишь потому, что Нитшулер знал такого специалиста — человека по фамилии Радлов. В задачу Радлова входило добавление нескольких конструктивных практических соображений к принципиальной идее соавторов, вернее, к их желанию помочь производству. Нитшулер рассчитал экономическую эффективность будущей разработки, а Филоненко связался с коллегами на других заводах. Когда выяснили число заинтересованных лиц и подсчитали экономию ценных металлов, они поняли, что пришло их время.
Только бы не подвел Радлов. Но Радлов — увы! — подвел. Набросав эскиз будущей установки, каждый узел которой требовал тщательных расчетов и экспериментальной проверки, Радлов скоропостижно скончался, оставив жену, двух взрослых детей и первые две буквы названия будущего проекта — «Ра». Поскольку горшки обжигают не боги, а люди, то соавтором Радлова — Филоненко («фи») и Нитшулеру («нит») — предстояло не только перенести тушью на ватманский лист черновой эскиз проекта, но и обойти с ним все инстанции, дабы доказать необходимость работ по созданию очистительной системы «Рафинит». Многочисленными вопросительными знаками, поставленными Радловым на схеме, решили не перегружать чертеж и не вносить их в объяснительную записку, ибо это могло сильно затормозить финансирование новой темы. Словом, избавленное от досадных мелочей предложение выглядело теперь настолько убедительно, будто речь шла не о заманчивой идее, а о готовом проекте.