Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 70



A

Повести и рассказы, вошедшие в сборник, посвящены судьбам современников, их поискам нравственных решений. В повести «Судья», главным героем которой является молодой ученый, острая изобразительность сочетается с точностью и тонкостью психологического анализа. Лирическая повесть «В поисках Эржебет Венцел» рисует образы современного Будапешта. Новаторская по характеру повесть, давшая название сборнику, рассказывает о людях современной науки и техники. Интерес автора сосредоточен на внутреннем, духовном мире молодых героев, их размышлениях о времени, о себе, о своем поколении.

Самолеты на земле — самолеты в небе

ПОВЕСТИ

СУДЬЯ

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

В ПОИСКАХ ЭРЖЕБЕТ ВЕНЦЕЛ

ЧЕТЫРЕ АЭРОДРОМА

КИНЕТИКА

ПРАЗДНИЧНАЯ ХЛОПУШКА, ИЛИ КОЛЛЕКЦИЯ ПАНА ПОВОНДРЫ

КОНТУРЫ ПЕШТА

ПРИЕМ

ГОРА

ЛИЦО БУДЫ

МАТЬЯШ

ГОЛОС ЭРЖЕБЕТ ВЕНЦЕЛ

СВОРАЧИВАНИЕ ФЛАГОВ

«БЛОУАП»

САБАДШАГ ХИД — МОСТ СВОБОДЫ

SZÉPMŰVÉSZETI MÚZEUM

ТЕНЬ В ДУНАЕ

САМОЛЕТЫ НА ЗЕМЛЕ — САМОЛЕТЫ В НЕБЕ

РАССКАЗЫ

НОВЫЙ ДОМ АБДУРАХМАНА

ТОВАРИЩ МКРТЧАН, ШУБЕРТ И ДРУГИЕ

ЖИЗНЬ В САДУ

ОБ АВТОРЕ

notes

1



2

Самолеты на земле — самолеты в небе

ПОВЕСТИ

СУДЬЯ

Так пел я, пел и умирал.

И умирал и возвращался

К ее рукам, как бумеранг,

И — сколько помнится — прощался.

Пастернак

1

Меня зажали со всех сторон. Машины справа, слева — всюду. Скорее бы выбраться из города. За мостом стало свободнее, и я прибавил скорость. Только бы успеть убежать.

Знак на шоссе «Скорость не более 40 километров в час». Серый домик. На обочине несколько изуродованных машин. Помятые бока, разбитые стекла. Пост ГАИ и БД. Предлагают остановиться.

— Почему выезжаете в таком виде на линию?

Инспектор оглядывает машину, потом меня.

Я стараюсь собраться с мыслями. 31 августа 1967 года я ехал на автомашине в силу причин и обстоятельств, разбор которых занял бы слишком много времени..

— Видите ли…

Постараюсь объяснить инспектору так, чтобы получилось убедительно. Придется начать издалека.

— Видите ли, в поселке Лукино, где я родился и оставался вплоть до окончания средней школы и поступления в университет, я имел бы возможность… Я объясню, если это не отвлечет нас от основной темы… Я имею в виду… Если учесть то обстоятельство, что как житель сельской местности я долгое время проживал безвыездно в большом городе, в то время как с детства моим любимым занятием было посещение близлежащих лесов… Только не подумайте, что я уклоняюсь от прямого ответа. Я пытаюсь ответить как можно короче. Мне тридцать лет, женат, дети есть, преподаю специальный курс, веду общественную и научно-исследовательскую работу в области, название которой навряд ли представит для вас интерес, и поэтому я позволю себе пока опустить эти сведения. Десять лет, если считать также работу в научно-студенческом обществе, я целиком отдал проблеме, как мне казалось, чрезвычайно важной, хранил ей верность, достойную, очевидно, лучшего применения…

Почему я выехал в таком виде на линию? Видите ли, в связи с сильным переутомлением, а также учитывая то обстоятельство, что сегодня 31 августа, дата для меня в некоторой степени торжественная… Я позволил себе этот автопобег, простите, автопробег, который…

Или он думает, что я пьян?

— Вы имеете в виду вмятину на крыле?

— Предъявите акт.

— У меня его нет. Я ударил машину вечером в темноте о железную балку. Во дворе никого не было, и я не смог оформить своевременно.

— Почему я должен верить? Может, вы человека сбили. Придется задержать документы.

— Товарищ инспектор!

— Вы не имели права выезжать на линию с неисправностью.

— Машина исправна.

— А эта вмятина на крыле?

— Вот! — Мне наконец удается поймать нить. — Именно с намерением ликвидировать вмятину я выехал на линию с неисправностью, поскольку сам не имею достаточной квалификации и жестяным работам не обучался. На станции обслуживания, которая находится в нескольких километрах от вашего поста…

— Не имели права выезжать на линию с неисправностью, — повторяет инспектор сухо.

— Что было делать?

Неужели заберет документы и снимет номер?

Мы входим в деревянный домик, оборудованный грубосколоченным столом и лавкой. Инспектор из кипы чистых бланков берет один, макает перо в чернильницу.

— Товарищ инспектор!

На кончике пера застрял волосок. Его нужно снять и еще раз обмакнуть перо, так как все чернила сошли.

— Товарищ инспектор! Мою вину… безусловно, без всяких сомнений достаточно серьезную, я осознаю до конца, и ваше справедливое замечание…

Инспектор задумчиво смотрит в окно, из которого видно шоссе с зеленой разделительной полосой. Маленькие разноцветные жучки беззвучно ползут из города и в город. Приближаясь, они превращаются в крупных медлительных животных. Скорость не более сорока километров в час.

А из-за горизонта вновь возникают маленькие блестящие панцири. Там идет борьба за первые места у правой кромки шоссе. У дорожного знака игра в перегонки на время прекращается, и машины ведут себя как приодетые образцово-показательные школьники на торжественной линейке. Только зеленая «Волга» упрямо добивается первого места.

Инспектор отрешенно смотрит на дорогу. Что сказать ему? Какие слова позволят объяснить смысл происходящего? Как передать состояние, заимствованное, должно быть, из арсенала пятнадцатилетней юности, — состояние замороженности всех чувств?

Инспектор кладет ручку на стол и выходит из домика неторопливой походкой дирижера большого оркестра. Едва заметный взмах руки — и зеленая «Волга», похожая на кузнечика-богомола, замирает в испуге, словно надеясь, что защитная окраска и неподвижность помогут ей остаться незамеченной.

— Товарищ инспектор!

Он смотрит удивленно, как будто за эти несколько мгновений успел забыть, как я выгляжу, и лицо его выражает недовольство. Я почему-то все еще здесь.

— Забирай документы.

Я наконец замечаю, что инспектор лет на пять моложе меня. Он искоса смотрит на зеленую «Волгу», на спешащего к нему водителя и, предвкушая удовольствие, хмурит брови.

— Уезжай, пока не передумал.

С авторемонтной станции, находящейся в нескольких километрах от поста ГАИ, я уехал, не дожидаясь, когда высохнет грунт на выправленном крыле. Я спешил. После городских улиц езда по широкому шоссе воспринималась как купание в море сразу после двухчасового перелета в Крым, случайного транспорта из аэропорта и полуторачасовой тряски в автобусе, который должен привезти наконец к морю.

Шоссе расплывалось у горизонта. Блестели лужи нагретого воздуха. Меня обогнало несколько машин, а вот и еще одна. Уже включена правая мигалка, хотя мы идем нос в нос, и, охваченный горячкой гонки, я чуть прибавляю скорость. На спидометре девяносто пять, сто, мы не уступаем друг другу, словно оба боимся упустить некий последний шанс первенства, а на повороте человек мечется по шоссе. Из-за деревьев его не было видно раньше. Самоубийца! Я затормозил. Голову зажало в тиски. Небольшой поворот винта — и она расколется с треском, как грецкий орех.