Страница 44 из 124
— Человек с двоящимися мыслями? Это не мой перевод.
— На самом деле это мой. Поскольку записывал я… — удовлетворенно заметил он. — «…он человек с двоящимися мыслями и непостоянен в путях своих. Да хвалится убогий брат возвышением своим, а богатый — унижением своим. Блажен тот, кто переносит испытание, ибо, пройдя его, получит венец». Потом шло это: «И на этом мы перейдем в Рим», что, как уже отметил капитан, является подсказкой, которая говорит нам о городе, где проходит первое испытание Чистилища. И, наконец: «Храм Марии прекрасно украшен».
— Прекрасно украшен, — с некоторым отчаянием повторила я. — Речь идет о прекрасном храме, посвященном Богородице. Это, несомненно, ключ, чтобы найти место, но не очень-то конкретный ключ. Разгадка — не сама фраза, она во фразе. Но как ее отыскать?
— Все посвященные Деве Марии церкви в Риме прекрасно украшены, так ведь?
— Только посвященные Деве Марии, профессор? — подшучивая, переспросил Глаузер-Рёйст. — Все церкви в Риме прекрасно украшены.
Сама того не осознавая, я без видимой причины встала и подняла вверх правую руку. Мой разум блуждал в словах.
— Как звучит эта фраза по-гречески, Фараг? Ты переписал текст оригинала?
Профессор, хмурясь, посмотрел на меня и задержал взгляд на моей руке, загадочно подвешенной в воздухе на невидимом проводе.
— У тебя что-то с рукой?
— Фараг, ты переписал текст? Переписал сам оригинал?
— Ну нет, Оттавия, не переписал, но я приблизительно помню.
— Приблизительно не годится, — воскликнула я, опуская руку в карман халата, который по привычке продолжала надевать: без него я не могла находиться в лаборатории. — Мне нужно вспомнить, как точно были написаны слова «прекрасно украшен». «Калос кекосметаи»[25]? У меня предчувствие!
— Ну-ка… Дай-ка припомнить… Да, я уверен, там говорилось «το ιερον της Παναγίας καλως κεκοσμεται» — «храм Святейшей прекрасно украшен». «Панагиас» — «Всесвятая» или «Святейшая», так греки называли Богородицу.
— Конечно! — с восторгом воскликнула я. — «Кекосметаи»! «Кекосметаи»! Санта-Мария-ин-Космедин!
— Санта-Мария-ин-Космедин? — переспросил Глаузер-Рёйст с недоумением на лице.
Фараг улыбнулся:
— Невероятно! В Риме есть храм с греческим названием? Святая Мария Прекрасная, Красивейшая… Я думал, тут все на итальянском или на латыни.
— Это не просто невероятно, — проговорила я, вышагивая взад и вперед по моей маленькой лаборатории, — потому что, кроме всего прочего, это одна из самых любимых моих церквей. Я хожу туда не так часто, как хотелось бы, потому что она далеко от дома, но это единственный в Риме храм, где ведутся богослужения на греческом языке.
— Не помню, чтобы я там бывал, — заметил Кремень.
— Капитан, вы когда-нибудь клали руку в «Уста истины»? — спросила я. — Ну да, вы знаете, в это ужасное изваяние, которое, по легенде, кусает лжецов за пальцы.
— Ах да! Конечно, я был у «Уст истины». Это римская достопримечательность.
— Ну вот, «Уста истины» расположены в портике церкви Санта-Мария-ин-Космедин. Люди со всех концов земли высаживаются из автобусов, заполоняющих площадь возле церкви, выстраиваются в очередь в портике, подходят к голове, засовывают ей руку в рот, непременно фотографируются и уезжают. Никто не входит в храм, никто его не видит, никто не знает о его существовании, а между тем это одна из самых красивых церквей Рима.
— «Храм Марии прекрасно украшен», — процитировал Босвелл.
— Но, доктор, почему вы уверены, что речь идет об этой церкви? Я же говорил, в этом городе сотни прекрасных церквей!
— Нет, капитан, — возразила я, останавливаясь перед ним, — это не только потому, что она красива, хоть это, безусловно, так, и не потому, что ее еще больше украсили византийские греки, прибывшие в Рим в VIII веке, избегая иконоборческих раздоров. Это потому, что фраза из надписи в катакомбах Святой Лючии прямо указывает на него: «Храм Марии прекрасно украшен» — «калос кекосметаи»… Разве не видите? «Кекосметаи», Космедин.
— Оттавия, он не может понять, — упрекнул меня Фараг. — Капитан, я вам объясню. Слово «Космедин» происходит от греческого «космидион», что означает «украшенный, убранный, прекрасный»… От этого слова происходит, к примеру, и слово «косметический». «Кекосметаи» в нашей фразе — это глагол в пассивной форме. Если мы уберем приставку «ке-», единственной функцией которой является идентификация совершенного вида глагола, останется «косметаи», слово, как видите, однокоренное со словами «космидион» и «Космедин».
— Ставрофилахи указывают на церковь Санта-Мария-ин-Космедин, — с полной уверенностью заявила я. — Нам остается только отправиться туда и убедиться в этом.
— Перед этим мы должны просмотреть заметки о первом уступе Дантова Чистилища, — заметил Фараг, открывая мой экземпляр «Божественной комедии», лежавший на столе.
Я начала снимать халат.
— Очень хорошо, а я пока займусь срочными делами.
— Доктор, ничего более срочного нет. Сегодня же вечером мы должны отправиться в Санта-Марию-ин-Космедин.
— Оттавия, когда нужно читать Данте, ты всегда удираешь.
Я повесила халат и обернулась к ним.
— Если мне снова придется ползать по земле, спускаться по пыльным ступенькам и лазать в неисследованных катакомбах, мне нужна более подходящая одежда, чем та, которой я пользуюсь для работы в Ватикане.
— Ты что, пойдешь покупать одежду? — удивился Босвелл.
Я открыла дверь и вышла в коридор.
— Только куплю себе брюки.
Я никогда не пошла бы в церковь Санта-Мария-ин-Космедин, не прочитав десятую песнь Дантова «Чистилища», но в обед магазины закрывались, и у меня оставалось не так уж много времени на покупку того, что мне было нужно. Кроме того, я хотела позвонить домой и узнать, как дела у матери и всех остальных домочадцев, а для этого мне было нужно немного покоя.
Когда я вернулась в архив, мне сказали, что Фараг с капитаном обедают в ресторане «Дома», так что я заказала себе бутерброд в кафетерии для работников архива и закрылась в лаборатории, чтобы спокойно прочитать рассказ о бедствиях, которые должны были свалиться на нас сегодня вечером. Я никак не могла выбросить из головы хитрость с таблицей умножения, с помощью которой я разрешила загадку входа. Я все еще видела, как, семи-восьми лет от роду, я сижу на кухне над школьными уроками, а стоящий рядом Чезаре объясняет мне суть трюка. Как возможно, чтобы простая детская уловка превратилась в испытание в процессе инициации секты с тысячелетней историей? Я находила этому всего два объяснения: во-первых, то, что много веков назад почиталось за высшее достижение науки, сейчас свелось до уровня начальной школы, а во-вторых, это, конечно, неслыханно и поверить в это сложно, но мудрость прошлого может проходить через века, прячась под личиной каких-то народных обычаев, сказок, детских игр, легенд, традиций и даже, на первый взгляд, совершенно безобидных книг. Чтобы обнаружить ее, нужно только изменить мировоззрение, сказала я себе, понять, что наши глаза и уши — лишь слабые инструменты восприятия окружающей нас сложной действительности, открыть наш разум и отбросить предрассудки. И именно этот удивительный процесс начал происходить со мной, хотя я и понятия не имела почему.
Я уже не могла читать Дантов текст с давешним равнодушием. Теперь я знала, что за этими словами кроется более глубокий смысл, чем могло бы показаться. Данте Алигьери тоже стоял перед изображением ангела-хранителя в катакомбах Сиракуз и тянул за те же самые цепи, которые держала в руках я. Кроме всего прочего, это заставляло меня почувствовать некую общность с великим флорентийским писателем, и меня поражало, что он решился написать «Чистилище», зная, а он наверняка знал, что ставрофилахи никогда ему этого не простят. Быть может, его литературные амбиции не имели границ, быть может, он хотел доказать, что он — новый Вергилий, получить тот лавровый венок, награду поэтов, который украшал все его портреты и который, по его словам, был единственным, чего он жаждал. В Данте жило непреодолимое желание войти в историю как величайший писатель всех времен, и он неоднократно заявлял об этом, поэтому для него, вероятно, было крайне тяжело видеть, как течет время, как он становится старше, так и не достигнув исполнения своей мечты, и так же, как Фауст несколько веков спустя, он, очевидно, решил, что может продать душу дьяволу, чтобы обрести славу. Он воплотил свою мечту в действительность, хоть и заплатил за это собственной жизнью.
25
«Калос кекосметаи» — фонетическая транскрипция греческого «καλως κεκοσμεται» («прекрасно украшен»).