Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 124

Единственным, кто довольно часто выходил оттуда, был капитан. Кроме того, что у него были обычные встречи с государственным секретарем Анджело Содано, на которых он информировал кардинала о продвижении расследования, Глаузер-Рёйст ночевал в казарме швейцарской гвардии (у офицеров и унтер-офицеров там были отдельные комнаты) и иногда проводил там по нескольку часов, тренируясь на стрельбище и решая проблемы, о которых мы не имели ни малейшего понятия. Загадочный человек был этот капитан Глаузер-Рёйст: сдержанный, немногословный, почти всегда молчаливый, а иногда даже немного зловещий. По крайней мере так казалось мне, потому что Фараг так не считал. Он был уверен, что Глаузер-Рёйст — простой и приятный человек, который страдает от того, какую работу ему приходится делать. Они много говорили в Египте во время многочасовой поездки на джипе, когда проехали из одного конца страны в другой, и хотя капитан не открыл ему, в чем заключались его обязанности, Фараг почувствовал, что они не слишком ему по сердцу.

— Ну а что еще он тебе говорил? — спросила я, умирая от любопытства, однажды, когда мы вдвоем сидели в моей лаборатории и работали (наконец-то!) над одним из последних двойных листов кодекса. — Упомянул какие-то детали, или рассказал о себе, или проговорился про что-то интересное?

Фараг от души рассмеялся. Белые зубы заблестели на фоне темной кожи.

— Единственное, что я помню, — весело сказал он, стараясь скрыть арабский акцент при произношении, — это что он сказал, что пошел в швейцарскую гвардию, потому что там служили все члены его семьи с тех пор, как его предок, командир швейцарской гвардии Каспар Рейст, спас Папу Климента VI от войск Карла V во время разграбления Рима.

— Вот так да! Значит, капитан из знатной семьи!

— Еще он сказал, что родился в Берне и окончил университет в Цюрихе.

— И что он изучал?

— Агрономию.

Я оторопела.

— Аграрную инженерию?..

— А что в этом такого? — удивился он. — Ну, может, это тебе больше понравится: кажется, он сказал, что окончил еще Римский университет по специальности «Итальянская литература».

— Не могу себе представить, чтобы он строил парники для овощей-фруктов, — наугад произнесла я, все еще находясь под впечатлением.





Фараг так рассмеялся, что ему пришлось утирать слезы ладонями.

— Ты невыносима! Вбила себе что-то в голову и… — Он на секунду взглянул на меня блестящими глазами и тут же качнул головой и ткнул пальцем в диплом, который мы так и не закончили. — Может, вернемся к работе?

— Да, так будет лучше. Мы остановились здесь. — И я отметила ручкой точку посредине второго столбца страницы.

Когда персидский царь Хосрой II захватил Иерусалим в 614 году, братство ставрофилахов вступило в полосу кризиса. После победы Хосрой увез Животворящее Древо в Ктесифон, столицу империи, и положил его у ног своего трона как символ собственной божественности. Самые слабые члены братства в страхе бежали и рассеялись, а те немногие, кто остался под руководством Катона XXXVI, считая себя виновными в утрате реликвии, принялись искупать свое мнимое нерадение ужасными постами, епитимьями, бичеваниями и приношением разных жертв. Некоторые даже умерли от ран, нанесенных самоистязанием. Прошло пятнадцать горестных лет, на протяжении которых византийский император Ираклий продолжал воевать с Хосроем II, пока окончательно не одолел его в 628 году. Вскоре после этого, во время волнующей церемонии, проведенной 14 сентября того же года, Истинный Крест вернули в Иерусалим, и сам император пронес его через город. Ставрофилахи почтили это событие активным участием в процессии и в торжественном религиозном обряде воздвижения реликвии на ее место. С тех пор этот день, 14 сентября, навсегда отмечен в церковных календарях как праздник Воздвижения Честного Креста Господня.

Но время горестей не кончилось. Всего девять лет спустя, в 637 году, к воротам Иерусалима подошла другая могучая армия: мусульмане во главе с халифом Омаром. К тому времени у братства был новый, тридцать седьмой, Катон, носивший ранее имя Анастасий, который решил, что нечего сидеть сложа руки при виде приближающейся опасности. Когда по городу распространились вести о новом нашествии, Катон XXXVII выслал для переговоров с халифом группу старших ставрофилахов. Был подписан секретный договор, и сохранность Честного Креста была гарантирована в обмен за помощь братства в поисках христианских и иудейских сокровищ, тщательно спрятанных горожанами, как только те узнали о приближении мусульман. Омар выполнил свое слово, а ставрофилахи — свое. На протяжении многих лет был мир, и все три монотеистические религии — христианская, иудейская и мусульманская — мирно сосуществовали.

В этот период затишья братство в корне преобразилось. Усвоив урок с потерей Честного Креста во время персидского нашествия и с отличным результатом своего позднейшего договора с арабами, как никогда убежденные в том, что их простая миссия заключалась сугубо в охране Святого Древа, ставрофилахи стали более скрытными, менее зависимыми от патриархатов, более незаметными, а также намного более могущественными. В их рядах появились люди из лучших семейств Константинополя, Антиохии, Александрии, Афин и итальянских городов Флоренции, Равенны, Милана, Рима… Это уже не была группка крепких парней, готовых загрызть паломников, осмелившихся прикоснуться к Кресту Господнему. Это были хорошо обученные, образованные люди, скорее военные и дипломаты, чем дьяконы и монахи.

Как они этого добились? Да сделав то, что еще в IV веке предлагал Катон II: установили некоторые правила приема. Новые члены братства должны были уметь читать и писать, владеть латынью и греческим, знать математику и музыку, астрологию и философию, а кроме того, пройти определенные испытания на физическую силу и выносливость. Постепенно ставрофилахи стали важной независимой организацией, радеющей о выполнении своей особой миссии.

Проблемы начались с прибытием новых волн паломников из Европы, среди которых были люди разных классов и сословий, но преобладали бродяги, нищие, воры, аскеты, искатели приключений и мистики; живописные персонажи, искавшие себе место, где можно было жить и умереть. В IX и X веках ситуация ухудшилась, халифы Иерусалима перестали проявлять такое великодушие, как Омар, и запретили латинянам вход в святые места. В 1009 году халиф Аль-Хакем, сумасшедший, с которым у Иерусалимского патриархата и у самого братства уже бывали серьезные проблемы, приказал разрушить все немусульманские святилища. Пока воины Аль-Хакема ровняли с землей церковь за церковью и храм за храмом, ставрофилахи бросились спасать Крест и спрятали его в месте, приготовленном ими на такой случай: в потайном склепе под самим храмом Гроба Господня, где обычно хранилась реликвия. Они смогли уберечь ее от уничтожения, но ценой жизни нескольких ставрофилахов, которые вступили в рукопашный бой с солдатами, чтобы их братья смогли добраться до потайного места.

Вечером Пасхального воскресенья отдел фотографической репродукции закончил 182-й, последний, диплом, а два дня спустя, в первые дни мая, мои помощники завершили палеографический анализ. Оставалось только закончить мою работу, самую медленную и кропотливую, так что силы были перегруппированы, и другие отделы, которые уже закончили со своим заданием, от этой работы освободили, а весь мой отдел взялся за переводы. Таким образом, мы с Глаузер-Рёйстом и Фарагом смогли усесться поудобнее и читать страницы, которые нам доставляли из лаборатории.

В 1054 году, не став ни для кого неожиданностью, произошел великий раскол христианской церкви. Христиане римского и православного обряда вступили в открытый конфликт из-за ничтожных теологических нюансов и раздела власти (Рим хотел, чтобы Папа был признан единственным правонаследником Петра, а Патриархи отвергли эту идею, говоря, что все они являются законными преемниками апостола, следуя примеру первых христианских общин). Ставрофилахи не стали ни на чью сторону, несмотря на то, что их положение, таким образом, становилось невыносимым. Они оставались верны лишь себе и Кресту, и их отношение ко всем остальным характеризовалось глубоким недоверием, которое с каждыми новыми политическими или религиозными волнениями становилось все более и более явным.