Жизнь начинается сегодня

Влас присел на завалинку возле своей избы. Темные и нудные мысли придавили его.

Но вот в дальнем конце улицы затарахтела телега. Бурая пыль взмыла и поплыла сюда, в эту сторону, где сидел Влас. Вместе с грохотом телеги из бурого облака пыли послышались громкие, веселые вскрики!..

— Шевели! Ччорт! Шевели веселее!..

Влас поспешно вскочил на ноги. Он узнал голос сынишки.

Филька катил, героем стоя в телеге. Он правил дальше, мимо своего дома, но, увидев вышедшего на средину улицы, наперерез ему, человека, придержал лошадь и кубарем вылетел из телеги:

— Ух! Тятька!.. Пришел?!

— Ну, ну, я! — растроганно сказал Влас, подхватывая одной рукой Фильку. — Я самый!

— Ух!.. — захлебнулся Филька и вдруг припал к отцовскому боку, пряча стыдные и неотвязные слезы.

Вечером отдохнувший и помывшийся в бане Влас сидел на кухне среди знакомых и привычных вещей и прислушивался к веселому гомону, который подняли пришедшие навестить его соседи. Марья хлопотала возле самовара, время от времени выходя к свету, поближе к Власу, и украдкой взглядывая на него. Зинаида рылась в своем сундучке и отбирала чистую наволочку на постель отцу. Из чужих были Николай Петрович, Никоныч и еще несколько коммунаров.

Филька вертелся возле отца и сиял.

Было уже о многом переговорено. Влас уже успел несколько раз рассказать про несчастье со своей рукой. Уже и ему рассказали про многие здешние дела и раньше всего о том, как подстрелили Василия и как засыпался с ружьем шелестихин зять Синюхин. Уже несколько раз обжегся Филька радостным смущеньем от отцовской похвалы за сметливость и догадку. И наступала минута, когда должны были на время иссякнуть взаимные расспросы и рассказы и мог появиться прямой, в упор поставленный Власу вопрос:

— Стало быть, ты совсем теперь?

Но, мягко скрипнув, открылась дверь и на кухне появился Василий.

— Здравствуй-ка, Влас Егорыч! — шумно поздоровался он с хозяином. — Слышу, ребята сказывают, Медведев воротился, — я и пришел своими глазами поглядеть! С приездом, значит, тебя!

— Здравствуй, — суховато и сдержанно ответил Влас.

— Гляди! — весело удивился Василий, усмотрев завязанную руку Власа. — Одинакие мы с тобою! Одна мета? Это как тебя? Тоже кулацкая памятка? — И, не дожидаясь ответа, перескочил на другое: — Пришел ты, ну вот, обсмотри как мы тут бьемся да воюем! Обсмотри, что набуровили! Страдаем да в гору лезем! Коммуна!..

— Пока еще ничего не видал, — обронил Влас.

— Увидишь! Увидишь, Влас Егорыч. Горим мы. Скрывать, конечно, не буду про промашки, а горим! На поправку выходим! Обязательно выходим!

У Василия в голосе была горячая уверенность. Влас взглянул на его лицо и невольно подумал с неожиданным изумлением: «Совсем другой Васька стал?»

— Обложило нас округом кулачье, а все ж таки не сдаемся! — продолжал Василий. — Побеждаем.

— Ишь, как ты шумишь! — усмехаясь, вмешался в разговор Николай Петрович. — С наскоку ты! Сразу на Власа Егорыча накинулся. Он ведь наших дел здесь толком не знает. Чего ты путаешь человека?!

— Я-то путаю! — весело забушевал Василий. — Сказал тоже! Да Власа Егорыча разве спутаешь? Он крепкий, понимающий!..

Влас недоверчиво вслушался в крикливый голос Василия и опасливо сообразил: «Надсмехается, что ли?»

Но Василий не насмехался. Василий прошел к столу и уселся поближе к Медведеву.

— Да вот сам увидишь, Влас Егорыч, — обратился, он к Власу. — Войдешь в коммуну, станешь об делах болеть, как многие...

Нетвердая усмешка скользнула на губах Власа и бесследно растаяла.

— Мне сроку тут гостить немного более недели. Обратно на работу обязан оборочаться...

— Контрахт у тебя, — понимающе мотнул головой Василий. — Вроде как договор. Понимаю... Хорошо тебе в городе было, работенка подходящая?

Опережая отца, Филька горделиво крикнул:

— Он награжденный! Об ем в газете писали! Во!

— Ты... — улыбнулся Влас, делая слабую попытку остановить сынишку. — Расхвастался!

— Я правду говорю! — вспылил Филька.— Ты, тятя, расскажи. Пущай знает.

— Ладно, ладно! — строже сказал Влас сыну.

— Награжденный! — засветилось лицо Василия острым вниманием. — За что же это?

— Не слушай ты его, — уклонился Влас от ответа. — Чего ты с малого возьмешь!

Но вмешался Николай Петрович. Поглядывая смеющимися глазами на Медведева, он укоризненно покачал головою:

— Зачем же ты скрываешь, Влас Егорыч? Мы кое-что знаем. Премировали тебя, сказывают, за хорошую, за ударную работу на стройке.

— Что ж с того? — махнул рукою Влас.

— Отличили?! — вгляделся Василий в Медведева, словно впервые видел его. — Я радый за тебя. Настоящего человека везде отличат! Это уж как в аптеке верно.

— Выкушай, Василий Саввич, чашечку чайку, — протягивая налитую чашку, попотчевала Марья гостя. — Поддержи компанию.

Василий не отказался. Он слил горячий чай в блюдечко и, по-детски смешно вытянув губы, стал дуть, чтобы чай немного остыл.

— От чаю я не отпорен... — после нескольких глотков объяснил он, — а тут у вас выходит вроде праздника... Право слово, как праздник!

Влас снова насторожился: опять ему показалась насмешка в словах Василия. Но Василий говорил, видимо, от души. И тогда Влас нащупал на столе блюдце с конфетами, гостинцами, которые он принес из городу, и, пододвигая Василию, радушно сказал:

— Бери кисленьких. С кисленькими скусней.

За столом стало легко, повеяло согласием и дружелюбием. Отхлебывая чай с блюдца, Василий непринужденно и просто говорил обо всем, что ему приходило в голову. А Влас внимательно вслушивался в его слова и наполнялся какой-то благодарностью к нему за то, что он не лезет с расспросами, не ворошит старого.

И, выждав небольшую остановку, краткий передых в болтовне Василия, Влас встрепенулся и заговорил. Что-то подтолкнуло его изнутри, и он стал рассказывать про город, про стройку, про себя и людей, которые там его окружали. Оживление охватило его. Он сам увлекся тем, о чем рассказывал. Как бы переживая снова все, что с ним было в городе, на работе, он зажегся близкими воспоминаниями, его голос зазвучал громко и властно, он стал уверенным и что-то крепко и убежденно знающим, — таким, каким был прежде, до ухода из дому.

Его рассказ захватил всех. Особенно Фильку и Василия. Они слушали его жадно, как слушают увлекательную сказку. Насторожились и остальные.

О многом рассказал Влас. О себе, о стройке, о людях. Даже о базаре, на котором его так поразила жадность мужицкая, деревенская. Вспомнив о крестьянах, торговавших разной снедью и упрямо, с какой-то затаенной злобой, словно мстя за что-то, не уступавших городским ни копейки с заломленной непомерно высокой цены, Влас в сердцах сказал:

— Рвут! Прямо последнюю шкуру с людей сдирают.

И Василий уверенно заключил:

— Единоличники, которые вроде в кулаках да в подкулачниках...

О многом рассказал Влас. Но на одном осекся, замялся. Вдруг стало неловко и вроде как будто стыдно рассказывать о встречах с Некипеловым. И потому Влас сразу оборвал свои рассказы и нахмурился.

Но неугомонный Василий поразил, словно ударил:

— А ты там, Влас Егорыч, невзначай не натакался на след Некипелова Никаношки? — с веселой догадкой спросил он.

Влас ответил не сразу. Горячей волной удалила кровь в его голову: вот-вот оборвет, срежет бранным, злым словом бывшего балахонского жителя. Но, сдержавшись и потушив в себе ненужный и беспричинный гнев, он немного хрипло и приглушенно признался:

— Было дело... Раза два попадался он мне. Встречал.

— Да ну!?.. — оживились кругом и придвинулись потеснее к Власу. И даже Зинаида бросила свое что-то, домашнее, и насторожилась, услыхав последние слова отца.

— Встречал... — повторил Влас и с тоскою подумал о том, что, выходит, как будто и зазорно, что были у него эти встречи с опороченным человеком.

— Он сбежавши, — напомнил Василий. — Ему бы надо у чорта на куличках пребывать. А он ловчило! Ходит себе по городу, красуется! И Петька его там где-то обосновался... Не берет никакая кумуха кулацкую породу.