Страница 34 из 100
Хорошо известно, что «Феноменология духа» начинается с апологии, просто апофеоза системности, отождествляемой с подлинной научностью, с самой истиной. Но почему же Гегель после создания «Феноменологии духа» будет существенно иначе понимать идею системности и пойдет по иному пути в организации собственной системы философии? («Феноменология…» впервые была издана с таким общим заголовком: «Система науки Г.В.Ф. Гегеля. Первая часть. Феноменология духа». Имелось предуведомление, извещающее, что публикуется основополагающая первая часть системы и что за ней последуют «прочие части» философии – науки о природе и духе. Эти части тогда не появились, что не случайно: прочие разделы системы возникли впоследствии, но уже не на фундаменте феноменологии. Феноменология в дальнейшем уже никогда не будет фигурировать в качестве первой – в смысле основополагающей, фундаментальной части системы.) Успехи, находки, обогащающие диалектический системный принцип, переплетены в книге Гегеля с заведомыми неудачами, натяжками, отступлениями от системной диалектики. (Отсюда – крайности в интерпретациях: одни авторы, например экзистенциалисты, считали автора «Феноменологии духа» «антисистемным» мыслителем 5, другие же приписывали ему непротиворечивую, зрелую системную концепцию.) В последнее десятилетие исследователи старались учесть противоречивость системной мысли Гегеля, и эта тенденция будет поддержана и критически переосмыслена в нашей книге 6.
Со сходными трудностями мы встречаемся и при исследовании того, как в «Феноменологии духа» представлены истористские идеи. Движение индивида через станции духа Гегель коррелирует с движением истории, по крайней мере с духовным развитием человечества, с «палеонтологией» духа. Однако возникает вопрос: почему же в таком случае Гегель так усердствовал в уничтожении исторических опознавательных знаков представленной им диалектики духа, почему начертанная философом генетическая картина объективных проявлений духовного так стыдится показать свое родство, и родство, надо сказать действительное, с человеческой историей?
«Феноменология духа» соткана из этих (и связанных с ними более частных проблем) трудностей, противоречий, разбор которых будет целью дальнейшего анализа. Недаром же, закончив «Феноменологию…» и желая поскорее опубликовать созданную им книгу, Гегель (в письме к Шеллингу от 1 мая 1807 г.) отмечает, что отдельные места сочинения «нуждаются в многократной переработке» 7. Когда вышедшая из печати работа не вызвала, по выражению Г. Фульды и Д. Хенриха, «ни резонанса, ни восхищения» 8, когда она встретила более чем прохладный прием у друга и соратника Шеллинга (подробнее об этом впереди), у самого Гегеля возникло особое отношение к «Феноменологии…». Уже в начале 1807 г., читая корректуру книги, Гегель был охвачен настроением, выраженным в одном из писем: «Во втором скоро выходящем – si diis placet (будет ли оно?) издании все должно быть улучшено» 9, – настроением неуверенности и недовольства, нормальным для любого автора отчужденной от него книги, тем более написанной, как «Феноменология…», в едином порыве вдохновения, в сложный для немцев период истории. И в 1829 г. – вот только когда зашла речь о новом издании – Гегель считал, что нужно сделать другой вариант, ибо сочинение нуждается в переработке. Осенью 1831 г. он, однако, отказался от плана дорабатывать «Феноменологию…»; в одном из документальных набросков (изданных Хоффмейстером) дано и объяснение: «Своеобразная ранняя работа; не перерабатывать – изложенное дано в связи с тогдашним временем – в Предисловии: тогда царил абстрактный абсолют» 10.
Иными словами, на закате своей жизни Гегель придавал «Феноменологии…» скорее то значение, что она знаменовала «утреннюю зарю» его творчества и что была тесно связана с идейно-философской ситуацией начала века, став ее свидетельством. Эта авторская оценка обусловлена главным образом изменившимся характером зрелой философской системы Гегеля, но также – о чем забывают некоторые гегелеведы, захлебывающиеся от восторга, когда пишут о «Феноменологии…», – существенными недостатками теоретического характера, которые выявляются не только в свете более поздних идей, концепций, методологических решений, но и при сопоставлении одних положений текста с другими, объявленных самим автором целей и способов их реализации, достигнутых результатов.
Далее будет сделана попытка реконструкции идей системности и историзма, выраженных в «Феноменологии духа», которая опирается на целостную интерпретацию гегелевского произведения. В ней нет претензии на то, чтобы дать исчерпывающий комментарий к книге Гегеля, но подробной текстологической работе будет придано большое значение. Это представляется тем более необходимым, что работа такого рода (исключение составляет небольшая книга В.А. Погосяна) у нас до сих пор не осуществлялась.
1. Апология системности и истористские идеи в Предисловии
При анализе Предисловия необходимо иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, имеется различие между начальным гегелевским текстом и теми наслоениями, которые внесены в более поздние издания и вместе с которыми, как правило, воспринимает работу современный читатель. Во всяком случае в 4-м томе Сочинений Гегеля на русском языке 11 «Феноменология…» напечатана с подзаголовками, внесенными Лассоном 12. Возможно, они, как надеялись издатели, облегчают восприятие текста, но они же маскируют известную фрагментарность, сбивчивость Предисловия, непродуманность, непроясненность некоторых логических переходов. Есть в этих фрагментах определенная цельность мысли и устремлений, но их надо специально реконструировать в процессе обстоятельного разбора. (Не случайно анализу Предисловия и Введения к «Феноменологии…» посвящались специальные исследовательские работы – на некоторые мы будем далее ссылаться.) Во-вторых, новейшие исследования с применением статистических методов убедительно продемонстрировали, что Предисловие было написано после завершения работы. Его вернее было бы считать послесловием, причем таким, в котором автор post festum формулирует идеи и принципы, в самом труде еще не развернутые четко и последовательно.
Идея системности заявлена именно в Предисловии к «Феноменологии духа», причем столь определенно, что в мировой литературе и после Гегеля трудно, пожалуй, найти такую апологию системного принципа. «Истинной формой, в которой существует истина, может быть лишь научная система ее. Моим намерением было – способствовать приближению философии к форме науки – к той цели, достигнув которой она могла бы отказаться от своего имени любви к знанию и быть действительным знанием» 13. Или: «Среди различных выводов, вытекающих из сказанного, можно выделить то, что знание действительно и может быть изложено только как наука или как система; что, далее, так называемое основоположение или принцип философии, если он истинен, тем самым уже и ложен, поскольку он существует лишь в качестве основоположения или принципа» 14.
Итак, ряд важнейших – притом высоких, позитивных для мышления нового времени – понятий поставлен в теснейшую связь, взаимозависимость с понятием «система»: это понятия «истина», «наука», «действительное знание», «основоположение», «принцип» философии. Введено понятие «научная система». Подобные формулировки увязаны с критической оценкой состояния философии: такой искомой «научной системы», т.е. истинной формы, в которой была бы воплощена философская истина, по мнению Гегеля, в истории философии пока не было создано. Вместе с тем философия подошла вплотную к решению задачи: уже имеется, считает Гегель, «истинный принцип» философии («абсолютное тождество» субъекта и объекта), но он еще не развернут в систему, стало быть, дело лишь за системной работой.
Присмотримся к тому, как далее развивается и конкретизируется эта идея. Поставим вопрос так: что же удалось Гегелю в Предисловии сказать нового, оригинального – по сравнению с предшествующей и современной философией – о системе философии и ее исходном принципе? Гегелеведы считают новаторским требование, согласно которому понять и выразить истинное надо «не как субстанцию только, но равным образом и как субъект» 15. Сам же Гегель более верно констатирует: «То, что истинное действительно только как система, или то, что субстанция по существу есть субъект, выражено в представлении, которое провозглашает абсолютное духом, – самое возвышенное понятие, и притом понятие, которое принадлежит новому времени и его религии» 16. Тут существенно, что Гегель видит исторические предпосылки и заимствованный характер понимания системы как одновременного взаимопроникающего развертывания субстанции и субъекта. Кантианцы, фихтеанцы, наконец, Шеллинг будут иметь немало оснований думать и писать, что идея «одушевленной» субъективностью субстанции, понятой в качестве живого «творческого» духа, открытием Гегеля не является.