Страница 23 из 82
Ли Энн искренне обрадовалась, что подруга Никки в порядке. Она слишком хорошо знала, как тяжело терять того, кого любишь. Ли Энн поймала себя на мысли, что вся эта история с убийством благополучно разрешится. Естественно, Тони раскроет правду, и с Никки снимут все подозрения.
Закрыв дверь и повесив ключ на крючок, Ли Энн с удивлением обнаружила, что сегодня впервые чувствовала себя почти нормально. Даже испытав боль от встречи с Тони, напомнившей обо всем, чего она лишилась, ей удалось думать о чем-то и ком-то помимо собственной потери и собственного горя. Неужели она на пути к выздоровлению?
Бросив сумочку, Ли Энн прошла через гостиную в коридор и остановилась перед дверью, в которую не входила девять месяцев. Потянулась к дверной ручке, но не смогла заставить себя за нее взяться и бросилась в хозяйскую спальню.
К несчастью, присутствие Тони, должно быть, просочилось за ней в дом. Она видела, как муж, сексуальный до невозможности, развалился на кровати королевских размеров. Во всплывшем воспоминании грудь его была обнажена, а тело ниже пояса скрывали простыни. Картинка сменилась, Тони по-прежнему был без рубашки, но теперь на груди у него лежало их золотце – шестинедельная дочка Эмили.
Глаза Ли Энн наполнились слезами. Она прижалась спиной к стене спальни, сползла на ковер, и, свернувшись клубочком, зарыдала.
Может она и была на пути к выздоровлению, но финиш еще очень далеко.
Насколько Даллас мог судить: Никки изрядно вымоталась – в основном потому, что с тех пор, как они вышли из больницы, она не сказала ни слова, – и он раздумывал, стоит ли вообще затевать разговор о Джеке и Эллен Вайс. Но такова его работа.
Ночная температура все еще колебалась около тридцати градусов, из-за чего прогулка до его машины казалась длинней. Даллас открыл пассажирскую дверь своего немного подержанного, но нового для О’Коннора, красного «Форда-Мустанга» 2008 года с форсированным двигателем. Этот автомобиль – единственная роскошь, которую он позволил себе после выхода из тюрьмы. Тогда он пребывал в полнейшей уверенности, что покончил с женщинами, и решил привнести в свою жизнь нечто сексуальное. Оказалось, что соблюдать целибат за тюремными стенами было намного проще, нежели на свободе.
– Ой, погоди секунду. – Он забросил на заднее сиденье недельный запас пустых пакетов из-под фастфуда.
– Классная тачка, – похвалила Никки, когда он отошел.
– Нравятся «мустанги»? – поинтересовался Даллас. Он не видел в ней женщину, которая могла бы увлекаться такими машинами, но парень ведь может помечтать.
Она состроила милую мордашку.
– Извини. Я даже не признаю одного из них, увяжись он за мной до дома и попроси его покормить. Могу сказать лишь, что машина с виду спортивная и красная. Поэтому я посчитала ее крутой.
Даллас усмехнулся.
– Ты так намекаешь не грузить тебя рассказами, что у моей малышки под капотом?
– Грузи. Только не жди от меня умных ответов. – Она зевнула, и даже в темноте Даллас смог разглядеть усталое выражение на лице клиентки. Темные круги под глазами стали заметнее. – Моему механику приходится опускаться до таких терминов, как «фиговина» и «ерундовина», потому что иначе я ничего не понимаю.
Никки проскользнула мимо него и опустилась на кожаное сиденье. Даллас замер, уставившись на пассажирку. То ли поздний час тому виной, то ли факт, что они впервые остались наедине, но О’Коннор еще сильнее ощущал ее физически. Он мог думать только о том, как привлекательно она выглядит, сидя в его сексуальном «мустанге». Никки Хант не обладала типичной глянцевой красотой, но и всего лишь хорошенькой соседской девчонкой ее не назовешь. У нее такой свежий, цветущий, – он вспомнил, какой была на ощупь попка, когда он поднял ее обладательницу на руки – аппетитный вид сексуальной кошечки, вызывающий мгновенный стояк.
Даллас закрыл дверь, прежде чем клиентка заметила, как у него распирает ширинку. Иисусе, да что с ним такое? Эта девушка под запретом.
Обойдя «мустанг», он устроился за рулем и повернулся к Никки. Откинувшись на подголовник, она глядела в потолок. Повисло напряженное молчание.
– Сомневаюсь, что ты способна ляпнуть откровенную глупость, – заметил Даллас.
Никки повернулась к собеседнику.
– Ты забываешь, что я художница, а наша братия известна своими странностями.
– К тому же ты блондинка, – поддразнил он. Затем перегнулся через пассажирку и схватил ремень безопасности. С такого близкого расстояния, всего в паре дюймов от ее лица, он уловил легкий фруктовый аромат и поймал себя за разглядыванием женских губ. Кровь привычно загудела. Отодвинувшись, он протянул пряжку.
Никки пристегнулась.
– Я дала тебе карт-бланш относительно художников. – Поправив ремень безопасности, она снова посмотрела на Далласа. – Но шуток про блондинок это не касалось. – Легкая улыбка тронула глаза, но на большее у Никки просто не хватило сил. Она обмякла, и дрогнувшие веки опустились.
Даллас завел машину и дал ей прогреться. Урчание двигателя вернуло его к мыслям о сексуальных кошечках. Пристальный взгляд снова переместился на задремавшую спутницу, и все установки о запретах вылетели в трубу. Ее глаза были по-прежнему закрыты, и О’Коннор позволил себе насладиться видом. Он внимательно изучил ее профиль. Слегка разомкнутые губы заставили его вообразить все те вещи, которые она могла творить этим ртом. Перевел жаркий взгляд на груди, заполнявшие верх робы, и невольно вообразил все те вещи, которые мог творить уже собственным ртом.
Даллас стиснул руль и поборол желание отдернуть штанину.
– Знаю, ты устала, но мне нужно задать тебе пару вопросов.
Никки открыла глаза.
– Задавай.
Прежде чем все внимание снова перетянули на себя женские прелести, Даллас выдал вопрос:
– Почему вы с Джеком встречались в ресторане?
Никки так быстро отвела глаза, что Даллас не сомневался – вопрос ей не понравился.
– Вы решили снова сойтись? – тупо спросил он.
Она уставилась на свои колени.
– Нана обожает кулинарные шоу. После всего, что она для меня сделала, это единственное, чем она разрешала ей отплатить. При мысли, что я ее подведу…
Даллас ждал продолжения. Когда его не последовало, он признался:
– Я не догоняю.
Никки подняла на него глаза.
– Я ей не родная. Когда Нана согласилась меня принять, он принес ей результаты ДНК-экспертизы, чтобы показать, что я не от него. Оказалось, что я ей даже не родная внучка. Он сказал Нане, что если она примет меня, то потеряет его.
Даллас наблюдал, как она прикусила губу.
– Кто ей это сказал?
– Мой отец. Или кем я его считала до той ночи.
– Так почему ты просто не осталась с матерью? – спросил он, почти боясь, что заходит слишком далеко.
– Ты не понимаешь. Он не хотел разводиться с мамой. Просто не хотел меня. Сказал, что больше не желает меня видеть. – Голос задрожал, и у нее как будто сперло дыхание. – Нана заявила ему, что мне шесть, а ему двадцать шесть, и ему будет легче справиться, чем мне.
Даллас представил, как маленькой Никки с огромными голубыми глазами и ангельским личиком пришлось услышать все эти вещи от человека, которого она считала отцом. Внутренности скрутило. Что за человек мог так поступить?
– Нана предпочла меня собственному сыну. – Никки сжала лежавшие на коленях руки. – И единственное, что она мне за всю жизнь позволила сделать – заплатить за дурацкий кабель. – Никки вздохнула. – Так что ответ «да». – Она встретилась с Далласом взглядом. – Я пошла туда, чтобы сказать «да».
О’Коннор опять не врубился, потому как думал о ней шестилетней.
– Ах, ты про ресторан.
Она кивнула.
– Или лучше будет выразиться: я шла туда в надежде сказать «да».
– Сказать «да» чему?
– Джек хотел, чтобы мы помирились. Но мы встретились и…
– И что? – подтолкнул Даллас.
Она выглянула в окно.