Падение Иерусалима

Кто бы ни прочитал это письмо, поторопись, умоляю тебя, поторопись, будь на то воля Божия или твоя собственная, помочь мне избежать худшего, чем смерть, позора, ожидающего меня в Риме.

Подписалась она так:

Мириам из дома Бенони

Боясь, как бы письмо не попало в чужие руки, никаких имён она не упоминала, ибо не хотела, чтобы кто-нибудь попал из-за неё в беду.

Галл спросил Самуила, сколько денег ему понадобится на дорогу и сколько он возьмёт за свою помощь. Юноша ответил, что никаких денег за помощь он не возьмёт, ибо это противно обычаям его общины, а помочь он и так поможет; удивлённый Галл сказал, что в этой стране больше странных народов, чем в любой другой.

Поклонившись Мириам и особым пожатием руки изъявив ей свою преданность и верность, он оставил лагерь, и больше она его не видела. Но как впоследствии выяснилось, он оказался верным посланцем и она поступила правильно, что ему доверилась.

На другой день и Галл, по просьбе Мириам, с большим трудом накорябал письмо своему другу, служившему с ним вместе в Иерусалимской армии, вложив в это письмо и письмо к Марку — на тот случай, если он уже вернулся под римские боевые знаки.

   — Ну, а теперь, дочь моя, — сказал он, — мы сделали всё, что в наших силах, остаётся лишь положиться на судьбу.

   — Да, — вздохнула она, — остаётся только положиться на судьбу, как вы, римляне, именуете Бога.

Вечером того же дня они отплыли на корабле в Италию, увозя с собой захваченные сокровища, много больных и раненых и в сопровождении отряда солдат. Осенние бури уже отбушевали, зимние ещё не начались, поэтому плавание их оказалось скорым и благополучным, никаких трудностей, кроме разве что нехватки питьевой воды, они не испытывали. Через тридцать дней они причалили в Региуме[37], откуда уже сушей отправились в Рим, и везде люди с большим любопытством расспрашивали их о военных новостях.

Глава V

КУПЕЦ ДЕМЕТРИЙ

Когда в ту роковую ночь Мириам метнулась, чтобы выбить фонарь из рук часового, Нехушта, волочившая за собой Марка, даже не заметила, что её госпожа осталась позади.

С большим трудом, пользуясь уклоном скалистого прохода, она втащила Марка внутрь и выпрямилась, чтобы немного передохнуть; тут-то она и услышала глухой стук закрывшейся каменной двери. Даже не догадываясь впотьмах, что Мириам с ними нет, она сказала:

   — В какие только беды не попадаем мы, несчастные женщины, из-за этих мужчин. Кажется, мы успели как раз вовремя, никто нас не видел.

Ответа не последовало. Тишина стояла могильная.

   — Госпожа! Во имя Христа, отзовись! Где ты, госпожа? — встревоженным шёпотом сказала Нехушта, но откликнулось ей только эхо, повторившее: «Где ты, госпожа?»

   — Что случилось? — спросил очнувшийся Марк. — Где мы находимся, Мириам?

   — Ты хочешь знать, что случилось, — зловещим шёпотом продолжала Нехушта. — Мы находимся в коридоре, ведущем в подземелье, Мириам осталась в Старой башне, в руках евреев, а дверь за нами прочно закрыта. Она пожертвовала собой ради спасения твоей жизни, проклятый римлянин! Понятно, как это случилось: она кинулась, чтобы выбить фонарь из рук часового, а в это время дверь захлопнулась. Теперь они распнут её за то, что она спасла тебя, римлянин!

   — Замолчи! — свирепо перебил её Марк. — Отопри дверь. Ведь я мужчина и ещё в силах сражаться или же по крайней мере, — простонал он, вспомнив, что у него нет меча, — могу отдать жизнь за неё.

   — Не могу отпереть, — выдохнула Нехушта, — отмычка, которой поднимают потайную щеколду, осталась у неё. Будь у тебя хотя бы твой меч, мы могли воспользоваться бы им, но его нет, римлянин.

   — Пошли, — сказал Марк, — выломаем дверь.

   — Да, да, римлянин, мы с тобой вдвоём выломаем каменную дверь толщиной в добрых полтора локтя.

Тогда-то и началась та удручающая сцена, о которой кое-что уже было рассказано. Нехушта пыталась дотянуться до щеколды пальцами, Марк, стоя на одной ноге, тщился высадить дверь плечом, но большой чёрный камень даже не шевельнулся. И всё же они, тяжело дыша, продолжали тужиться, хотя и понимали всю тщетность своих усилий; даже если удастся открыть дверь, Мириам уже не окажется в башне и, вероятнее всего, их самих захватят в плен. И вдруг Марк прекратил свои попытки.

   — В лучшем случае она попала в плен, — простонал он. — И всё из-за меня. О боги! Из-за меня! — И звеня латами, он повалился на каменный пол, сотрясаясь в безумном хохоте.

Нехушта также отказалась от бесполезных попыток.

   — Да поможет тебе Господь, — прошептала она, — ибо я ничего не могу для тебя сделать. Потерять тебя после стольких лет, и всё из-за этого человека! — И, в бешенстве зыркнув глазами на Марка, она подумала, не убить ли его.

«Нет, — сказала она себе, — Мириам его любит, и, узнай она о моём намерении, это причинило бы ей сильную боль, лучше покончить с собой; будь я уверена, что она мертва, я, конечно, так бы и поступила, хоть это и грех великий».

Она села, не зная, что делать, в полном отчаянии, и вдруг увидела поднимающийся по лестнице фонарь. К ней подошёл Итиэль. Нехушта встала с пола.

   — Слава Богу, вы наконец здесь! — обрадовался он. — Трижды всходил я по этой лестнице, ожидая возвращения Мириам.

   — Брат Итиэль, — ответила Нехушта, — Мириам не вернётся; она от нас ушла, оставив взамен этого вот человека, конного римского префекта Марка.

   — Что это значит? Что это значит? — растерянно забормотал Итиэль. — Где же Мириам?

   — В руках евреев, — объяснила Нехушта. И рассказала обо всём случившемся.

   — Тут ничего не поделаешь, — простонал он. — Мы не можем отпереть дверь, это означало бы раскрыть тайну нашего убежища евреям или римлянам, ни те, ни другие не пощадят нас, евреи убьют нас, чтобы завладеть нашей едой, римляне — потому что мы евреи. Мы можем лишь уповать на Бога, не подвергая риску жизни наших людей.

   — Будь на то моя воля, — ответила Нехушта, — то, уповая на Бога, я всё же постаралась бы спасти Мириам. Но ты прав: нельзя подвергать риску жизни стольких людей ради одной девушки. Но как быть с этим человеком?

   — Мы сделаем для него всё, что в наших силах, — сказал Итиэль. — Таково несомненно было бы желание той, что пожертвовала собой ради него. К тому же много лет назад он был нашим гостем и оказал нам неоценимую услугу. Оставайтесь пока здесь, а я пойду за помощью.

Итиэль ушёл и скоро возвратился с несколькими братьями: они подняли Марка и понесли его по лестницам и переходам к той тёмной каморке, где спала Мириам, тем временем другие братья подпёрли потайную дверь большими камнями, чтобы никто не мог её открыть без величайшего труда.

В этой безмолвной, бессолнечной пещере Марк провалялся много дней, и, если бы не заботливый уход Нехушты и лекарей-ессеев, он наверняка бы умер. Но эти искуснейшие лекари, удалив маленькими железными крючками осколки кости, давившие на его мозг, сумели залечить глубокую рану, нанесённую мечом Халева, заодно они уврачевали своими целебными мазями и другую его рану — колено.

Между тем они узнали от своих людей, что и Храм и гора Сион захвачены. Узнали они также о суде над Мириам и о том, что её приковали к колонне над Никаноровыми воротами, однако о её дальнейшей судьбе им так ничего и не удалось выяснить. Поэтому они скорбели о ней, как об умершей.

К этому времени запасы еды у них почти истощились, римская охрана в городе ослабила свою бдительность, и оставшиеся в живых члены общины — многие из них умерли, а сам брат Итиэль был тяжело ранен — решили покинуть ненавистное подземелье, которое много месяцев служило им надёжным убежищем. Естественно, всплыл вопрос, что делать с Марком; от него осталась лишь тень, он всё ещё продолжал бредить, но самое тяжёлое время уже миновало, и он пошёл на поправку. Одни предлагали оставить его в подземелье, другие — отправить обратно к римлянам, но Нехушта убедила их, что мудрее всего оставить его заложником: при нападении на них, передав его римлянам, они смогут спасти свою жизнь. На том в конце концов и порешили — не столько ради каких-то выгод для себя, сколько ради той, кого они звали своей Царицей и кто пожертвовала жизнью ради спасения Марка.

37

Ныне Реджо-де-Калабра.