Адамово Яблоко

– Игорь! – кричал тот, подбегая. – Черт бы тебя подрал! Дайте я осмотрю… Что, где ты поранился?.. Здесь больно?.. Да заткните вы сигнализацию, клемму скиньте!..

«Кадиллак» ревел, одной фарой уткнувшись в ствол старого масличного дерева, другой освещая дорогу и роящихся над ней ночных насекомых. Вторая машина, рядом с которой стояли Вадик и Владимир Львович, была оцарапана по всему левому боку.

Игорь вдруг пришел в ужас от того, что натворил.

– Я не хотел… я испугался! – пробормотал он, дрожа. Георгий прижал его к себе.

– Ну-ну, тихо, все обошлось… А это что? Кровь?..

Увидев, как кровь каплет на руки Георгия, на испачканный песком халат, Игорь схватился за лицо ватными пальцами и впервые в жизни ощутил приступ дурноты.

Всему последующему сообщилась призрачность сна. Его уложили на заднее сиденье. В доме, в ярко освещенном холле, Георгий Максимович сам продезинфицировал ему ссадину на подбородке и заклеил пластырем, заставил выпить несколько глотков коньяка.

– А теперь спать.

Владимир Львович вошел вслед за ними в спальню и встал у кровати, разглядывая Игоря, словно выбирая устрицу на блюде.

– Пациент скорее жив?..

Георгий взял политика за локоть и почти насильно повел к дверям.

– Всё в порядке, Володя. Извини.

Игорь стащил влажные шорты, закрыл глаза. Ему снова привиделись фары приближающейся машины, начался озноб. Он завернулся в одеяло, но дрожь не унималась. Потом пришел Георгий Максимович и сел рядом на постель.

– Ну как ты? Я посижу с тобой, потом пойду наверх.

– Что теперь будет с этой машиной? – спросил Игорь.

– Починят, не волнуйся. Бог с ней. Главное, что ты цел. Голова не болит?

– Нет. А с кем ты пойдешь наверх? С Герой?

Георгий помолчал, потом поднялся, закурил сигарету.

– Знаешь, что я заметил? Когда лучше сидеть тихо, ты выкладываешь все, что на уме. А когда можно что-то решить словами, ты молчишь, но вытворяешь какие-то безумные художества.

– Я тебе уже надоел? – проговорил Игорь, глядя ему в лицо. – Я хуже трахаюсь, чем он? Он тебе больше понравился, потому что младше выглядит?

Георгий Максимович сначала усмехнулся, потом нахмурился.

– Ты за кого меня принимаешь? Впрочем, поделом… Связался черт с младенцем.

– Я не младенец, я все понимаю, – сказал Игорь. – Я знаю, что этот Владимир Львович с ними делает. И зачем их сюда привезли.

Георгий покачал головой.

– Давай договоримся, Игорь. Раз уж ты оказался здесь по моей глупости, запомни правило трех обезьянок. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу.

Ладонью он прикрыл Игорю глаза, потом рот.

– А если будут пытать?

– Типун тебе… Давай-ка выпей еще два глотка и засыпай.

После коньяка озноб отпустил, и по телу разлилось усыпляющее тепло. Мысли Игоря путались, он вдруг вспомнил разговор с Герой в парке.

– А ты веришь, что космический разум истребляет ненужных людей?

– Не верю, – ответил Георгий. – Хотя ему и следовало бы кое от кого избавиться. Спи. Если будешь хорошо себя чувствовать, завтра поедем кататься на катере к островам. А через пару дней мы с тобой отправимся в Барселону и дальше по побережью. Там живописные места – скалы, виноградники… Я иногда думаю – выйду на пенсию, куплю себе ферму где-нибудь в Нормандии. Простой комфортабельный дом с черепичной крышей. Заведу собаку, лошадь… Буду писать мемуары.

– Заведи тоже меня, – пробормотал Игорь сквозь дрему. – Я могу кормить собаку и лошадь. Или готовить еду.

– Ну нет, тебе это не подойдет. Ты будешь еще молодой мужчина, а я превращусь в ворчливого деда, выжившего из ума. Я и сейчас уже совершаю одну глупость за другой.

– Я тоже твоя глупость?

– Конечно.

– Самая большая? – пробормотал Игорь, чувствуя, как погружается в сон.

– Ну-ну, не обольщайся, – ответил ему уже далекий голос.

Глава третья. Максим

Максим проснулся поздно – около двенадцати. В кухне он застал экономку Валентину и новую молодую горничную, которую наняли в его отсутствие. Спросив кофе, он сел напротив новенькой. Под его взглядом щеки девушки слегка зарозовели, но она не перешла к другому столу – так и продолжала быстро крошить зелень, подрагивая губами и ресницами.

В саду стояла мирная благодать – солнечные лучи пробивались сквозь листву, посвистывали птицы, пахло грибами, первоначальной осенью и бархатцами, которые из года в год высаживал вдоль дорожек дворник Навруз или его жена, жившие в доме для прислуги в дальнем углу парка.

Максим сорвал один крепкий оранжевый цветок, растер в пальцах и впервые за эти сутки почувствовал что-то похожее на радость возвращения домой.

Со стороны ворот навстречу ему ехал дед на велосипеде. Обветренное лицо, словно наспех вырезанное из дерева твердой породы, казалось значительным только на расстоянии, а вблизи удивляло неопределенностью мелких черт – как, пожалуй, у всех прирожденных тиранов.

– Зайди ко мне через полчаса, – проговорил дед, минуя приветствия, и, оттолкнувшись, поехал дальше, энергично выжимая педали.

Глядя на его сухие ноги и поджарый зад, Максим вспомнил новую горничную со светлыми усиками над губой. Условия задачи: среднестатистический мужчина думает о сексе каждые двенадцать минут. Является ли среднестатистическим мужчина, который думает о сексе с положенной частотой, но с отвращением?.. При этом: можем ли мы с достаточной точностью определить, какие размышления имеют прямое отношение к области сексуального, а какие лишь косвенное? И можем ли мы в таком случае всерьез рассматривать возможность каких-либо статистических исследований в этой сфере?..

Размышляя таким образом, Максим заметил Марьяну, стоявшую на крыльце. В своем глухом черном джемпере и в шерстяной юбке она казалась случайным мазком темной краски на картине, полной света и воздуха. Чтобы не встречаться с ней, он обогнул оранжерею и вошел в дом со стороны кухни. Новая горничная опять попалась ему навстречу, на этот раз с охапкой белья.

– Павел Сергеевич просил вас зайти к нему в кабинет.

Повинуясь какому-то умозрительному любопытству, Максим преградил ей дорогу, заставил отступить к стене. Затем шагнул к ней, сунул руку в вырез ее халата и сжал в ладони теплое, чуть влажное на ощупь полушарие груди.

Она стояла молча, испуганно расширив глаза, а он анатомировал свои чувства: холодный интерес, легкая брезгливость и возбуждение от сознания полноты власти над другим существом. Интересно, подумал он, что она имеет и на что рассчитывает? Зная деда, можно предположить, что тот даже не делает ей подарков. Хотя кто знает? Именно к таким привязываются старики. Маленькая, крепко сбитая, свежая и теплая.

Он отпустил ее и кивнул.

– Спасибо, я уже иду.

Поднимаясь по лестнице, он понюхал свою руку, от которой теперь исходил слабый цветочный аромат. Любопытно, входит ли мужчина, которому за шестьдесят, в число среднестатистических? Наверное, это уже другая категория, как младенцы.

Дед сидел не за столом, а в кресле перед баром. Он уже переоделся в желтую трикотажную рубашку и спортивные брюки, по-домашнему. Кожа с пятнами старческой «гречки», дряблая ближе к началу шеи, все еще крепко обтягивала скулы и лоб.

– Рад, что ты все-таки решил вернуться, не прошло и года. Надеюсь, ты хорошо отдохнул в Мексике, трех месяцев хватило?

– Да, – кивнул Максим, усаживаясь в кресло напротив, никак не отвечая на прозвучавший в интонациях деда сарказм.