Страница 23 из 26
— Думаешь? — поднимает бровь парень.
— Уверен. Интересно стало посмотреть, что из щенка дворовой суки выросло, вот и увидел. Сволочь.
— Ну и на кой церемониться с ним? — ухмыляется Рыжий. — Бери с меня пример. Я своего предка щипать не стесняюсь. Надо — взял, семье прибыль. Ну, хочешь, я с тобой в долю за «Альтарэс» войду. Классный же клуб, это я так, от зависти брехал. Вместе поднимем — будет конфетка! Там уже сейчас народ приличный тусуется, а дальше — развернемся с гастролерами, сцену отгрохаем. Свет, техника, пенные вечеринки — там же места, блин, не то, что в «Бампер и Ко»! Подумай, Илюха, зачем тебе в Казахстан к этому Шаману? Там мочилово грубое одно.
— Шаман сам предложил. К тому же в прошлый раз серьезные люди ставили серьезные условия — в этот раз все иначе. Да и соперник мне знаком — названный сын Шамана. Это скорее его бой, не мой. Я назвал сумму, папаша согласился. Все честь по чести. Отчего же не потешить папу за такое бабло.
— Проясни, Люк. Что-то я не понял.
— А тут, Рыжий, и понимать нечего, — невесело улыбаюсь Бамперу в ответ на его хмурый взгляд, — я оставил названному сыну жизнь, Шаман это запомнил. И технику ведения боя оценил. По слухам моего гаранта Алим последний год провел в Гонконге. Теперь им всем интересно узнать, насколько он вырос. Хороший боец, лучший у Шамана. Если на мне не заклинится, возможно, и будет толк.
— Ни хрена себе! — присвистывает Рыжий. — А гарант зачем? И потом, Люк, а если он тебя уделает?
— Надо, Бампер. В таких делах без гарантий никак. А насчет «уделает» — ну так, все может быть. Только знаешь, — открываюсь я, — одно дело модная школа в столице во главе с очередным шумным чемпионом, и другое — занюханная провинция и больной фанатик. Который каждый раз, когда добирается до тебя, заставляет подыхать и скулить у его ног. Тебя и еще десяток таких же, как ты. Безродных щенков, до которых никому нет дела.
— Сверни на парковку, Рыжий, к супермаркету, — неожиданно прошу я парня, когда мы проезжаем мимо горящего огнями в темных сумерках города торгового центра. — Заглянуть надо.
— Ну надо, так надо, — соглашается парень. Лихо подныривает со второй полосы под соседнюю тачку и заезжает на парковку. — Что, Люк, кефирчика вздумалось прикупить на ночь глядя? — скалится мне вслед.
— Ага, чтобы не пучило, — ухмыляюсь я, одергивая на плечах куртку и хлопая дверью, но все равно слышу от друга в спину:
— Ну, тогда и мне, друган, захвати!
— Я нахожу Воробышек не без труда. Как и предполагаю, девчонка на работе, и сейчас, когда я оглядываю большой зал, ее светлые растрепанные кудряшки, завернутые в причудливый узел высоко на макушке, показываются из-за ящиков с бананами в ряду овощей.
— Привет, птичка, — говорю я, встав у нее за спиной. Наклоняюсь к уху и спрашиваю. — Ты по мне не скучала?
Девчонка так резко вздрагивает от звука моего голоса, что тяжелая связка плодов, которую она собирается выложить на верхнюю полку, выскальзывает из ее рук и летит вниз. Ударяется о край нижней полки и едва не рассыпается, когда я ловлю ее, неожиданно для себя заключив птичку в кольцо своих рук.
Не знаю, кто из нас удивляется больше такой внезапной близости — я или она. Мы стоим так почти минуту, вцепившись в проклятую связку бананов, смотрим на свои переплетенные руки, пока меня не находит уже знакомая мне мысль, что у Воробышек красивая нежная шея и подбородок. И не отрезвляет другая — и почему-то странно-горячие ладони.
Птичка приходит в себя первая. Она высвобождает руки из-под моих пальцев и позволяет мне вернуть плоды далекой страны на отведенное им место. Смотрит с укоризной сквозь очки, отступив в сторону, пока я вспоминаю, зачем сюда пришел и что собирался сказать.
— Привет, — говорит тихо, одними губами, и вновь принимается за работу.
— Значит, не скучала, — делаю я вывод и вдруг, не пойми с чего, взрываюсь: — Воробышек, ты мне скажи, — спрашиваю так же тихо, раздраженно глядя на тонкий девичий профиль, — на кой черт мне все это надо, а?
— Что? — поднимает она на меня глаза.
— Твои лабораторные, контрольные, чертежи? Договоры с преподами? У меня своего дерьма до хрена, и не только университетского. Почему я должен о тебе помнить?.. Сегодня Синицын мне допрос устроил: чем дышит и как сдает зачеты студентка Воробышек? А как она сдает, если последние сделанные для нее чертежи по инженерке и начертательной так и лежат в моем доме почти с неделю? Фигово, должно быть. Ты куда пропала, птичка? Ты что, внезапно разучилась читать сообщения?
Девчонка снова отворачивается и безуспешно пытается поднять с пола ящик с фруктами. Чертыхнувшись, я прихожу ей на помощь.
— Нет, не разучилась, — отвечает. — Извини, Илья, но у меня работа, — говорит так сипло, что ее едва слышно. Пытается улыбнуться. — Спасибо. Понимаешь, сотрудница заболела, так что я пока в две смены выхожу, а тут еще универ. Мне просто некогда было, правда. Я приду за чертежами. Завтра. Если можно, конечно, — поправляет у виска очки.
— Нельзя, Воробышек, — хмуро отвечаю я, замечая, как две сотрудницы птички с любопытством поглядывают на нас из соседнего отдела, о чем-то весело щебеча, — завтра меня не будет в городе.
— Жаль, — огорчается девушка. — Тогда, может, послезавтра? — предлагает робко, протирая полку, а я неожиданно требую, поймав взглядом лихорадочный румянец на ее щеках и бьющуюся на шее жилку.
— Посмотри на меня, Воробышек. Прямо сейчас! — разворачиваю ее к себе за плечи и беру за руку. Туго сжимаю запястье, встретив изумленный взгляд серых воспаленных глаз, чтобы отпустить уже через полминуты. — Ясно, — выдыхаю сквозь зубы и ухожу.
Я возвращаюсь через пять минут. Девчонки-продавщицы попались на редкость смышленые и быстро сводят меня с администратором. Дело решает Кира — торговый центр вместе с супермаркетом принадлежит господину Градову, и женщина умело советует, где, на кого и как правильно надавить, чтобы девчонку без проблем отпустили.
— Пошли, Воробышек, — командую я, на этот раз отыскав птичку в подсобке. Она сверяет в журнале какие-то цифры и аккуратно переносит их на ценники. Говорит улыбчивому парню-грузчику о каком-то товаре. Прижав руку к горлу, указывает на широкие клети с овощами и вдруг поднимает на меня покрасневшие глаза.
— Куда?
— Домой, — сердито бросаю я и веду девчонку за локоть к выходу. Своим глупым упрямством она порядком выводит меня из себя, и я почти перестаю контролировать свои чувства. — Домой, птичка, куда же еще. Где у тебя здесь чертова раздевалка?
Она что-то сипит о том, что находится на работе и не может вот так запросто уйти. Не может оставить отдел без продавца, какая бы дурь ни взбрела в мою глупую самоуправную голову. Пытается что-то сказать насчет общаги, стучит по моей руке кулачком, но мне решительно плевать на ее слова, и вырваться из хватки ей не удается.
Я сам натягиваю на нее шапку и набрасываю шарф. Под локоть вывожу из магазина. Едва мы выходим на улицу, Воробышек перестает возмущаться и впадает в какую-то вялую прострацию. Убито бредет к заполненной машинами стоянке, позволяя без спора подвести себя к крутой тачке Бампера.
— Садись, — я распахиваю перед птичкой дверь автомобиля и усаживаю девчонку внутрь. Завидев вытянутую от удивления физиономию парня, устало замечаю:
— Кончай папироску, Рыжий, не видишь, дама в салоне. Поехали! — командую, опускаясь на соседнее с водителем сиденье, взглядом обрывая его неуместный смех.
Бампер заводит мотор, срывается с места и выруливает на проспект. Вздергивает в сомнении темную бровь, закрывая окно и приглушая музыку.
— Люк, я о чем-то не в курсе?
— Есть такое, — отзываюсь я. — Давай ко второй университетской общаге. Знаешь где?
— А то! Сделаем, — кивает парень и косится с интересом на скрытую тенью девушку. — Еще бы не знать, — усмехается многозначительно, — сколько приятных воспоминаний…
— Нет, — решительно сипит Воробышек. — Люков, не надо к общаге. Давай лучше к вокзалу, — просит, внезапно кашляя в кулак. — Я все равно не могу пойти домой.