Страница 13 из 26
— Думаешь? — поднимает на меня глаза Танька.
— Уверена! И вообще, — заверяю подругу, — я с этим Люковым больше связываться не буду. Вот верну ему конспекты во вторник и забуду, кто он такой. Вот же козел!
— Козел, — соглашается со мной Крюкова и вдруг вздыхает. — Но, Женька, какой же он классный!
Ни в понедельник, ни во вторник Люкова в университете не видно. Я замечаю его темную голову, повязанную банданой, в четверг, когда захожу в аудиторию к нашему куратору на совместные пары. Помявшись на пороге, оглядываю заполненное студентами шумное помещение и иду мимо вопросительно закатившего глаза Кольки к заднему ряду парт.
— Привет, — говорю, поравнявшись с Люковым. — Можно? — опускаю сумку на скамью и смотрю на парня.
Люков поднимает на меня глаза, неохотно отрывая взгляд от яркого экрана телефона, и холодно интересуется:
— Что, соскучилась, Воробышек? На этот раз ты в очках.
Это точно. Я в очках. И явное отсутствие приветливых эмоций со стороны парня при моем появлении наблюдаю «вооруженным» глазом. И все-таки остаюсь стоять на месте.
— Не так, чтобы очень соскучилась, — честно отвечаю, — просто подошла сказать спасибо.
— Пожалуйста, — бросает Люков и отворачивается. Вновь утыкается в мобильник, поигрывая в пальцах ручкой.
Я невольно вслед за ним опускаю глаза на экран телефона и замечаю стремительно бегущие строки и длинные ряды цифр. Некоторые студенты на факультете интересуются игрой на виртуальной бирже — видимо, Люков тоже не исключение.
— Знаешь, — признаюсь, — благодаря тебе я сдала зачет по материалам.
— А, ты про это, — бросает Люков, а я удивляюсь:
— А ты про что?
— Вообще-то про лекцию. На которой вредно спать, Воробышек. Особенно с твоей успеваемостью.
Я не хочу, но краснею под его равнодушным взглядом уверенного в себе студента.
— Я принесла твои конспекты, Илья. Вот, — говорю, заставляя себя расправить плечи. Достаю из сумки тетради и кладу перед парнем на стол. Я знаю, чего мне стоит учеба в университете — бессонных ночей и истощения серых клеток. Гуманитарий до мозга костей, я тону в мире точных математических расчетов, формул и графиков, но пытаюсь, отчаянно пытаюсь выплыть. Пусть мои заслуги кажутся ничтожными тому, кому учеба дается с легкостью, но перед собой я честна, а на остальных мне плевать. — В черную я вписала последнюю лекцию по термодинамике, — выделяю из стопки тетрадь, — ты случайно перепутал свой конспект с моим и, если честно…
— Здорово тебя выручил.
— Что? — моргаю я, пока Люков отключает и прячет телефон в карман, продолжая смотреть на меня.
— Я говорю, Воробышек, здорово тебя выручил, — повторяет парень. — Что-то еще?
Я неуверенно киваю, поправляю очки и собираюсь с мыслями. Мне хочется сказать Люкову о Таньке и его поступке, хочется заступиться за Серебрянского, но колючий взгляд, словно холодная преграда, останавливает меня, пронзает, как глупую бабочку игла, заставляя чувствовать, что все окажется зря.
— Я весь внимание, только давай не тяни, — с раздражением произносит парень. — Если ты не заметила, лекция уже началась. Не пялься, Стас! — кидает за плечо своему соседу — крепкому, коротко подстриженому парню, развернувшему корпус в нашу сторону и с любопытством наблюдающему за разговором, — тебе здесь мимо.
— Илюха, не жадничай, с тебя не убудет, — улыбается парень. — Ты же знаешь, что я предпочитаю скромниц. Идите ко мне, девушка, — широким жестом приглашает сесть рядом с ним, отодвигаясь на скамье по другую сторону от Люкова. — Я куда приятнее, чем этот тип. И значительно теплее, — пошловато подмигивает.
Я растерянно оглядываюсь на взошедшего на кафедру куратора, кивком приветствующего студентов.
— Нет, спасибо, — отвечаю, наблюдая за недовольными глазами преподавателя, остановившимися на мне. — Я, пожалуй, пойду.
— Сядь! — рука Люкова хватает меня за локоть и дергает на скамью. Я плюхаюсь рядом с парнем в момент, когда в аудитории раздается громкий, хорошо поставленный женский голос:
— Студентка Воробышек, вы вновь испытываете мое терпение?
Только этого не хватало. И думать не думала.
— Что вы, София Витальевна, вовсе нет! — отвечаю уже с места, ныряю за макушки впереди сидящих студентов, разворачиваюсь и недовольно шиплю на парня, потирая ноющий локоть и отползая по скамье. — С ума сошел, Люков! Что за привычка распускать руки? Особенно с девушками? Больно же! И вообще, — добавляю через минуту, хмуро уткнувшись в конспект: — И с парнями тоже.
Люков понимает меня сразу. Он записывает новую тему лекции, вскидывает удивленно бровь, отвечая:
— Воробышек, ты ошиблась героем. Распускать руки «особенно с девушками», — тянет ухмылку, — мое любимое занятие. Тем более, что они большей частью не против. С парнями я руки не распускаю — гендерная роль не позволяет. Я с ними «разговариваю». Иногда с применением различных форм общения. Но ты уверена, птичка, что «то» была девушка? А не ядовитое нечто? — намекает прозрачно на встречу с Крюковой. — Девушки обычно вызывает во мне иные чувства.
— Более чем! — отрезаю я и замолкаю. Спорить с Люковым бесполезно, и я решаю избежать дальнейшего диспута. В течение ленты благоразумно работаю с конспектом, игнорируя редкие взгляды парня и улыбки его соседа. Когда звенит звонок на перемену, я стаскиваю со стола тетради, хватаю сумку и порывисто встаю. Отрываю Кольку от незнакомой девицы и тяну за собой в буфет. Щедро покупаю другу горячий хот-дог с сосиской и кофе и, наконец, перевожу дыхание.
Я уже заканчиваю городить Кольке ерунду, оправдывая свое присутствие в рядах старшекурсников, как слышу от друга невеселое и удручающее:
— Тебя разыскивал Синицын, Жень. Перед второй парой. Просил со старостой передать, чтобы срочно зашла. Кажется, — печально поджимает рот Невский и участливо смотрит на меня, когда я отрываю губы от чашки с кофе, о которую привычно грею руки, и упираюсь взглядом в его приветливое лицо, — ты опять влипла по его предмету с контрольной. Да не переживай, птичка! — кричит мне вслед, едва я вскакиваю с места, чтобы бежать к декану. — Что-нибудь обязательно придумаем!
Но Колька ошибается. Придумывать нечего. У меня два висящих «неуда» — по «Основам электротехники» и «Теории механизмов и машин», неподобранные хвосты и подступившие сроки пересдачи. Еще немного, какой-то шажок за грань, и мне, как никогда прежде, будет грозить отчисление.
— Я кое-чем обязан Синицыну, — перехватывает меня злой Люков у ступеней крыльца, когда я, после занятий, с понурой головой выхожу из учебного корпуса и бреду вперед, не разбирая дороги. — Не знаю, чем он обязан тебе, Воробышек, — выплевывает, почти с ненавистью окидывая мою неприметную фигуру карим взглядом, — но что декану надо от меня, он дал понять четко. Я жду тебя сегодня у себя, — нехотя цедит сквозь зубы и отворачивается, — адрес ты знаешь!
Знаю, и выбора у меня, как и у Люкова, нет. Я долго смотрю вслед рванувшей с места темной машине — с началом зимы сменившей запоминающуюся «Хонду», и иду к остановке. Сажусь в автобус, здороваюсь с парой студентов на входе общежития и думаю о крохах аванса, затерявшихся на дне тощего кошелька. Открываю дверь в комнату и нехотя констатирую: хочешь — не хочешь, Воробышек, а с учебой тебе, видимо, суждено распрощаться.
— Женька! Быстро за тряпку! У нас потоп! — встречает меня криком с порога Крюкова, когда я распахиваю дверь, и с неукротимостью налетевшего смерча впихивает в руки ведро. — Представляешь, эти придурки с седьмого — япошки недоделанные, вентиль на рукомойнике сломали! Воду горячую, видишь ли, открыть не могли! У-у! Тормоза деревянные! — яростно пышет гневом, елозя тряпкой по полу, скрючившись в позу «Зю». — Откуда в студенческой общаге горячая вода, а? — спрашивает из-под мышки. — Вот ты мне, Воробышек, скажи? Откуда?! Если мы на единственный бойлер для душевой полгода всем этажом собирали?
— Видимо, все-таки открыли, — я быстро стаскиваю куртку, закатываю штанины джинсов и засучиваю рукава. Хватаю со сточной трубы тряпку и отжимаю в ведро. Спешу повторить опять.