А жизнь продолжается

Корнелия:

— С меня довольно и того, что есть у него.

— Работать тебе было бы ни к чему, лежала бы себе день-деньской на пуховиках и вставала только к столу. Ведь это жалости подобно, как ты надрываешься, Корнелия. Да еще ходишь за лютой лошадью.

— Она не лютая, а просто норовистая.

— Будь с ней поосторожней! — произнес он озабоченно. — А если ты приглядишь себе другую лошадь, то я ее для тебя куплю. За мной дело не станет.

Корнелия была начеку и отмела его предложение, дескать, ее и эта кобыла устраивает.

— Ладно, Корнелия, подумай о том, что я тебе сказал! — проговорил он, поднимаясь со стула. — Чтобы Август к кому-то посватался, такое случается не каждый день!

Вообще-то уходить он не собирался, но раз уж поднялся, ничего другого не оставалось. Обернувшись в дверях, он с укором на нее посмотрел, только это не возымело никакого действия.

Во дворе он увидал Тобиаса с женой, они стояли и глядели на горный склон, по которому хорошо различимыми пятнышками разбрелись овцы. Они паслись, почти не передвигаясь, утопая по брюхо в муравчатой зеленой траве. Высоко на камне сидела Вальборг, стадо было перед ней как на блюдечке.

Август был не в настроении разговаривать, однако же, бросив взгляд на небо, заметил, что собирается дождь.

— Так что не пройдет нескольких дней, и у коров будет корм.

— Хорошо бы! — вздохнула хозяйка.

— Стала жара, Олсок[13] минул — самая пора, чтобы и дождь хлынул, запомните, что я сказал. Оставайтесь с миром!

Распрощался и ушел.

Тобиас за ним:

— Так как насчет того, о чем я вам вчерась толковал?

— Ты это о чем? — спросил Август не останавливаясь.

— А чтоб вы пособили мне. Для такого человека, как вы, сто крон ничего не значат.

Тут Тобиас был прав. Август вытащил на ходу бумажник, протянул ему красную ассигнацию и зашагал дальше. Не говоря ни слова.

По дороге домой ему повстречался Йорн Матильдесен с семью Беньяминовыми овцами. Одну он вел на веревке, остальные шли сами. Чтоб заставить вожатую овцу идти за ним следом, он привязал к веревке клок сена, она пехала и пехала за этим сеном, а ухватить не могла. Покорная, смирная, глупая, одним словом, овца.

— Завтра овец прибавится, — сказал Август, — только люди пускай сами отгоняют их в горы. А тебе надо будет просто стоять и считать, сколько ты принял.

Йорн кивнул и прошел мимо. Он не мог останавливаться, тогда веревка провиснет, овца дотянется до сена и съест.

— Что тебе сказали у Беньямина? — окликнул его Август.

— Похоже, они над вами смеялись! — прокричал Йорн.

Смеялись, значит? Вот она, благодарность за то, что они получили вчера за своих овец шестьдесят не то семьдесят крон лишку! А все Корнелия, это она послала гонца к своему принцу, тоже мне, генерал на велосипеде. Но погоди, дорогой Беньямин, это еще не означает, что она — твоя, Август не успел еще развернуться. Он спокойно может встать тебе поперек дороги и пригрозить: «Ни с места!» На худой конец в запасе есть Хендрик из Южного, который получил ее согласие чуть ли не пару недель назад, если что, он явится со своим ружьем, не скрывая кровожадных намерений…

Завернув в Сегельфосскую лавку, Август выбрал самую красивую и дорогую гармонь для маленького Маттиса, а еще он купил две сигары. И побрел на пристань. Он надеялся встретить цыгана, у него родилась идея.

Друзьями они не были, водиться с цыганом не водился никто, хотя руки у него были умелые. Он посмотрел на Августа своими пронзительными глазами и спросил:

— Где тебя нелегкая носит?

Август:

— А тебе зачем?

— Затем, что сегодня в усадьбу приходило много народу и все они о тебе спрашивали, а тебя и след простыл.

— Наверное, хотели продать мне овец, — догадался Август. И продолжал уже более миролюбиво: — Что же это я хотел сказать, Александер… Ты чего сегодня делаешь?

— А тебе-то что? — хмуро спросил цыган.

— Потому что, если тебе нечего делать, ты мог бы у меня подработать.

— Ха-ха-ха! У тебя!

— Заткнись и дай мне договорить! — скомандовал Август. — Тебе мнится, будто ты понимаешь толк в лошадях, ну а в овцах ты хоть сколько-нибудь разбираешься?

Александер:

— В овцах? Да я разбираюсь в любой животине.

— Ну прямо в любой! — презрительно бросил Август. — Разве что во вшах. Так вот, я теперь скупаю овец и мог бы подрядить тебя, чтоб ты меня заменял.

— У тебя и денег-то нет, — сказал Александер.

— Я мог бы заниматься этим и сам, — продолжал Август, — но не знаю, как посмотрит консул, понравится ли ему, что в усадьбе будет толочься народ. Конечно, можно было бы нанять в городе контору со служащими, но пока я подручный у консула, мне это не подобает. А хочешь сигару? На-ка!

Заполучив сигару, цыган сказал:

— Только не думай, что я возьму ее в рот после того, как она побывала в руках у такого старого пердуна. Меня уже от одного твоего вида с души воротит.

Они переругивались и собачились, но под конец сговорились, что в те дни, когда цыгану не надо будет выбирать сеть и коптить лосося, он будет ходить по округе и скупать овец. Август дал ему указания: каждый раз составлять купчую и скреплять ее подписями; в тот же день, как состоится продажа, владелец овец должен сам отогнать их в горы; когда овец пригонят обратно, чтоб их поставили на зимний корм и так далее, и так далее. Цыгану следовало не мешкая приниматься за дело, да пошевеливаться, лето уже перевалило на вторую половину, и Август хотел заполонить горное пастбище овцами как можно скорее, сейчас же, начиная с завтрашнего утра.

Он спросил:

— Тебе теперь все понятно?

Тут цыган задал ему встречный и чертовски дельный вопрос:

— Какие овцы тебе нужны больше, убойные или шерстные?

— То есть как это?

— Ну для чего они тебе — на мясо, или ты хочешь стричь шерсть?

— И то и другое! — не долго думая сказал Август. А в душе подосадовал, что не смыслит в породах.

Они немного погрызлись из-за овечьих пород и еще всякой всячины. Александеру с трудом верилось, что у Августа есть деньги, и он потребовал их показать. Где же это Август прибрал себе несколько сотен и почему до сих пор не пойман с поличным? Что же до оплаты трудов Александера, то порешили, что ему причитаются проценты с каждой сделки, а цены — за взрослую овцу давать восемнадцать крон и по десять за ягнят.

— Смотри, вот пятьсот крон, я их тебе доверяю. Завтра же и приступишь!

— Экая прорва деньжищ! — вырвалось у Александера. — Ты что, нашел их вместе с бумажником?

— Да, нашел его, когда перетряхивал свою котомку.

— А ночью он тоже при тебе?

Август:

— Бумажник? Да нет, я оставляю его в кармане, а пиджак вешаю на стену. А сам я ложусь в кровать.

Следующий день он употребил на одиночную вылазку. Одетый по-будничному, с запасом еды всего на один раз, с револьвером и сотней патронов в кармане, он обошел крутом большое горное озеро.

Еще одна новая идея? Ну да.

Он давно уже поставил перед собой задачу исследовать горное озеро и решил дольше не откладывать. Для него было долгом чести выяснить, водится ли там — во имя всего святого — форель? Действительно ли ее туда выпустил Теодор, отец консула? Или же есть вероятность того, что она поднялась туда по ручью, который сбегает к морю? И где тогда этот ручей?

Старый подручный идет на своих двоих, карабкается по скалам, перебирается через расселины, иной раз он переправляется вброд, по воде, иной раз вынужден пуститься в обход, но он идет, движется вперед, продвигается шаг за шагом. Он человек упорный. Ближе к полудню он посчитал, что примерно на полпути, охотничий домик давно уже скрылся из виду, а он так и не обнаружил ни единого ручейка, который бы вытекал из озера. Управившись с обедом, он вынул револьвер и начал стрелять. Он упражнялся в стрельбе с расстояния, скоростной стрельбе, стрельбе с кармана, стрельбе с левой руки, стрельбе назад, стрельбе с закрытыми глазами — короче, из любого положения. Он стрелял и смеялся от удовольствия, от радости, выстрелы звучали в его ушах как музыка, ха-ха!..

13

29 июля, День св. Олава.