Сдвиг

Вот эти сведения и вызывали у меня полный разрыв шаблона. Какой еще, на фиг, смертельный вирус? Какая Катастрофа? Какие колонии на Луне и Марсе? В моем мире чаще всего умирают от сердечно-сосудистых заболеваний, вызванных нездоровым образом жизни, и от рака. А на Луну последний раз летали американцы, если мне не изменяет память, в начале семидесятых годов прошлого века. Катастрофой же с большой буквы иногда называют холокост – целенаправленное уничтожение немцами евреев во время Второй мировой войны. Шесть миллионов евреев, кажется, были уничтожены. Жуткая цифра. Но все равно не идущая ни в какое сравнение с тем количеством жертв, о котором писала «Правда». Хотя, конечно, между убитыми по национальному признаку и умершими от вируса есть разница и немалая… Стоп, не о том думаю.

Что получается?

Одно из двух: либо я стал невольной жертвой грандиозной фальсификации, затеянной кем-то с неведомой мне целью, либо вокруг меня и впрямь мир, в котором люди вымерли от пандемии смертельной болезни. Но предварительно успели основать колонии на Луне и Марсе.

И какую же версию мне принять (версия, где я сошел с ума и стал жертвой собственного больного воображения, была отвергнута сразу, по причине ее упадничества и полной неконструктивности)? Будем честны. Первая мне нравится больше – не такая страшная. Но более похожа на правду именно вторая. Значит, из нее и нужно исходить. Скорее всего, было так. В силу каких-то неизвестных факторов на дороге, по которой я ехал, образовался некий портал в другой мир. Присутствие оного портала было весьма явно обозначено шапкой белого плотного тумана, куда я по собственной дурости и въехал, подвергшись затем натуральной массированной атаке грозовых атмосферных разрядов в виде молний. После чего оказался в похожем на мой, но совершенно ином мире. Каковой теперь мне и надлежит исследовать, дабы понять, как здесь выжить и каким образом вернуться обратно. Потому что вы, как хотите, а я оставаться здесь долго не намерен. Уж больно неуютно.

«Да, выглядит это все как полный и окончательный бред сумасшедшего, – думал я, – но это нормально, так и должно быть. Параллельные миры встречались мне доныне лишь в фантастических романах и фильмах, а если фантазии писателей и сценаристов на глазах превращаются в реальность, то как, спрашивается, они должны выглядеть? Плевать, пусть выглядят как хотят. Думать нужно не об этом. Поменьше эмоций и побольше рацио. Значит, первым делом нужно подыскать безопасный ночлег и желательно что-нибудь пожрать. Потому что, чует мое рацио вместе с эмоцио, не выбраться мне отсюда так быстро, как хотелось бы. Ох, не выбраться».

И тут же, словно Венера в ясном вечернем небе, зажглась и набрала яркости новая мысль: «Быстро не выбраться – это ладно. Все гораздо хуже. Потому что если это и впрямь мир, где человечество вымерло практически в одночасье от смертельного вируса, то где, спрашивается, гарантия, что этот долбаный антарктический древний микроорганизм до сих пор не притаился в местном воздухе и воде? Только и дожидаясь момента, как бы заполучить очередную жертву. То бишь меня любимого. Мало того, дорогой мой Данечка, нет никакой гарантии, что этот вирус уже в тебя не проник и не начал веселье. Если он сколько-то там тысяч, а то и миллионов лет подо льдами Антарктиды просидел и не сдох, то что ему каких-то тридцать лет на воле вольной?» Вот тут-то, когда я эту мысль осознал, мне стало по-настоящему тоскливо. «Хреново уже одно то, что нахожусь я тут с утра и дышу этим воздухом. Еще и скелеты разные осматривал, нудак на букву «М». По карманам жмуриков лазил, предположения строил. Шерлок Холмс, семь два твою мать. Да как только ты этот город Эйнштейн и брошенный блокпост в бинокль разглядел, надо было прыгать за руль, разворачиваться и гнать куда подальше. Ага. Куда подальше-то? Если то, что написано в газете, правда (а это подтверждают – ха-ха! – название газеты и мои собственные глаза), то спрятаться от вируса нельзя. Только в колониях на Луне и Марсе. И что теперь, на Луну лететь? Или на Марс? Хотя до Луны, конечно, ближе. Ну давайте, я готов. Где ракета? Черт, что же делать-то?..»

Прерывая ход моих совсем невеселых мыслей, с верхушки ближайшего дерева громко каркнула ворона и тут же снялась в полет, держа курс на запад, в сторону давно перевалившего за полдень солнца. За ней, тоже с карканьем, последовала вторая и третья. Я проводил летучих пираток глазами и насторожился. «Следите за птицами, – учил нас, помнится, старший лейтенант Холод. – Они опасность первыми видят и чуют. И соответственно реагируют».

Прислушался. Тихо, как было и прежде. Даже вороны, скрывшись из глаз, умолкли где-то вдали. Видать, сказали одна другой, что хотели. Еще бы знать, что именно… Только ветерок шелестит в начавшей желтеть листве да поскрипывает где-то едва слышно под тем же ветерком то ли открытая дверь, то ли оконная рама. Ну, или флюгер. Хотя откуда здесь флюгер? Город-то новый, построенный в чистом поле по воле партии и советского правительства с целью дальнейшего проникновения в тайны природы и во имя торжества советской науки. Эк меня тащит. Ведь и не рос, кажется, при советской власти, а все нужные слова откуда-то сами выскакивают. Генетическая память, не иначе.

Вот они!

Я стоял спиной к машине, до которой было десятка полтора шагов, и смотрел прямо перед собой – в конец пустой улицы, пересекающей сквер по левую руку от меня. По ней были проложены трамвайные пути, на которых позади меня и моей машины застыл древний трамвай из двух вагонов красного цвета с разбитыми оконными стеклами. Газетный киоск находился по правую руку и чуть впереди.

Они появились из-за семиэтажного углового кирпичного здания, выходящего одной стороной на сквер, а другой на улицу с трамвайными путями. Легко и бесшумно, словно стая призраков.

Только были это не призраки, а самые что ни на есть реальные собаки. С дюжину особей. До них было метров семьдесят-восемьдесят, и расстояние быстро уменьшалось, так как стая, не раздумывая ни полмгновенья, направилась в мою сторону. Прямо по трамвайным путям.

Сам я не собачник, но собак не боюсь, никаких. Мне всегда удавалось находить с ними общий язык. За тем редким исключением, когда на меня натравливали их специально (бывало и такое). Но здесь был явно особый случай. Если верить газете и собственным глазам, люди в городе Эйнштейне, вероятнее всего, и во всем этом мире вымерли около трех десятилетий назад. Возможно, немногим меньше. Это, в свою очередь, означало, что стая собак, неторопливой трусцой приближающаяся сейчас ко мне, была не просто одичавшей – дикой изначально. С дикими же зверями мне серьезного дела иметь не приходилось, и я совершенно не знал, как себя с ними вести. Поэтому, не спуская глаз со стаи, я вытащил из-за пояса пистолет и, держа его дулом вверх у левого плеча (хотя я практически одинаково владею двумя руками, но предпочтение отдаю левой), пятясь, отступил к машине. Расстояние между нами сократилось метров до пятидесяти, и теперь стало хорошо заметно, что собак и впрямь около дюжины. Все крупные – размером с восточноевропейскую овчарку и больше. Впереди неторопливо плыл вожак. Он был выше в холке и массивнее остальных. Его лобастая башка чем-то напоминала медвежью, короткая густая бурая шерсть с черными подпалинами лоснилась на солнце. От него так и веяло силой и здоровьем. И опасностью.

Он заметил, что я его вижу, но хода не сбавил. Только коротко повернул голову, словно что-то сказал или приказал членам стаи. Собаки тут же разделились на три равные группы. Первая, из четырех особей во главе с вожаком, продолжала двигаться по прямой точно на меня. А вторая и третья взяли соответственно правее и левее, явно намереваясь подобраться с флангов. Все маневры совершались в полной тишине.

Эге, так дело не пойдет.

Я взвел курок. Дождавшись, когда между мной и вожаком осталось примерно пятнадцать метров, поднял «викинг» и выстрелил в воздух.

Не знаю почему, но сразу стрелять в собак мне не хотелось. Они пока не сделали ничего плохого. К тому же было в них что-то неуловимо странное. Повторяю, я сугубо городской житель. Не охотник, не следопыт и даже не какой-нибудь экстремальный турист. С дикими животными сталкивался преимущественно в зоопарке и ничего не понимаю в их привычках и повадках. Но здесь, словно какое-то давным-давно похороненное в глубинах моего генома шестое чувство подсказало: «Не убивай. Только останови. Покажи, что ты сильный и не боишься». Я принял подсказку.